Поиск по сайту
Главная
Сказки- Стихи
- Рассказы
- Басни
- Сказания
- Школьная программа
- Анекдоты
- Пословицы
- Афоризмы
- Цитаты
- Песни
- Конкурсы
Лучшее
Пятеро в звездолете
Мошковский
2dea61eed4bceec564a00115c4d21334
Краткое содержание рассказа "Пятеро в звездолете":
Другое название - "Заблудившийся звездолёт". Космическая опера. Школьники с Земли, тайком отправившиеся в самостоятельное космическое путешествие, оказались на планете, населенной роботами. Они сначала и не подозревали об этом; напротив, они были в восторге от необычайной организованности, эффективности, энергичности инопланетян, чистоты их улиц и прямолинейности их дорог, их подтянутости и не сходящих с их лиц неизменных жизнерадостных улыбок.
2dea61eed4bceec564a00115c4d213340">
2dea61eed4bceec564a00115c4d21334
Глава первая. Очень важный разговор
Толя стоял нахмурив лоб.
Все было напрасно… Все-все!
Отцу и дела не было, что он целый месяц готовился к этому разговору.
В этот день перед приходом отца Толя сидел в своей комнате и в последний раз обдумывал, с чего лучше начать разговор. Со стен на него смотрели разноцветные лица жителей других планет, нарисованные его другом Алькой: длинные, широкие, круглые, с одним, двумя и даже десятью глазами; с потолка списали фиолетовые лианы, привязанные к проволочкам огненно-красные раковины и чучела невиданных птиц с расправленными крыльями; у стен лежали голубые, золотистые и чёрные инопланетные камни, большие, но такие лёгкие, что их запросто можно было отбросить через всю комнату щелчком; на полках стояли книги с очень тонкой бумагой – тысяча и больше страниц в каждой! – и с маленькой стрелочкой на переплёте: поверни – и страницы сами листаются с нужной тебе скоростью.
Все это привёз отец из космических командировок и подарил Толе, который с тех нор, как научился ходить, бредил иными мирами, ослепительными, неведомыми, диковинными…
И вот Толя стоял в огромном кабинете, и отец повторял:
– Нельзя, сынок… Разве ты не знаешь, что детям до семнадцати лет строго-настрого запрещено вылетать за пределы Солнечной системы?
– Но почему, пап? Ты можешь сказать почему?
– Как будто сам не знаешь, не читаешь газет, не слушаешь радио, не учишься в школе, где…
– Слушаю! Понимаю! Учусь! И поэтому знаю, что этот запрет устарел… Может, ещё раз показать тебе книгу «Научные открытия, сделанные детьми за последние три года»?
– Не надо…
Толин отец был знаменитый учёный, автор многих книг, вице-президент Академии чешуекрылых. Он с детства был так увлечён своими бабочками, что никогда не расставался со складным сачком и даже дома изучал их. Самые редкие бабочки, известные на Земле всего в двух-трех экземплярах, красовались в прозрачных коробочках, висевших на стенах отцовского кабинета. Они были причудливо разрисованы природой, и отец всегда с гордостью показывал их гостям. В шкафах и на полках его кабинета хранились коробочки с десятками тысяч бабочек Земли и разных планет, где побывали земляне; здесь же стояли сотни книг на разных языках Вселенной, посвящённых все тем же бабочкам. И дня, казалось, и часа не мог прожить отец без них!
Вот и сейчас он отвечал Толе и одновременно поглядывал в окуляр маленького электронного микроскопа, чтоб получше рассмотреть зубчатое крыло бабочки необыкновенно яркой фиолетовой раскраски.А Толя, бледный, тихий, большеухий, с блестящими глазами, стоял у стола и смотрел на отца.
– Толя, – сказал отец, – нельзя так! Ну хочешь, я посажу тебя в звездолёт, который завтра в семь пятнадцать летит на Луну?
– Не хочу я на Луну! Десять раз был там! Каждый камень и цирк знаю наизусть! Скоро там детские сады открывать будут и придумают скафандры для грудных… Там даже наш Жора был…
– Надо было отправиться с Серёжей Дубовым и его отцом на Марс, они ведь звали тебя.
– Не хочу я на Марс! Я хочу на сверхдальние…
– Я тебе уже ответил. Как будто на Марсе скучно или даже здесь… Ох, сынок, сынок!
– Папа…
– Я сейчас кончу, сынок… Всему своё время, не торопись, ничего от тебя не уйдёт. И на нашей Земле ещё много неоткрытого и загадочного… Уверен, что твой Андрюша Уваров не сидит сейчас сложа руки в лагере археологов; сам знаешь, они уже наполовину раскопали город инков; говорят, он почти целиком сохранился. И ты бы мог поехать с Андрюшей и его братом. И город Хрустальный тебя не заинтересовал, а ведь он в самом центре Антарктиды… Ну признайся, сколько получил радиограмм от Пети Кольцова с приглашением прилететь к нему хотя бы на неделю?
– Десять, – угрюмо уронил Толя.
– Ну вот видишь! Все твои друзья разъехались на каникулы то куда, а ты… Толя, ну полови мне бабочек. Полови! Это ведь так важно…
– Я поймаю тебе миллиард бабочек, но не здесь, а там, только…
– Нельзя, сынок, – повторил отец и вздохнул. – И не просись, не настаивай, учись быть терпеливым… Прошу тебя.
– Но ты ведь даже за своими насекомыми летаешь на самые далёкие планеты…
– Верно, меня туда командируют, и ещё я летаю туда по просьбе этих планет в качестве консультанта. Но и для меня существуют законы Высшей Дисциплины, Высшей Совести и Высшего Терпения, и есть планеты, на которые по разным зависящим и не зависящим от меня причинам я не имею права летать. А ведь я взрослый. И я не могу нарушить параграфа о детях «Инструкции межзвёздных полётов». Она написана добрыми и мудрыми людьми…
– Но почему они забывают, что дети…
– Толя!.. – Отец в изнеможении откинулся на спинку кресла. – Ну что у тебя за характер! Ты даже не представляешь, что это такое – полет туда…
– Представляю! Я ничего не боюсь! Папа, прости меня, но ты… Ты сверхосторожный! Сверх…
– А ты в таком случае сверххрабрый, сверх-странный, сверхмальчик! – Отец встал из-за стола, засмеялся и дёрнул его за ухо. – Рвёшься на сверх дальние, а научился нырять на двадцать метров? А прочитал все пять тысяч страниц «Книги океанов»? А веснушки на своём собственном носу сумеешь сосчитать? Толя выбежал из кабинета.
Опять эти веснушки! Эти насмешки насчёт глубины его познаний… Толя бросился к маме – она уже вернулась из своей Академии облаков, где занималась проблемами их буксировки в засушливые районы Земли… Но тут же он отскочил от двери: мама ведь тоже была против его полёта на сверх… – ах опять это проклятое «сверх»! – … дальние планеты. И брат его, тоже учёный, посвятивший свою жизнь жизни крабов, не поддерживал Толю. И сестра, писавшая стихи…
Толя вылетел из квартиры, нажал на зеленую, светящуюся на чёрной дощечке кнопку, и к нему тотчас бесшумно примчался лифт. Толя вошёл в кабину. Что ж это получается? Он, Толя, рвётся к необычному, к загадочному и высокому, а им это…
Толя шмыгнул носом, сдержал слезы и шагнул из лифта. И вышел на широкий солнечный двор. Здесь росли платаны и цвели розы – алые, белые, жёлтые. У одного дерева стоял Жора, прозванный за свой неслыханный, за свой прямо-таки ужасающий аппетит Обжорой. К тому же он был весельчак и отъявленный бездельник. Второго такого мальчишки не было во всем Сапфирном, и, как уверял первый Толин друг Серёжа Дубов, находившийся сейчас на Марсе, скоро в их двор будут водить большие экскурсии: пусть все знают, что ещё встречаются ребята, которые часами могут сидеть развалясь на скамейке и ничего не делать и так много есть.
Однако сейчас Жора не бездельничал и не ел. Он нюхал розу и одновременно глядел в окно, за которым… Конечно же, ни в какое другое окно смотреть он не мог! Он мог смотреть только в окно, за которым жила Леночка…
Здесь бы Толе прибавить шагу, чтоб его не заметил Обжора, но Толя шёл медленно, и у жёлтой будки с двумя роботами-дворниками, которые по утрам подметали и поливали двор, его настиг хохочущий голос Обжоры:
– Толь, ты чего кислый? Плакал?
Из окон их большого дома стали высовываться ребячьи головы, и это ещё сильней раззадорило Жору-Обжору, и он хотел что-то добавить, как вдруг послышалось: – Обжора, хочешь банан? Это сказал Алька Горячев, сын известного художника и сам немножко художник, Толин друг, не самый первый, но тоже очень хороший. Худенький, быстрый, ловкий, он выскочил из подъезда со связкой жёлто-зелёных, кривых, как бумеранги, бананов.
– Хочу! – крикнул Жора-Обжора, и Алька, оторвав от связки, кинул один банан.
Жора поймал его, тремя полосками содрал шкуру, сунул в рот влажно-белый, мучнистый плод и снова глянул на окна своими крошечными, лениво-весёлыми глазками, утонувшими в полном, щекастом лице, и с большим аппетитом принялся жевать, потом швырнул за платан кожуру и попросил у Альки ещё один.
– Ешь! Жуй! Наслаждайся! – Алька с чувством провёл рукой по Жориной голове против шерсти и дал ему ещё один банан. И опять полетела за платан кожура…
Всех выручал Алька: чего ни попроси у него – поможет, сделает, отдаст.
– Скажи отцу, чтоб получше смазал дворников, – напомнил он Жоре, – им после тебя всегда много работы…
Жорин отец был механиком, следившим за роботами, которые убирали пыль и грязь на их улице. Однако Жора пропустил Алькины слова мимо ушей.
Все было напрасно… Все-все!
Отцу и дела не было, что он целый месяц готовился к этому разговору.
В этот день перед приходом отца Толя сидел в своей комнате и в последний раз обдумывал, с чего лучше начать разговор. Со стен на него смотрели разноцветные лица жителей других планет, нарисованные его другом Алькой: длинные, широкие, круглые, с одним, двумя и даже десятью глазами; с потолка списали фиолетовые лианы, привязанные к проволочкам огненно-красные раковины и чучела невиданных птиц с расправленными крыльями; у стен лежали голубые, золотистые и чёрные инопланетные камни, большие, но такие лёгкие, что их запросто можно было отбросить через всю комнату щелчком; на полках стояли книги с очень тонкой бумагой – тысяча и больше страниц в каждой! – и с маленькой стрелочкой на переплёте: поверни – и страницы сами листаются с нужной тебе скоростью.
Все это привёз отец из космических командировок и подарил Толе, который с тех нор, как научился ходить, бредил иными мирами, ослепительными, неведомыми, диковинными…
И вот Толя стоял в огромном кабинете, и отец повторял:
– Нельзя, сынок… Разве ты не знаешь, что детям до семнадцати лет строго-настрого запрещено вылетать за пределы Солнечной системы?
– Но почему, пап? Ты можешь сказать почему?
– Как будто сам не знаешь, не читаешь газет, не слушаешь радио, не учишься в школе, где…
– Слушаю! Понимаю! Учусь! И поэтому знаю, что этот запрет устарел… Может, ещё раз показать тебе книгу «Научные открытия, сделанные детьми за последние три года»?
– Не надо…
Толин отец был знаменитый учёный, автор многих книг, вице-президент Академии чешуекрылых. Он с детства был так увлечён своими бабочками, что никогда не расставался со складным сачком и даже дома изучал их. Самые редкие бабочки, известные на Земле всего в двух-трех экземплярах, красовались в прозрачных коробочках, висевших на стенах отцовского кабинета. Они были причудливо разрисованы природой, и отец всегда с гордостью показывал их гостям. В шкафах и на полках его кабинета хранились коробочки с десятками тысяч бабочек Земли и разных планет, где побывали земляне; здесь же стояли сотни книг на разных языках Вселенной, посвящённых все тем же бабочкам. И дня, казалось, и часа не мог прожить отец без них!
Вот и сейчас он отвечал Толе и одновременно поглядывал в окуляр маленького электронного микроскопа, чтоб получше рассмотреть зубчатое крыло бабочки необыкновенно яркой фиолетовой раскраски.А Толя, бледный, тихий, большеухий, с блестящими глазами, стоял у стола и смотрел на отца.
– Толя, – сказал отец, – нельзя так! Ну хочешь, я посажу тебя в звездолёт, который завтра в семь пятнадцать летит на Луну?
– Не хочу я на Луну! Десять раз был там! Каждый камень и цирк знаю наизусть! Скоро там детские сады открывать будут и придумают скафандры для грудных… Там даже наш Жора был…
– Надо было отправиться с Серёжей Дубовым и его отцом на Марс, они ведь звали тебя.
– Не хочу я на Марс! Я хочу на сверхдальние…
– Я тебе уже ответил. Как будто на Марсе скучно или даже здесь… Ох, сынок, сынок!
– Папа…
– Я сейчас кончу, сынок… Всему своё время, не торопись, ничего от тебя не уйдёт. И на нашей Земле ещё много неоткрытого и загадочного… Уверен, что твой Андрюша Уваров не сидит сейчас сложа руки в лагере археологов; сам знаешь, они уже наполовину раскопали город инков; говорят, он почти целиком сохранился. И ты бы мог поехать с Андрюшей и его братом. И город Хрустальный тебя не заинтересовал, а ведь он в самом центре Антарктиды… Ну признайся, сколько получил радиограмм от Пети Кольцова с приглашением прилететь к нему хотя бы на неделю?
– Десять, – угрюмо уронил Толя.
– Ну вот видишь! Все твои друзья разъехались на каникулы то куда, а ты… Толя, ну полови мне бабочек. Полови! Это ведь так важно…
– Я поймаю тебе миллиард бабочек, но не здесь, а там, только…
– Нельзя, сынок, – повторил отец и вздохнул. – И не просись, не настаивай, учись быть терпеливым… Прошу тебя.
– Но ты ведь даже за своими насекомыми летаешь на самые далёкие планеты…
– Верно, меня туда командируют, и ещё я летаю туда по просьбе этих планет в качестве консультанта. Но и для меня существуют законы Высшей Дисциплины, Высшей Совести и Высшего Терпения, и есть планеты, на которые по разным зависящим и не зависящим от меня причинам я не имею права летать. А ведь я взрослый. И я не могу нарушить параграфа о детях «Инструкции межзвёздных полётов». Она написана добрыми и мудрыми людьми…
– Но почему они забывают, что дети…
– Толя!.. – Отец в изнеможении откинулся на спинку кресла. – Ну что у тебя за характер! Ты даже не представляешь, что это такое – полет туда…
– Представляю! Я ничего не боюсь! Папа, прости меня, но ты… Ты сверхосторожный! Сверх…
– А ты в таком случае сверххрабрый, сверх-странный, сверхмальчик! – Отец встал из-за стола, засмеялся и дёрнул его за ухо. – Рвёшься на сверх дальние, а научился нырять на двадцать метров? А прочитал все пять тысяч страниц «Книги океанов»? А веснушки на своём собственном носу сумеешь сосчитать? Толя выбежал из кабинета.
Опять эти веснушки! Эти насмешки насчёт глубины его познаний… Толя бросился к маме – она уже вернулась из своей Академии облаков, где занималась проблемами их буксировки в засушливые районы Земли… Но тут же он отскочил от двери: мама ведь тоже была против его полёта на сверх… – ах опять это проклятое «сверх»! – … дальние планеты. И брат его, тоже учёный, посвятивший свою жизнь жизни крабов, не поддерживал Толю. И сестра, писавшая стихи…
Толя вылетел из квартиры, нажал на зеленую, светящуюся на чёрной дощечке кнопку, и к нему тотчас бесшумно примчался лифт. Толя вошёл в кабину. Что ж это получается? Он, Толя, рвётся к необычному, к загадочному и высокому, а им это…
Толя шмыгнул носом, сдержал слезы и шагнул из лифта. И вышел на широкий солнечный двор. Здесь росли платаны и цвели розы – алые, белые, жёлтые. У одного дерева стоял Жора, прозванный за свой неслыханный, за свой прямо-таки ужасающий аппетит Обжорой. К тому же он был весельчак и отъявленный бездельник. Второго такого мальчишки не было во всем Сапфирном, и, как уверял первый Толин друг Серёжа Дубов, находившийся сейчас на Марсе, скоро в их двор будут водить большие экскурсии: пусть все знают, что ещё встречаются ребята, которые часами могут сидеть развалясь на скамейке и ничего не делать и так много есть.
Однако сейчас Жора не бездельничал и не ел. Он нюхал розу и одновременно глядел в окно, за которым… Конечно же, ни в какое другое окно смотреть он не мог! Он мог смотреть только в окно, за которым жила Леночка…
Здесь бы Толе прибавить шагу, чтоб его не заметил Обжора, но Толя шёл медленно, и у жёлтой будки с двумя роботами-дворниками, которые по утрам подметали и поливали двор, его настиг хохочущий голос Обжоры:
– Толь, ты чего кислый? Плакал?
Из окон их большого дома стали высовываться ребячьи головы, и это ещё сильней раззадорило Жору-Обжору, и он хотел что-то добавить, как вдруг послышалось: – Обжора, хочешь банан? Это сказал Алька Горячев, сын известного художника и сам немножко художник, Толин друг, не самый первый, но тоже очень хороший. Худенький, быстрый, ловкий, он выскочил из подъезда со связкой жёлто-зелёных, кривых, как бумеранги, бананов.
– Хочу! – крикнул Жора-Обжора, и Алька, оторвав от связки, кинул один банан.
Жора поймал его, тремя полосками содрал шкуру, сунул в рот влажно-белый, мучнистый плод и снова глянул на окна своими крошечными, лениво-весёлыми глазками, утонувшими в полном, щекастом лице, и с большим аппетитом принялся жевать, потом швырнул за платан кожуру и попросил у Альки ещё один.
– Ешь! Жуй! Наслаждайся! – Алька с чувством провёл рукой по Жориной голове против шерсти и дал ему ещё один банан. И опять полетела за платан кожура…
Всех выручал Алька: чего ни попроси у него – поможет, сделает, отдаст.
– Скажи отцу, чтоб получше смазал дворников, – напомнил он Жоре, – им после тебя всегда много работы…
Жорин отец был механиком, следившим за роботами, которые убирали пыль и грязь на их улице. Однако Жора пропустил Алькины слова мимо ушей.
Глава вторая. Колёсников
Между тем Толя вышел на бульвар Открытий. Под его ногами – пока их не успели убрать роботы – шуршали сухие, жёлтые лепестки акаций, мимо него с тонким мелодичным свистом проносились остроносые многоцветные автолеты.
Из них высовывались жёлтые лица японцев, индианок с Огненной земли, белозубых негров из окрестностей африканского озера Чад, белокурых спокойных норвежцев… Во все глаза смотрели они на город Сапфирный, который лежал у красивейшей Сапфировой бухты с золотистыми песчаными пляжами. Вода бухты была прозрачная, прохладная; она ласково подхватывала и несла купальщиков и, говорили, в один день снимала годовую усталость. И, наработавшись, люди всех континентов Земли спешили сюда хотя б на недельку.
И были ещё в этом городе, на его зелёных холмах, развалины легендарной Генуэзской крепости незапамятных времён, когда на Земле было рабство; тогда здесь шумел невольничий рынок, и за медные, серебряные и золотые монеты с властными профилями римских и византийских императоров богачи могли купить красивую девушку или юношу, взятых в плен во время разбойничьих набегов. Сейчас в их городе и на всей Земле ничего не продают, деньги остались только под стеклом музеев, и приезжающие сюда люди с грустью и недоумением смотрят на эти высокие, позеленевшие зубцы выветренных, крошащихся стен крепости, на некогда грозные бойницы, которые теперь приступом берут весёлые ласточки… И ещё люди приезжают в их город, чтоб сходить в удивительный, пока что единственный в мире музей Астрова – прославленного художника, уроженца этого города, который писал на тонких металлических листах особыми, несмываемыми, вечными красками подводные пейзажи Сапфировой бухты с морскими звёздами на тускло-зелёных скалах, с таинственным мерцанием глубин, с бликами проникающего сверху солнца, с загадочной тенью полуразрушенного, громадного чёрного Вулкана, стоявшего на берегу, – из него который уже век море вымывает редкостные по красоте драгоценные камешки, о которых мечтают девочки, девушки, женщины и даже старушки всех континентов Земли…
Но Толя шёл по этому великолепному зеленому городу, и ему было не до его пляжей и синевы его Сапфировой бухты. Он шёл потупясь, и время от времени над ним раздавался жаркий, скользящий свист, и тогда он резко вскидывал голову: с окраины города, где был космодром, один за другим стартовали и уходили во Вселенную звездолёты…
Вдруг Толя заметил Леночку.
Она шла навстречу ему в коротеньком серебристом платье и, склонив голову, читала какую-то книгу. При этом её длинные светлые волосы сжимались и разжимались, как тугие пружинки, и касались страниц раскрытой книги.
Толя остановился.
Леночка, конечно, не замечала его.
Между тем прямо на Толю, негромко жужжа моторами, двигался невысокий треугольный робот из красной пластмассы и тщательно подбирал с асфальта лепестки акации: терпеливо постояв возле Толи, поморгал зелёным электроглазом, чтоб он отошёл и разрешил роботу втянуть в себя лепестки, лежавшие под Толиными подошвами. Толя разрешил ему, и робот, сказав «спасибо», деликатно двинулся дальше. Ребята в их городе привыкли к роботам, и Толя не обратил на него ни малейшего внимания. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от Леночки.
Значит, она не дома, и Жора напрасно вёл наблюдение за её окнами…
Толе хотелось броситься к ней, спросить, как дела в балетной школе, где она училась, рассказать ей что-нибудь смешное, позвать к причалу, забитому бело-голубыми прогулочными подводными и надводными ракетоплавами, или сходить к Стеклянной башне рыбной фермы «Серебряная кефаль», которой заведует её мама…
Но броситься к Леночке и куда-нибудь позвать её было невозможно. Невозможно потому, что нос и большие Толины уши были отвратительно усеяны мелкими рыжими веснушками, и было их столько – отец прав – не сосчитать! Они были только на носу и ушах, и больше нигде, и это было ужасно. Нос и уши поэтому резко выделялись, и, конечно, это видели все, и особенно девчонки…
Леночка прошла мимо, а Толя поплёлся дальше. Он не услышал, как рядом с ним остановился маленький, сверкающий синим лаком автолет. И лишь когда Толю окликнула из кабины, он прямо-такн подпрыгнул от неожиданности.
– Ты чего один? – Колёсников поднял на лоб зеленоватые очки.
Толя шёл дальше. Он не хотел объяснять, что лучшие друзья его разъехались в разные точки Земли, а Серёжа – за её пределы.
– А нос почему повесил? Смотри, поцарапаешь об асфальт!
Толя даже не улыбнулся.
– Значит, не скажешь?
Толя промолчал. Он не хотел говорить с Колесниковым ещё и потому, что тот был резок, грубоват и держался надменно. Что по сравнению с ним добродушный и весёлый Жора-Обжора! И было непостижимо, почему Колёсников такой… Чего ему не хватало?
Во дворе его звали только по фамилии или, когда он чем-то досаждал ребятам, обзывали Колесом. Он был на два года старше Толики его приятелей, но чрезвычайно мал ростом, и, наверно, из-за этого он недолюбливал всех, кто выше его хоть на сантиметр. А выше его были почти все ребята, даже девчонки.
Однако он здорово разбирался в технике – запросто ремонтировал любые домашние машины и роботов и даже переделывал их, заставляя работать по своей программе: один ходил и чистил двор и при этом хрипло и страшно ругался: «Найду и сожру я ленивца Обжору, оставлю от Жоры я косточек гору!»; другой робот, в обязанность которого входила поливка двора и цветов, незаметно подкрадывался к сидевшим во дворе на скамейках и почти в упор пускал в них тугую струю холодной воды. Колесникову сильно влетало за это, и Жорин отец брал расшалившихся роботов в свою мастерскую, гаечным ключом, отвёртками и паяльником «выбивал из них дурь» и заново учил заниматься полезной деятельностью. Кроме всего, Колёсников был отменным автолетогонщиком, трижды завоёвывал кубок Отваги и Скорости на детских автолетных гонках в Сапфирном. У нескольких ребят из их дома были свои маленькие автолеты, но лишь у Колесникова был особый – сверхскоростной – и права на вождение его…
Колёсников вылез из машины. Коренастый, в кожаных штанах с «молниями» на карманах, в безрукавке из плотной серой ткани, он подвигал затёкшими ногами, точно не один час уже носился по улицам города, и спросил:
– Ленку не встречал?
Так вот почему Колёсников рыскал по всему городу!
Толя не захотел помочь ему, но и соврать не мог. И поэтому он угрюмо молчал.
– Значит, не видел? Я вчера обещал ей… Толя отвернулся от него и быстро пошёл по тротуару.
– Могу подвезти… Садись! – Колёсников, прихрамывая, пошёл за ним. Шёл он неуклюже, потому что редко ходил пешком, но серые глаза его были хитрые и лихие.
– Спасибо. Как-нибудь сам… – Толя пошёл ещё быстрей.
Он, как и все ребята из их дома, сторонился Колесникова, но полгода назад тот просто поразил его… Нет, не победами в гонках – к ним Толя был равнодушен. Случилось вот что: Колёсников тайком пробрался в звездолёт, уходивший за пределы Солнечной системы, в складской отсек, и, наверно, единственный из всех мальчишек Земли – а о девчонках и говорить не приходится – зайцем посетил сразу пять отдалённых планет и привёз оттуда много сувениров! Правда, за этот полет он по прибытии на Землю был сильно наказан: ему запретили год бывать даже на ближних планетах. Но Толя готов был принять в сто раз более строгое наказание, лишь бы побывать там… Но разве мог он осмелиться на такое?..
У Толи даже не было своего автолета, потому что он был рассеян и никак не мог заучить всех правил вождения, назначения всех циферблатов и клавишей на приборном щитке, и ему поэтому не выдавали права…
Колёсников вернулся к машине, сел в неё, догнал Толю и поехал у края тротуара, опережая Толю на каких-нибудь полметра. Его маленькие крепкие руки со следами смазочного масла и старых порезов легко и небрежно сжимали штурвал.
– Ты что, обиделся? – мягко, почти ласково спросил Колёсников.
– Нет.
– Ну так садись. Съездим искупаемся… Жарища-то какая!
Толя кинул на него взгляд: глаза у Колесникова, сидевшего за штурвалом, смотрели ещё более ласково. Что с ним? Подобрел? Но из-за чего? Ведь Толя за ночь не стал ниже ростом и по-прежнему не был силён в технике…
– Я не хочу купаться, – сказал Толя.
– Как знаешь… Вчера, между прочим, мы с отцом были у дяди Артёма, и он рассказывал нам о планете П-471…
Толя сразу забыл обо всем на свете. И пошёл совсем тихо. И даже незаметно приблизился к краю тротуара, чтоб лучше слышать все, что Колёсников скажет дальше.
Из них высовывались жёлтые лица японцев, индианок с Огненной земли, белозубых негров из окрестностей африканского озера Чад, белокурых спокойных норвежцев… Во все глаза смотрели они на город Сапфирный, который лежал у красивейшей Сапфировой бухты с золотистыми песчаными пляжами. Вода бухты была прозрачная, прохладная; она ласково подхватывала и несла купальщиков и, говорили, в один день снимала годовую усталость. И, наработавшись, люди всех континентов Земли спешили сюда хотя б на недельку.
И были ещё в этом городе, на его зелёных холмах, развалины легендарной Генуэзской крепости незапамятных времён, когда на Земле было рабство; тогда здесь шумел невольничий рынок, и за медные, серебряные и золотые монеты с властными профилями римских и византийских императоров богачи могли купить красивую девушку или юношу, взятых в плен во время разбойничьих набегов. Сейчас в их городе и на всей Земле ничего не продают, деньги остались только под стеклом музеев, и приезжающие сюда люди с грустью и недоумением смотрят на эти высокие, позеленевшие зубцы выветренных, крошащихся стен крепости, на некогда грозные бойницы, которые теперь приступом берут весёлые ласточки… И ещё люди приезжают в их город, чтоб сходить в удивительный, пока что единственный в мире музей Астрова – прославленного художника, уроженца этого города, который писал на тонких металлических листах особыми, несмываемыми, вечными красками подводные пейзажи Сапфировой бухты с морскими звёздами на тускло-зелёных скалах, с таинственным мерцанием глубин, с бликами проникающего сверху солнца, с загадочной тенью полуразрушенного, громадного чёрного Вулкана, стоявшего на берегу, – из него который уже век море вымывает редкостные по красоте драгоценные камешки, о которых мечтают девочки, девушки, женщины и даже старушки всех континентов Земли…
Но Толя шёл по этому великолепному зеленому городу, и ему было не до его пляжей и синевы его Сапфировой бухты. Он шёл потупясь, и время от времени над ним раздавался жаркий, скользящий свист, и тогда он резко вскидывал голову: с окраины города, где был космодром, один за другим стартовали и уходили во Вселенную звездолёты…
Вдруг Толя заметил Леночку.
Она шла навстречу ему в коротеньком серебристом платье и, склонив голову, читала какую-то книгу. При этом её длинные светлые волосы сжимались и разжимались, как тугие пружинки, и касались страниц раскрытой книги.
Толя остановился.
Леночка, конечно, не замечала его.
Между тем прямо на Толю, негромко жужжа моторами, двигался невысокий треугольный робот из красной пластмассы и тщательно подбирал с асфальта лепестки акации: терпеливо постояв возле Толи, поморгал зелёным электроглазом, чтоб он отошёл и разрешил роботу втянуть в себя лепестки, лежавшие под Толиными подошвами. Толя разрешил ему, и робот, сказав «спасибо», деликатно двинулся дальше. Ребята в их городе привыкли к роботам, и Толя не обратил на него ни малейшего внимания. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от Леночки.
Значит, она не дома, и Жора напрасно вёл наблюдение за её окнами…
Толе хотелось броситься к ней, спросить, как дела в балетной школе, где она училась, рассказать ей что-нибудь смешное, позвать к причалу, забитому бело-голубыми прогулочными подводными и надводными ракетоплавами, или сходить к Стеклянной башне рыбной фермы «Серебряная кефаль», которой заведует её мама…
Но броситься к Леночке и куда-нибудь позвать её было невозможно. Невозможно потому, что нос и большие Толины уши были отвратительно усеяны мелкими рыжими веснушками, и было их столько – отец прав – не сосчитать! Они были только на носу и ушах, и больше нигде, и это было ужасно. Нос и уши поэтому резко выделялись, и, конечно, это видели все, и особенно девчонки…
Леночка прошла мимо, а Толя поплёлся дальше. Он не услышал, как рядом с ним остановился маленький, сверкающий синим лаком автолет. И лишь когда Толю окликнула из кабины, он прямо-такн подпрыгнул от неожиданности.
– Ты чего один? – Колёсников поднял на лоб зеленоватые очки.
Толя шёл дальше. Он не хотел объяснять, что лучшие друзья его разъехались в разные точки Земли, а Серёжа – за её пределы.
– А нос почему повесил? Смотри, поцарапаешь об асфальт!
Толя даже не улыбнулся.
– Значит, не скажешь?
Толя промолчал. Он не хотел говорить с Колесниковым ещё и потому, что тот был резок, грубоват и держался надменно. Что по сравнению с ним добродушный и весёлый Жора-Обжора! И было непостижимо, почему Колёсников такой… Чего ему не хватало?
Во дворе его звали только по фамилии или, когда он чем-то досаждал ребятам, обзывали Колесом. Он был на два года старше Толики его приятелей, но чрезвычайно мал ростом, и, наверно, из-за этого он недолюбливал всех, кто выше его хоть на сантиметр. А выше его были почти все ребята, даже девчонки.
Однако он здорово разбирался в технике – запросто ремонтировал любые домашние машины и роботов и даже переделывал их, заставляя работать по своей программе: один ходил и чистил двор и при этом хрипло и страшно ругался: «Найду и сожру я ленивца Обжору, оставлю от Жоры я косточек гору!»; другой робот, в обязанность которого входила поливка двора и цветов, незаметно подкрадывался к сидевшим во дворе на скамейках и почти в упор пускал в них тугую струю холодной воды. Колесникову сильно влетало за это, и Жорин отец брал расшалившихся роботов в свою мастерскую, гаечным ключом, отвёртками и паяльником «выбивал из них дурь» и заново учил заниматься полезной деятельностью. Кроме всего, Колёсников был отменным автолетогонщиком, трижды завоёвывал кубок Отваги и Скорости на детских автолетных гонках в Сапфирном. У нескольких ребят из их дома были свои маленькие автолеты, но лишь у Колесникова был особый – сверхскоростной – и права на вождение его…
Колёсников вылез из машины. Коренастый, в кожаных штанах с «молниями» на карманах, в безрукавке из плотной серой ткани, он подвигал затёкшими ногами, точно не один час уже носился по улицам города, и спросил:
– Ленку не встречал?
Так вот почему Колёсников рыскал по всему городу!
Толя не захотел помочь ему, но и соврать не мог. И поэтому он угрюмо молчал.
– Значит, не видел? Я вчера обещал ей… Толя отвернулся от него и быстро пошёл по тротуару.
– Могу подвезти… Садись! – Колёсников, прихрамывая, пошёл за ним. Шёл он неуклюже, потому что редко ходил пешком, но серые глаза его были хитрые и лихие.
– Спасибо. Как-нибудь сам… – Толя пошёл ещё быстрей.
Он, как и все ребята из их дома, сторонился Колесникова, но полгода назад тот просто поразил его… Нет, не победами в гонках – к ним Толя был равнодушен. Случилось вот что: Колёсников тайком пробрался в звездолёт, уходивший за пределы Солнечной системы, в складской отсек, и, наверно, единственный из всех мальчишек Земли – а о девчонках и говорить не приходится – зайцем посетил сразу пять отдалённых планет и привёз оттуда много сувениров! Правда, за этот полет он по прибытии на Землю был сильно наказан: ему запретили год бывать даже на ближних планетах. Но Толя готов был принять в сто раз более строгое наказание, лишь бы побывать там… Но разве мог он осмелиться на такое?..
У Толи даже не было своего автолета, потому что он был рассеян и никак не мог заучить всех правил вождения, назначения всех циферблатов и клавишей на приборном щитке, и ему поэтому не выдавали права…
Колёсников вернулся к машине, сел в неё, догнал Толю и поехал у края тротуара, опережая Толю на каких-нибудь полметра. Его маленькие крепкие руки со следами смазочного масла и старых порезов легко и небрежно сжимали штурвал.
– Ты что, обиделся? – мягко, почти ласково спросил Колёсников.
– Нет.
– Ну так садись. Съездим искупаемся… Жарища-то какая!
Толя кинул на него взгляд: глаза у Колесникова, сидевшего за штурвалом, смотрели ещё более ласково. Что с ним? Подобрел? Но из-за чего? Ведь Толя за ночь не стал ниже ростом и по-прежнему не был силён в технике…
– Я не хочу купаться, – сказал Толя.
– Как знаешь… Вчера, между прочим, мы с отцом были у дяди Артёма, и он рассказывал нам о планете П-471…
Толя сразу забыл обо всем на свете. И пошёл совсем тихо. И даже незаметно приблизился к краю тротуара, чтоб лучше слышать все, что Колёсников скажет дальше.
Глава третья. Вот что он сказал дальше
Ведь планета П-471 была вся в извергающихся вулканах, в раскалённой лаве и горячем пепле, и о том, что его дядя, Артём Колёсников, знаменитый космический пилот высшего класса, сел на неё, писали газеты всей Земли и сообщало радио. И его, одного из немногих на Земле, наградили орденом Мужества.
– Значит, были у него? Ну как он? Как экипаж? Все в порядке?
– Ну не совсем… – Колёсников многозначительно прищурил глаза и замолчал. – Влезай, расскажу.
Задняя дверца отворилась, и Толя без раздумья прыгнул в автолет.
Дверца плавно закрылась, машина отошла от тротуара и помчалась посередине дороги.
– Нашёл среди лавы твёрдый островок и сел? Ну говори же! Говори! – Толя вытянул к нему свою худую длинную шею.
– А как же иначе? – Колёсников улыбнулся. – Он даже кое-что привёз мне оттуда…
– С планеты П-471?! – вскричал Толя. Колёсников снял одну руку со штурвала, сунул в маленькую дверцу под щитком с приборами, что-то вынул оттуда и через плечо протянул Толе:
– Можешь посмотреть.
Толя взял тяжёлый лиловатый кусочек какого-то металла. Он слегка светился и приятно жёг пальцы.
– Не бойся, он не опасен… Уже определили. Наоборот, он действует успокоительно на слишком нервных…
Металл с других планет был не в новинку Толе, потому что давно уже специальные грузовые звездолёты привозили из космоса руды редких или неизвестных на Земле металлов, однако этот лиловатый кусочек Толя держал с особым волнением – его привёз дядя Артём, и с такой далёкой горячей планеты. И он так таинственно и красиво светился…
Колёсников прибавлял скорость и все время озирался по сторонам.
– Так куда поедем? Купаться? Или к Вулкану за камешками? Я обещал…
– Купаться! – выдохнул Толя, потому что сразу понял, куда и зачем тот звал Леночку.
– Купаться так купаться! – Колёсников резко повернул машину влево, ещё накинул скорости, и в это время пронзительно и грозно завыл сигнал улично-воздушной регулировки.
– Колёсников! Ты слышишь? – закричал Толя, и сердце его заколотилось.
– Сбавь скорость!
– И не подумаю. – Колёсников добавил скорости. Но и этого ему показалось мало: он нажал особую кнопку, от боков корпуса, как у всех автолетов, откинулись маленькие крылышки, и машина, оторвавшись от асфальта, со свистом понеслась по воздуху, в двух-трех метрах от дороги.
Сигнал службы безопасности заревел ещё громче, из динамика приёмника прозвучал приказ – синему автолету немедленно остановиться. Но Колёсников, не сбрасывая скорости, зигзагами мчался то по одной, то по другой улице, и скоро сигнал ослабел и замолк.
– Нарвёшься когда-нибудь! – сказал Толя, приходя в себя.
Наверно, так же он ездит с Леночкой, а то и быстрей… Даже фамилия у него скоростная, техническая – от «колёса». Видно, ей все это нравится, иначе б не ездила с ним. Или, может быть, она подружилась с Колесниковым потому, что однажды он починил её любимую электронно-кибернетическую игрушку.
– Рыжего лисёнка? Ни одна мастерская не бралась оживить, а он оживил.
Наверно, и этот кусочек породы предназначен для неё.
А может, нет?
– Колёсников, подари… – попросил Толя, ощущая на лице прохладные струи ветра от огромной скорости.
– Не проси, не могу… – Колёсников опять стал глядеть по сторонам.
Конечно, хочет подарить его Леночке!
Наконец Колёсников погасил скорость, коснулся шинами асфальта и подкатил к пляжу, где было по очень много загорающих. Ребята переоделись в машине, побежали по мягкому, тёплому песку к морю, бросились в воду и вынырнули далеко от берега.
– Слушай, какого ты мнения о Ленке? – неожиданно спросил Колёсников.
– Самого прекрасного! – воскликнул Толя, стараясь не смотреть на него.
– А почему? Чем она тебе… Ну, то есть я хотел спросить, что, по-твоему, ей больше нравится в ребятах и как…
– В ребятах ей правится прекрасное! – выпалил Толя. – И сама она – прекрасная! Понял?
Колёсников чуть смутился, вздохнул и недоверчивым взглядом посмотрел на Толю.
«Вот и хорошо, – подумал Толя, – больше не будешь ко мне обращаться с такими вопросами», – и спросил, отфыркиваясь от солёной, попавшей в рот воды:
– Скажи, неужели тебя никуда не тянет?
– А куда меня должно тянуть? – Колёсников лёг на спину и, покачиваясь на воде, подставил лицо солнцу.
– Ну куда-нибудь… – Толя замялся. – Ты доволен собой и не хотел бы ничего другого?
– А чего… Мне не плохо… Чего ж ещё хотеть? – Колёсников зажмурился от солнца. – Скверно вот, что большей скорости из моей керосинки не выжмешь и служба безопасности не даёт развернуться…
– Слушай, ты видел далёкие планеты! – загорячился Толя. – И тебя ничего не поразило на них? Ну хоть чудеса своей техники ты там видел?
– Это сидя в тесном складском отсеке? – с иронией спросил Колёсников. – Я ведь не мог вылезти со всеми… А когда меня обнаружили и выпустили на одну из планет, ничего интересного там не было, наша Земля ушла гораздо дальше…
– Но ведь сам знаешь, какие есть во Вселенной планеты!
– Возможно. Читал… А что? – вдруг спросил Колёсников и, рывками выбрасывая вперёд руки, поплыл к берегу.
– Ничего… Скажи, а на каком звездолёте летал дядя?
– Да я уж говорил тебе: на новейшем корабле марки «Звездолёт-100», и летел он без космического эскорта – ни у одного корабля не хватило бы топлива, чтоб его сопровождать. Ни один ещё звездолёт не залетал так далеко, как этот. И никто не видел тех планет, которые видели они… Ты понимаешь, что это? Чтоб показать нам свой звездолёт, дядя Артём специально повёз меня с отцом на космодром… Ух и корабль! Картинка! Дух захватывает! Самый совершенный из всех существующих. Маленький, в десять раз меньше обычных кораблей, и вся аппаратура уменьшена во столько же… Комфортабельный, из сверхпрочного лёгкого металла и быстрый, как мысль: миллион километров проходит в минуту, и от радиации надёжно защищён…
Толя плыл вслед за Колесниковым к берегу: космические корабли и их двигатели мало волновали его. Но тот не мог уже остановиться.
– Он очень лёгок и удобен в управлении, – прямо-таки пел Колёсников, – в нем устранена невесомость и запаса ядерного топлива хватает на год… – Они коснулись пальцами ног мягкого волнистого песка. – И все в нем так упрощено… Знаешь, что сказал дядя?
– Что? – Толя прилёг на горячий песок.
– Он сказал, что это такал современная машина – даже грудной младенец смог бы управлять ею…
Толя рассмеялся. – Ну да, так бы и смог! А выверять курс но карте? А старт? А посадка? Ведь легко промахнуться и врезаться в землю…
– Много ты знаешь! – возмутился Колёсников. – Этого не может случиться! Всем управляет электронный мозг, он самостоятельно проделывает множество операций, держит радио– и телесвязь с Землёй и другими планетами, убирает и выпускает шасси, уклоняется от встречных астероидов и метеоритов. Правда, иногда случается…
Толя оторвал от песка голову:
– А сколько человек в экипаже?
– Всего пятеро… А что?
– А то… – сказал Толя. – А то… – Он вдруг замялся, страшно смутился и покраснел, потому что ему внезапно пришла в голову совершенно сумасшедшая или, точнее, совершенно фантастическая мысль, и ему даже стало немножко страшно от неё – такая она была неожиданная, ослепительная, ужасная. – А то, – растерянно бормотал Толя, – то…
– Ты что, спятил? – спросил Колёсников.
– Да… кажется… – признался Толя, потому что хотя он и прожил уже двенадцать лет, а так и не научился говорить неправду, и сейчас ему было трудно не рассказать Колесникову все, что он задумал, а говорить этого нельзя было ни в коем случае. И он мямлил и заикался: – Я… я… Я подумал… Я хотел…
И он в конце концов сказал бы ему правду, если б Колёсников не прервал его:
– Ну что ты хотел бы? Что? Терпеть не могу мямлей!
Толя, минуту назад распаренный и красный, внезапно побледнел и, к немалому удивлению Колесникова, уткнулся лицом в песок и пролежал так несколько минут, потом медленно приподнял голову, и с его губ, носа и щёк посыпались приставшие песчинки.
– А если звездолёт сядет на море? – спросил он. – Или в болото? Или в лес? Что тогда делать?
– Да не может он туда сесть! – закричал Колёсников. – Сложнейший электронный мозг не разрешит ему посадку в такие места, он контролирует все действия пилота и штурмана.Но если пилот сам хочет
вести или сажать звездолёт, он должен сесть за штурвал…
– Ты так говоришь, будто уже был в этом «Звездолёте-100».
– Конечно! Как же я мог там не побывать, если дядя Артём возил нас на космодром? Я облазил весь корабль: отсеки, салон, отделение двигателей, осмотрел все его электронно-кибернетические устройства. Дядя Артём показал мне и объяснил, а в рубке управления даже позволил нажимать на…
– Дай честное слово, что все это правда! – Толя сел на песок.
– А зачем мне врать тебе?
Потом они сели в автолет и помчались к своему дому, и опять сзади, с боков и по радио раздавались сигналы и предупреждения улично-воздушной регулировки. Однако Толя уже не очень пугался их. Он сидел, прижатый скоростью к спинке сиденья, и думал: «Нет, Колесникову нельзя даже намекать об этом! Вот если б рядом были Серёжа и Петя с Андрюшей, тогда другое дело: им бы можно было рассказать обо всем…»
– Значит, были у него? Ну как он? Как экипаж? Все в порядке?
– Ну не совсем… – Колёсников многозначительно прищурил глаза и замолчал. – Влезай, расскажу.
Задняя дверца отворилась, и Толя без раздумья прыгнул в автолет.
Дверца плавно закрылась, машина отошла от тротуара и помчалась посередине дороги.
– Нашёл среди лавы твёрдый островок и сел? Ну говори же! Говори! – Толя вытянул к нему свою худую длинную шею.
– А как же иначе? – Колёсников улыбнулся. – Он даже кое-что привёз мне оттуда…
– С планеты П-471?! – вскричал Толя. Колёсников снял одну руку со штурвала, сунул в маленькую дверцу под щитком с приборами, что-то вынул оттуда и через плечо протянул Толе:
– Можешь посмотреть.
Толя взял тяжёлый лиловатый кусочек какого-то металла. Он слегка светился и приятно жёг пальцы.
– Не бойся, он не опасен… Уже определили. Наоборот, он действует успокоительно на слишком нервных…
Металл с других планет был не в новинку Толе, потому что давно уже специальные грузовые звездолёты привозили из космоса руды редких или неизвестных на Земле металлов, однако этот лиловатый кусочек Толя держал с особым волнением – его привёз дядя Артём, и с такой далёкой горячей планеты. И он так таинственно и красиво светился…
Колёсников прибавлял скорость и все время озирался по сторонам.
– Так куда поедем? Купаться? Или к Вулкану за камешками? Я обещал…
– Купаться! – выдохнул Толя, потому что сразу понял, куда и зачем тот звал Леночку.
– Купаться так купаться! – Колёсников резко повернул машину влево, ещё накинул скорости, и в это время пронзительно и грозно завыл сигнал улично-воздушной регулировки.
– Колёсников! Ты слышишь? – закричал Толя, и сердце его заколотилось.
– Сбавь скорость!
– И не подумаю. – Колёсников добавил скорости. Но и этого ему показалось мало: он нажал особую кнопку, от боков корпуса, как у всех автолетов, откинулись маленькие крылышки, и машина, оторвавшись от асфальта, со свистом понеслась по воздуху, в двух-трех метрах от дороги.
Сигнал службы безопасности заревел ещё громче, из динамика приёмника прозвучал приказ – синему автолету немедленно остановиться. Но Колёсников, не сбрасывая скорости, зигзагами мчался то по одной, то по другой улице, и скоро сигнал ослабел и замолк.
– Нарвёшься когда-нибудь! – сказал Толя, приходя в себя.
Наверно, так же он ездит с Леночкой, а то и быстрей… Даже фамилия у него скоростная, техническая – от «колёса». Видно, ей все это нравится, иначе б не ездила с ним. Или, может быть, она подружилась с Колесниковым потому, что однажды он починил её любимую электронно-кибернетическую игрушку.
– Рыжего лисёнка? Ни одна мастерская не бралась оживить, а он оживил.
Наверно, и этот кусочек породы предназначен для неё.
А может, нет?
– Колёсников, подари… – попросил Толя, ощущая на лице прохладные струи ветра от огромной скорости.
– Не проси, не могу… – Колёсников опять стал глядеть по сторонам.
Конечно, хочет подарить его Леночке!
Наконец Колёсников погасил скорость, коснулся шинами асфальта и подкатил к пляжу, где было по очень много загорающих. Ребята переоделись в машине, побежали по мягкому, тёплому песку к морю, бросились в воду и вынырнули далеко от берега.
– Слушай, какого ты мнения о Ленке? – неожиданно спросил Колёсников.
– Самого прекрасного! – воскликнул Толя, стараясь не смотреть на него.
– А почему? Чем она тебе… Ну, то есть я хотел спросить, что, по-твоему, ей больше нравится в ребятах и как…
– В ребятах ей правится прекрасное! – выпалил Толя. – И сама она – прекрасная! Понял?
Колёсников чуть смутился, вздохнул и недоверчивым взглядом посмотрел на Толю.
«Вот и хорошо, – подумал Толя, – больше не будешь ко мне обращаться с такими вопросами», – и спросил, отфыркиваясь от солёной, попавшей в рот воды:
– Скажи, неужели тебя никуда не тянет?
– А куда меня должно тянуть? – Колёсников лёг на спину и, покачиваясь на воде, подставил лицо солнцу.
– Ну куда-нибудь… – Толя замялся. – Ты доволен собой и не хотел бы ничего другого?
– А чего… Мне не плохо… Чего ж ещё хотеть? – Колёсников зажмурился от солнца. – Скверно вот, что большей скорости из моей керосинки не выжмешь и служба безопасности не даёт развернуться…
– Слушай, ты видел далёкие планеты! – загорячился Толя. – И тебя ничего не поразило на них? Ну хоть чудеса своей техники ты там видел?
– Это сидя в тесном складском отсеке? – с иронией спросил Колёсников. – Я ведь не мог вылезти со всеми… А когда меня обнаружили и выпустили на одну из планет, ничего интересного там не было, наша Земля ушла гораздо дальше…
– Но ведь сам знаешь, какие есть во Вселенной планеты!
– Возможно. Читал… А что? – вдруг спросил Колёсников и, рывками выбрасывая вперёд руки, поплыл к берегу.
– Ничего… Скажи, а на каком звездолёте летал дядя?
– Да я уж говорил тебе: на новейшем корабле марки «Звездолёт-100», и летел он без космического эскорта – ни у одного корабля не хватило бы топлива, чтоб его сопровождать. Ни один ещё звездолёт не залетал так далеко, как этот. И никто не видел тех планет, которые видели они… Ты понимаешь, что это? Чтоб показать нам свой звездолёт, дядя Артём специально повёз меня с отцом на космодром… Ух и корабль! Картинка! Дух захватывает! Самый совершенный из всех существующих. Маленький, в десять раз меньше обычных кораблей, и вся аппаратура уменьшена во столько же… Комфортабельный, из сверхпрочного лёгкого металла и быстрый, как мысль: миллион километров проходит в минуту, и от радиации надёжно защищён…
Толя плыл вслед за Колесниковым к берегу: космические корабли и их двигатели мало волновали его. Но тот не мог уже остановиться.
– Он очень лёгок и удобен в управлении, – прямо-таки пел Колёсников, – в нем устранена невесомость и запаса ядерного топлива хватает на год… – Они коснулись пальцами ног мягкого волнистого песка. – И все в нем так упрощено… Знаешь, что сказал дядя?
– Что? – Толя прилёг на горячий песок.
– Он сказал, что это такал современная машина – даже грудной младенец смог бы управлять ею…
Толя рассмеялся. – Ну да, так бы и смог! А выверять курс но карте? А старт? А посадка? Ведь легко промахнуться и врезаться в землю…
– Много ты знаешь! – возмутился Колёсников. – Этого не может случиться! Всем управляет электронный мозг, он самостоятельно проделывает множество операций, держит радио– и телесвязь с Землёй и другими планетами, убирает и выпускает шасси, уклоняется от встречных астероидов и метеоритов. Правда, иногда случается…
Толя оторвал от песка голову:
– А сколько человек в экипаже?
– Всего пятеро… А что?
– А то… – сказал Толя. – А то… – Он вдруг замялся, страшно смутился и покраснел, потому что ему внезапно пришла в голову совершенно сумасшедшая или, точнее, совершенно фантастическая мысль, и ему даже стало немножко страшно от неё – такая она была неожиданная, ослепительная, ужасная. – А то, – растерянно бормотал Толя, – то…
– Ты что, спятил? – спросил Колёсников.
– Да… кажется… – признался Толя, потому что хотя он и прожил уже двенадцать лет, а так и не научился говорить неправду, и сейчас ему было трудно не рассказать Колесникову все, что он задумал, а говорить этого нельзя было ни в коем случае. И он мямлил и заикался: – Я… я… Я подумал… Я хотел…
И он в конце концов сказал бы ему правду, если б Колёсников не прервал его:
– Ну что ты хотел бы? Что? Терпеть не могу мямлей!
Толя, минуту назад распаренный и красный, внезапно побледнел и, к немалому удивлению Колесникова, уткнулся лицом в песок и пролежал так несколько минут, потом медленно приподнял голову, и с его губ, носа и щёк посыпались приставшие песчинки.
– А если звездолёт сядет на море? – спросил он. – Или в болото? Или в лес? Что тогда делать?
– Да не может он туда сесть! – закричал Колёсников. – Сложнейший электронный мозг не разрешит ему посадку в такие места, он контролирует все действия пилота и штурмана.Но если пилот сам хочет
вести или сажать звездолёт, он должен сесть за штурвал…
– Ты так говоришь, будто уже был в этом «Звездолёте-100».
– Конечно! Как же я мог там не побывать, если дядя Артём возил нас на космодром? Я облазил весь корабль: отсеки, салон, отделение двигателей, осмотрел все его электронно-кибернетические устройства. Дядя Артём показал мне и объяснил, а в рубке управления даже позволил нажимать на…
– Дай честное слово, что все это правда! – Толя сел на песок.
– А зачем мне врать тебе?
Потом они сели в автолет и помчались к своему дому, и опять сзади, с боков и по радио раздавались сигналы и предупреждения улично-воздушной регулировки. Однако Толя уже не очень пугался их. Он сидел, прижатый скоростью к спинке сиденья, и думал: «Нет, Колесникову нельзя даже намекать об этом! Вот если б рядом были Серёжа и Петя с Андрюшей, тогда другое дело: им бы можно было рассказать обо всем…»
Глава четвертая. Отобранные права
Дела у Жоры были из рук вон плохи. Он опять проспал. Что уж тут делать – любил он поспать. Недавно отец привёз домой взамен устаревших роботов, помогавших по хозяйству, двух новейшей марки, и в то время, когда отец с матерью были на работе, они старательно пылесосили и убирали квартиру, стирали, гладили и готовили еду. Так что Жоре нечего было делать, и он целыми днями шатался по городу или по двору. Спать он мог до полудня. А так как слишком много спать вредно, отец приказал одному из роботов будить его в восемь утра – пластмассовым крючком стаскивать одеяло.
Робот и сегодня аккуратно стащил с него одеяло, тоненько пропищав:
«Подъем, лежебока!» – однако Жора не проснулся, а только досадливо лягнул ногой и продолжал спать без одеяла. А когда он вскочил с постели и спросонья уставился на часы, было уже девять.
Жора буквально впрыгнул в штаны, сунул руки в рукава рубашки и, не помывшись и даже не поев – а уж этого почти никогда не случалось с ним! – бросился к лифту. Нажал синюю кнопочку вызова и стал заправлять рубаху в штаны, застёгивать пуговицы. И те три секунды, в течение которых он спускался вниз, он лихорадочно действовал: глядясь во все три зеркала кабины, поправлял ворот рубахи и, хорошенько плюнув на ладонь, приглаживал торчащие во все стороны жёсткие, как щетина, волосы. И когда лифт доставил его вниз, вид у Жоры был что надо: щеки блестели, как подрумяненные, щедро смазанные маслом блины, глаза радостно сияли, и ремень на тугом животе был аккуратно затянут – даже кончик его не торчал, как обычно, и сторону…
И не скажешь, что недоспал! И не скажешь, что совсем не завтракал… Он суматошно выскочил из лифта, хотя почти безошибочно знал, что и сегодня все потеряно. Конечно же, Леночка опять уехала на репетицию…
И ведь сам же виноват во всем! Две недели назад он прочёл в городе объявление, что скоро на их Центральном стадионе состоится Большой Праздник Южного Лета, что в нем могут принять участие все желающие, начиная с семи лет, – певцы и певицы, гимнасты и гимнастки, танцоры и танцовщицы… Прочёл это Жора и тут же подумал: а знает ли об этом Леночка? Надо сказать ей… Вдруг она подойдёт и будет танцевать в балете перед всем городом? Жоре стало очень хорошо. С этим настроением он на ходу прыгнул в автолет. И хотя дверь сзади сильно прищемила его штаны, и Жора не мог повернуться, и пассажиры посмеивались над ним, он особенно не огорчался: сейчас расскажет Леночке… Однако во дворе её не оказалось; а вообще-то она частенько появляется возле цветов, любуется ими, наблюдает, как роботы старательно поливают их реденьким дождиком; и недавно она даже попросила Жору сказать отцу, чтоб он привёз ещё одного механического поливальщика, потому что лето стояло очень жаркое.
Итак, Леночки во дворе не оказалось и был прекрасный предлог ворваться к ней прямо домой. Это он и сделал, и в первый раз без всякого стеснения.
– Лён… Праздник!.. Слышала? – сразу выплеснул он из себя, сильно запыхавшись.
Леночка играла на маленьком электронном пианино. Услышав его, она недовольно встряхнула длинными волосами и слегка повернула к нему голову:
– А помедленней ты можешь говорить?
– Могу… – И, мучаясь, Жора стал тянуть, как неживой, но когда наконец добрался до главного – до сути объявления, Леночка нетерпеливо вскочила с вертящегося стула и замахнулась на него нотами:
– Ты что как мёртвый? Скорей говори!
Ну, Жора и сказал. Слово в слово запомнил объявление. – Жорочка, спасибо! – Леночка так подпрыгнула, что её коротенькое голубое платье на мгновение встало колоколом, крутанулось вокруг неё, а потом опустилось. Жора был счастлив, что доставил ей столько радости.
Кто же думал, что все обернётся по-иному? … Жора выскочил из лифта и своей тяжеловатой походкой побежал во двор. И посмотрел на её окно. Конечно же, оно, как и вчера, было пусто! А прежде, до того как Жора сообщил ей про объявление, и главный балетмейстер Праздника посмотрел, как она танцует, и одобрил, включил её в отобранную группу и сказал, что, возможно даже, ей будет поручена центральная роль в балетном спектакле, – до всего этого Леночка ровно в девять утра любила расчёсывать свои волосы у окна, и Жора всегда глядел из-за платана, как из-под её синего гребня выбегают длинные светлые струйки и ложатся на плечи…
Окно её было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.
Внезапно он почувствовал страшный приступ голода и поплёлся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его поразил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире все так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороженое, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами – ешь сколько влезет! – и когда магазины полны большими кокосовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать высунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать масляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматривать в телескоп далёкие звезды и планеты – как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколько оазисов-городов… Зачем вся эта суета, когда можно жить, как живётся, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать…
– Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? – крикнул Жора. – Могу принести отцу!.. Поймал вчера и спрятал в коробочку.
– Оставь её себе… Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?
И не успел Жора ответить, как в гараже – огромном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колёсников ли?..
Мимо Толи в красном автолете проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была короткая чёрная бородка и чёрные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металлический этюдник.
Каждое утро уезжал художник к морю – за триста километров отсюда, нырял с аквалангом у белого буйка и писал картину…
Толя бывал на выставках художников, прилетевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчайшие, ослепительные картины, посвящённые жпзна других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пишутся.
– Возьмите меня! – крикнул Толя, бросившись за красным автолетом. – Я свой акваланг захвачу!
– Не могу! Глубина большая – не выдержишь. – Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.
– Не огорчайся по каждому пустяку, – сказал Жора, – бери пример с меня: ни на кого не обижаюсь, не мечтаю о несбыточном…
– Ну и не мечтай!
– Слушай, – дружелюбно сказал Жора, – завтра утром Алька поедет с отцом – он сам говорил мне, – попросись…
Толя покачал головой.
– Какой же ты все-таки… – сказал Жора. – Возьми меня – всегда весёлый, радостный, а ты… Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!
И правда, во двор вошёл Алька с двумя большими прозрачными сумками на колёсиках, наполненными разными кульками. В носу у Жоры так и защекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов…
– Дай куснуть чего-нибудь! – попросил Жора. – Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!
– Жуй. – Алька достал из сумки самый большой ананас.
Жора тут же разделал его перочинным ножичком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился – так было вкусно и приятно, и лицо его толстое и добродушное, прямо-таки преображалось и даже становилось красивым… Вот как он умел есть!
Толя изумлённо смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.
И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жору. И улыбался.
– Ещё? – спросил Алька.
Жора кивнул и принялся за второй ананас. Потом он запросто съел килограмм абрикосов, несколько больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.
Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влажный – прямо масло капает! – пончик… И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:
– Я ещё не то умею! Все, что ни принесёте, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс – кто больше съест… Вот увидите, всех переем и перепью!
– Ну и хвастун! – сказал Алька. – Я тебе сейчас принесу такое, что и за день не съешь! – и помчался к подъезду.
Внезапно Жора насторожился.
И все, окружившие его, насторожились. Послышался дробный стук туфель: во двор вошла Леночка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.
Жора уставился на неё, продолжая машинально жевать, и оттого, что он уже не ощущал вкуса пищи, лицо его постепенно утрачивало вдохновенность и красоту.
Увидев ребят, Леночка ускорила шаг и скрылась в своём подъезде.
И не успела за ней прикрыться дверь, как послышался свист двигателей, и во двор, один за другим, въехали два автолета: синий Колеснякова, но из него вылез не он, а работник службы улнчно-воздушного регулирования, и жёлтый – из него вылезли второй служащий и Колёсников, угрюмый, бледный, с опущенными руками.
Первый служащий громко сказал:
– Мы на месяц отнимаем у тебя нрава водителя высшего класса… Будешь ездить со скоростью не более ста километров в час… Пусть об этом знают все! – Он посмотрел на ребят, потом радировал из своей машины на ракетно-ремонтный завод, где работал мастером отец Колесникова, и через десять минут голубой служебный автовертолет повис над двором, опустился, и из кабины вылез Колёсников-отец, низенький и коренастый, как и его сын.
Первый служащий и ему повторил все это, а второй тем временем возился в моторе автолета Колесникова-сына, – наверно, что-то переставлял в нем, чтоб не мог развить скорость выше той, к которой его присудили.
– Дождался! – сказал Колёсников-отец Колесникову-сыну. – Сколько раз я тебе говорил! Ты должен отвечать за свои действия!
– К тому же он ехал не один, а с какой-то девочкой, – добавил второй служащий. – Он развил скорость до трехсот километров и в зоне города пользовался крыльями; мы едва догнали его. Это могло кончиться аварией.
– Тебя нельзя даже близко подпускать к машинам! – сказал отец. – Ты недостоин их. Я скажу обо всем дяде Артёму, и он…
– Ну и говори! – закричал вдруг Колёсников-сын, и лицо его из бледного стало красным, как ломоть арбуза. – Говори, всем говори! Меня нельзя подпускать к машинам, к технике? Меня? Как ты можешь… Да я же, я… – Колёсников-сын задыхался от обиды. – Я знаю её, я все умею, все могу… Я люблю скорость и не допущу пи одной аварии, у меня три кубка Отваги и Скорости! А вы… все вы… вы…
Толя даже зажмурился, боясь того слова, которое вот-вот сорвётся с губ Колесникова-сына.
– Успокойте мальчика, – сказал первый служащий, – одно дело спортивные гонки, а другое – нарушение «Инструкции езды по городу».
– Я – чемпион, и для меня не существует этих правил!
– Ты глубоко ошибаешься, – сказал служащий, – инструкция существует для всех… Через месяц приезжай за старыми правами, а вот – новые, на сто километров в час. (Колёсников-сын отдёрнул руку и не взял серую книжечку.) Твоё дело… – Служащий кивнул отцу и ребятам, сел вслед за вторым служащим в жёлтый автолет, и они унеслись со двора.
– Иди домой. – Отец хотел поймать руку сына, но тот отскочил от него.
– Не пойду! Не хочу! Они неправы! – Лицо Колесникова-сына слегка полиловело.
– Прав, как всегда, один ты… Так? Однако сын не удостоил его ответом.
Колёсников-отец махнул рукой и пошёл к голубому автовертолету. И когда тот поднялся над двором и улетел, Жора увидел, как к Колесникову-сыну подбежал Толя.
Робот и сегодня аккуратно стащил с него одеяло, тоненько пропищав:
«Подъем, лежебока!» – однако Жора не проснулся, а только досадливо лягнул ногой и продолжал спать без одеяла. А когда он вскочил с постели и спросонья уставился на часы, было уже девять.
Жора буквально впрыгнул в штаны, сунул руки в рукава рубашки и, не помывшись и даже не поев – а уж этого почти никогда не случалось с ним! – бросился к лифту. Нажал синюю кнопочку вызова и стал заправлять рубаху в штаны, застёгивать пуговицы. И те три секунды, в течение которых он спускался вниз, он лихорадочно действовал: глядясь во все три зеркала кабины, поправлял ворот рубахи и, хорошенько плюнув на ладонь, приглаживал торчащие во все стороны жёсткие, как щетина, волосы. И когда лифт доставил его вниз, вид у Жоры был что надо: щеки блестели, как подрумяненные, щедро смазанные маслом блины, глаза радостно сияли, и ремень на тугом животе был аккуратно затянут – даже кончик его не торчал, как обычно, и сторону…
И не скажешь, что недоспал! И не скажешь, что совсем не завтракал… Он суматошно выскочил из лифта, хотя почти безошибочно знал, что и сегодня все потеряно. Конечно же, Леночка опять уехала на репетицию…
И ведь сам же виноват во всем! Две недели назад он прочёл в городе объявление, что скоро на их Центральном стадионе состоится Большой Праздник Южного Лета, что в нем могут принять участие все желающие, начиная с семи лет, – певцы и певицы, гимнасты и гимнастки, танцоры и танцовщицы… Прочёл это Жора и тут же подумал: а знает ли об этом Леночка? Надо сказать ей… Вдруг она подойдёт и будет танцевать в балете перед всем городом? Жоре стало очень хорошо. С этим настроением он на ходу прыгнул в автолет. И хотя дверь сзади сильно прищемила его штаны, и Жора не мог повернуться, и пассажиры посмеивались над ним, он особенно не огорчался: сейчас расскажет Леночке… Однако во дворе её не оказалось; а вообще-то она частенько появляется возле цветов, любуется ими, наблюдает, как роботы старательно поливают их реденьким дождиком; и недавно она даже попросила Жору сказать отцу, чтоб он привёз ещё одного механического поливальщика, потому что лето стояло очень жаркое.
Итак, Леночки во дворе не оказалось и был прекрасный предлог ворваться к ней прямо домой. Это он и сделал, и в первый раз без всякого стеснения.
– Лён… Праздник!.. Слышала? – сразу выплеснул он из себя, сильно запыхавшись.
Леночка играла на маленьком электронном пианино. Услышав его, она недовольно встряхнула длинными волосами и слегка повернула к нему голову:
– А помедленней ты можешь говорить?
– Могу… – И, мучаясь, Жора стал тянуть, как неживой, но когда наконец добрался до главного – до сути объявления, Леночка нетерпеливо вскочила с вертящегося стула и замахнулась на него нотами:
– Ты что как мёртвый? Скорей говори!
Ну, Жора и сказал. Слово в слово запомнил объявление. – Жорочка, спасибо! – Леночка так подпрыгнула, что её коротенькое голубое платье на мгновение встало колоколом, крутанулось вокруг неё, а потом опустилось. Жора был счастлив, что доставил ей столько радости.
Кто же думал, что все обернётся по-иному? … Жора выскочил из лифта и своей тяжеловатой походкой побежал во двор. И посмотрел на её окно. Конечно же, оно, как и вчера, было пусто! А прежде, до того как Жора сообщил ей про объявление, и главный балетмейстер Праздника посмотрел, как она танцует, и одобрил, включил её в отобранную группу и сказал, что, возможно даже, ей будет поручена центральная роль в балетном спектакле, – до всего этого Леночка ровно в девять утра любила расчёсывать свои волосы у окна, и Жора всегда глядел из-за платана, как из-под её синего гребня выбегают длинные светлые струйки и ложатся на плечи…
Окно её было пусто, и Жора в какой уже раз клял себя, что проспал.
Внезапно он почувствовал страшный приступ голода и поплёлся к дому. И здесь он увидел Толю, который вышел из своего подъезда. Вид его поразил Жору. Жора никогда не мог понять, как можно быть грустным, унылым, когда в мире все так ясно, приятно, беззаботно и столько солнца, радости, игр; когда на каждом углу города в киосках можно взять великолепное ананасовое или клубничное мороженое, которое так и тает на кончике языка, и когда город завален вкуснейшими бананами – ешь сколько влезет! – и когда магазины полны большими кокосовыми орехами: пробей дырочку и пей; когда можно решительно ничего не делать: не бегать высунув язык, как Алька, в изобразительную студию Дворца юных, чтоб научиться рисовать и писать масляными красками; не спешить в астрономический кружок того же дворца, как Толя, чтоб рассматривать в телескоп далёкие звезды и планеты – как будто это самое интересное; не мотаться по разным раскопкам, как Андрюшка-археолог; не рваться в ледяную тоскливую Антарктиду, где создано несколько оазисов-городов… Зачем вся эта суета, когда можно жить, как живётся, легко и весело, и взрослые при этом не очень будут тебя ругать…
– Эй, Толька, а моль относится к бабочкам? – крикнул Жора. – Могу принести отцу!.. Поймал вчера и спрятал в коробочку.
– Оставь её себе… Ты Колесникова не видел? Его машины нет в гараже?
И не успел Жора ответить, как в гараже – огромном подземном, с плавным выездом вверх гараже, расположенном в конце двора, взревел двигатель. Не Колёсников ли?..
Мимо Толи в красном автолете проехал Андрей Михайлович, Алькин отец, ученик прославленного подводного живописца Астрова. У него была короткая чёрная бородка и чёрные, умные и зоркие, какие и должны быть у художников, глаза. На заднем сиденье машины лежал плоский металлический этюдник.
Каждое утро уезжал художник к морю – за триста километров отсюда, нырял с аквалангом у белого буйка и писал картину…
Толя бывал на выставках художников, прилетевших с Марса, он восторженно разглядывал ярчайшие, ослепительные картины, посвящённые жпзна других планет, он видел и подводную живопись. И давно мечтал посмотреть, как такие картины пишутся.
– Возьмите меня! – крикнул Толя, бросившись за красным автолетом. – Я свой акваланг захвачу!
– Не могу! Глубина большая – не выдержишь. – Андрей Михайлович улыбнулся, прибавил газу и умчался со двора.
– Не огорчайся по каждому пустяку, – сказал Жора, – бери пример с меня: ни на кого не обижаюсь, не мечтаю о несбыточном…
– Ну и не мечтай!
– Слушай, – дружелюбно сказал Жора, – завтра утром Алька поедет с отцом – он сам говорил мне, – попросись…
Толя покачал головой.
– Какой же ты все-таки… – сказал Жора. – Возьми меня – всегда весёлый, радостный, а ты… Ох, как я хочу есть! Ой, Алька!
И правда, во двор вошёл Алька с двумя большими прозрачными сумками на колёсиках, наполненными разными кульками. В носу у Жоры так и защекотало от тонкого аромата земляники, от острых запахов копчёной рыбы и ананасов…
– Дай куснуть чего-нибудь! – попросил Жора. – Со вчерашнего вечера ничего во рту не было!
– Жуй. – Алька достал из сумки самый большой ананас.
Жора тут же разделал его перочинным ножичком, нарезал на равные ломти и стал есть. Ел он всегда необыкновенно: не жадно, не фырчал и не чавкал. Он вонзал в сочные круглые ломти зубы и жмурился – так было вкусно и приятно, и лицо его толстое и добродушное, прямо-таки преображалось и даже становилось красивым… Вот как он умел есть!
Толя изумлённо смотрел на него. Он тоже любил ананасы, но, кажется, только сейчас, глядя на лицо жующего Жоры, понял, какие они замечательные.
И не один Толя. Алька тоже загляделся на Жору. И улыбался.
– Ещё? – спросил Алька.
Жора кивнул и принялся за второй ананас. Потом он запросто съел килограмм абрикосов, несколько больших гроздьев винограда с крупными, как куриное яйцо, прозрачными ягодами.
Вокруг Жоры собрались ребята. Все ему что-то предлагали, и Жора не отказывался. Во рту его исчезло три пирожных, кусок очищенной репы, два огурца, огромный пунцовый помидор, нежный, влажный – прямо масло капает! – пончик… И все с улыбкой смотрели на Жору, а он весело хвастался:
– Я ещё не то умею! Все, что ни принесёте, съем! Не верите? Давайте устроим конкурс – кто больше съест… Вот увидите, всех переем и перепью!
– Ну и хвастун! – сказал Алька. – Я тебе сейчас принесу такое, что и за день не съешь! – и помчался к подъезду.
Внезапно Жора насторожился.
И все, окружившие его, насторожились. Послышался дробный стук туфель: во двор вошла Леночка. Она не потряхивала, как обычно, волосами и смотрела под ноги.
Жора уставился на неё, продолжая машинально жевать, и оттого, что он уже не ощущал вкуса пищи, лицо его постепенно утрачивало вдохновенность и красоту.
Увидев ребят, Леночка ускорила шаг и скрылась в своём подъезде.
И не успела за ней прикрыться дверь, как послышался свист двигателей, и во двор, один за другим, въехали два автолета: синий Колеснякова, но из него вылез не он, а работник службы улнчно-воздушного регулирования, и жёлтый – из него вылезли второй служащий и Колёсников, угрюмый, бледный, с опущенными руками.
Первый служащий громко сказал:
– Мы на месяц отнимаем у тебя нрава водителя высшего класса… Будешь ездить со скоростью не более ста километров в час… Пусть об этом знают все! – Он посмотрел на ребят, потом радировал из своей машины на ракетно-ремонтный завод, где работал мастером отец Колесникова, и через десять минут голубой служебный автовертолет повис над двором, опустился, и из кабины вылез Колёсников-отец, низенький и коренастый, как и его сын.
Первый служащий и ему повторил все это, а второй тем временем возился в моторе автолета Колесникова-сына, – наверно, что-то переставлял в нем, чтоб не мог развить скорость выше той, к которой его присудили.
– Дождался! – сказал Колёсников-отец Колесникову-сыну. – Сколько раз я тебе говорил! Ты должен отвечать за свои действия!
– К тому же он ехал не один, а с какой-то девочкой, – добавил второй служащий. – Он развил скорость до трехсот километров и в зоне города пользовался крыльями; мы едва догнали его. Это могло кончиться аварией.
– Тебя нельзя даже близко подпускать к машинам! – сказал отец. – Ты недостоин их. Я скажу обо всем дяде Артёму, и он…
– Ну и говори! – закричал вдруг Колёсников-сын, и лицо его из бледного стало красным, как ломоть арбуза. – Говори, всем говори! Меня нельзя подпускать к машинам, к технике? Меня? Как ты можешь… Да я же, я… – Колёсников-сын задыхался от обиды. – Я знаю её, я все умею, все могу… Я люблю скорость и не допущу пи одной аварии, у меня три кубка Отваги и Скорости! А вы… все вы… вы…
Толя даже зажмурился, боясь того слова, которое вот-вот сорвётся с губ Колесникова-сына.
– Успокойте мальчика, – сказал первый служащий, – одно дело спортивные гонки, а другое – нарушение «Инструкции езды по городу».
– Я – чемпион, и для меня не существует этих правил!
– Ты глубоко ошибаешься, – сказал служащий, – инструкция существует для всех… Через месяц приезжай за старыми правами, а вот – новые, на сто километров в час. (Колёсников-сын отдёрнул руку и не взял серую книжечку.) Твоё дело… – Служащий кивнул отцу и ребятам, сел вслед за вторым служащим в жёлтый автолет, и они унеслись со двора.
– Иди домой. – Отец хотел поймать руку сына, но тот отскочил от него.
– Не пойду! Не хочу! Они неправы! – Лицо Колесникова-сына слегка полиловело.
– Прав, как всегда, один ты… Так? Однако сын не удостоил его ответом.
Колёсников-отец махнул рукой и пошёл к голубому автовертолету. И когда тот поднялся над двором и улетел, Жора увидел, как к Колесникову-сыну подбежал Толя.
Глава пятая. Поиски желающих
– Не огорчайся так, успокойся, – шепнул ему на ухо Толя. – У меня есть идея, и очень важная… Мы… Мы с тобой отважные и решительно ничего не боимся! Мы… Мы должны сами улететь, чтоб все увидеть своими глазами и на деле доказать, какие мы… Улетим? Улетим, а?
– Куда? – не поняв его, тоже шёпотом спросил Колёсников и, подчиняясь Толиной руке, полуобнявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.
– К другим планетам и мирам! – задыхаясь от волнения, прошептал Толя.
– То есть… улететь с Земли?
– Ну конечно!
– А на чем? – трезво прервал его Колёсников. – И кто же нас просто так пустит?
– А мы и спрашиваться не будем! Ты ведь уже улетал за Солнечную систему, у тебя есть большой опыт… – Толя оглянулся, наклонился к нему и горячо зашептал: – Я уже давно все продумал и только… только боялся. Не мог же я один!.. Ты ведь сам говорил, что даже грудной младенец сумеет…
– На «Звездолёте-100»! – вскричал Колёсников. – Ты гений! Идёт! Он стоит на космодроме и готовится к новому рейсу. Я возьму у дяди Артёма ключ от него, изготовлю для нас другой, и, когда корабль целиком заправят всем, что нужно для полёта, мы в него и влезем… – Его глаза прямо-таки полыхали от радости. – И тогда все узнают, на что мы способны!
– Узнают! – подхватил Толя. – Мы им докажем! Мы залетим дальше всех и увидим удивительные, невиданные планеты… Правда? – И, не давая Колесникову ответить, сказал: – Но ведь нас только двое, а экипаж, как ты говорил, должен состоять из…
– … пяти человек, – подтвердил Колёсников. – И не меньше. Надо, чтоб это были ребята – высший класс! Храбрые, знающие, спокойные…
– Первого берём Альку, – сказал Толя. – Он ничего не боится, очень добрый и хороший товарищ.
– А ты в этом уверен? – заметил Колёсников. – Он очень нервный и даже не сумеет разобрать и собрать самого простого робота…
– Ну и что? – возразил Толя. – Зато он великолепный художник!
– А кому от этого польза?
– Да ты в своём уме?! – Толя с недоумением уставился на Колесникова.
– Это нужно всем… И он замечательный, он преданный! И его дедушка работает на космодроме…
– Вот это важно! – сказал Колёсников. – Впрочем, нет, обойдёмся без его дедушки и без Альки… А что, если Ленку? – внезапно спросил Колёсников, с трудом сдерживая улыбку.
Леночка, кажется, была единственным человеком, к которому он неплохо относился, хотя она тоже была выше его ростом. Где там неплохо! Похоже было, что, крутясь вокруг неё и катая её на своей технике, уводя, отвлекая её от других ребят, он хотел подрасти, возвыситься хотя бы в собственных глазах и доказать всем, что и при маленьком росте можно быть ловким, удачливым и понравиться красивой девочке.
– Девчонку? Нет, я против… – заявил Толя, отводя глаза. – К тому же она теперь…
– Что она теперь? – быстро спросил Колёсников.
– Ни на кого не смотрит.
Губы Колесникова вдруг разошлись в широкой улыбке.
– Уж если Алька не подходит, – начал Толя и запнулся от этой неожиданной улыбки, – так она… Она…
– Хорошо, я согласен на Альку, – сдался наконец Колёсников. – Но чтоб и её включить в экипаж…
– Включим, – сказал Толя. – А кто пятый? И захотят ли они полететь?
– Пятого найдём… Поговори пока что с этими… Ты человек вежливый, обходительный, тихий, а я только напорчу…
«Уж это точно», – подумал Толя и стал размышлять, как завести с ребятами разговор, с чего начать. Он даже ночью проснулся и все думал о том же. Вот если б Серёжка был сейчас не на своём Марсе, а Петя Кольцов, весельчак и насмешник с вечно растрёпанными волосами, не в Хрустальном, а добрый и мягкий Андрюша Уваров не на своих дальних раскопках, – все было бы легко…
Не нужно было б их уговаривать: сразу б согласились лететь с ним! А вот в Альке Толя не был уверен до конца…
Утром он пораньше встал и вышел во двор. Он хотел перехватить Альку с отцом. Однако, выйдя из подъезда Толя смутился, увидев у платана Жору. Жора время от времени позевывал и поглядывал вверх. Волосы его были тщательно расчёсаны набок, рубаха аккуратно заправлена. Вдруг Жора перестал зевать, и с лица его исчезли даже остатки сна…
Конечно же, в окне появилась Леночка. Ну как Жора не понимает: она всегда посмеивается над ним, над его аппетитом и бездельем, а он…
Толе вдруг стало неловко: ещё подумают и про него…
И Толя, незамеченный, отошёл к воротам. Минут через десять у гаража взревел двигатель автолета, и Толя, увидев в нем Альку с отцом, загородил ему путь и раскинул руки:
– Возьмите и меня!
– Я же говорил тебе, Толя, что там очень большая глубина, – сказал Андрей Михайлович. – И Алик будет на берегу, нельзя вам…
– И я с ним! – крикнул Толя и прыгнул в откинувшуюся дверцу.
Минут через двадцать автолет остановился у берега, возле пустынных, диких скал. Андрей Михайлович перелез с этюдником в маленький, видимо постоянно стоящий здесь катерок и двинулся на нем в море.
– Сегодня он хочет закончить картину, – сказал Алька, – положить последние мазки, а это самое трудное… Отцу кажется, что эта картина лучшая из всего, что он написал, и я всю ночь не мог спать и хочу первый увидеть её!
– Ну хорошо, тогда я отвернусь и посмотрю её после тебя…
– Какой ты, Толька! – захохотал вдруг Алька и потряс Толю за плечи. – Ну что с тобой делать?! Нельзя же быть таким… Вместе увидим!
Катер уходил все дальше, уходил в открытое море, туда, где на морском дне с незапамятных времён лежал непонятно каким образом сохранившийся эсминец – так когда-то назывались довольно большие суда, обшитые толстой броней, вооружённые пушками и торпедными аппаратами, которые предназначались для уничтожения людей, кораблей, самолётов и обстрела береговых укреплений. Этот эсминец, судя по некоторым уцелевшим в архивах документам, отважно защищал берега от кораблей и самолётов фашистской Германии и был потоплен. Алькин отец случайно обнаружил его во время поисков интересных подводных пейзажей. Эсминец готовились поднять, чтоб превратить в музей, и художник хотел написать его на морском дне.
Толя оторвал глаза от бескрайнего моря и сказал:
– Когда-то люди убивали друг друга… Не верится, что все это было.
– Было, но очень давно… – ответил Алька, глядя на уменьшающийся катерок с отцом. – Сейчас он нырнёт к эсминцу и будет писать, пока хватит в баллонах кислорода.
– Слушай, Алька, – внезапно сказал Толя, – можно с тобой поговорить как с другом?
– А почему ж нет? Конечно.
– Я знаю, тебе на Земле хорошо, и мне на пей хорошо… Но ведь нельзя ни на минуту забывать, что мы не одни во Вселенной, что есть там планеты, на которые ещё не ступала нога землянина, на которых все не так, как у нас…
– А я и не забываю, – едва успел вставить Алька. – Нет двух одинаковых планет, но ведь на Земле и даже в нашем Сапфирном работает немало консультантов оттуда по обмену межпланетным опытом, и они рассказывают нам… – Мне мало этого! – Глаза Толи сверкнули. – Я сам хочу увидеть тех, кого никто не видел, побывать там, где никто не был, почувствовать то, чего никто не чувствовал!
– Ого! – сказал Алька и прошёлся вокруг автолета, раскидывая туфлями лёгкий, сыпучий, ещё прохладный песок, потом взял свой маленький этюдник.
Однако он так и не открыл его, потому что Толя продолжал этот не совсем понятный ему разговор.
– А тебе, значит, не хочется всего этого, да?
– Почему не хочется? Очень хочется! Но ведь мы с тобой ещё не готовы ко всему такому… И потом, Луна, например, мне уже порядком надоела!
– Зачем Луна! А сколько есть планет! – задыхаясь, быстро заговорил Толя. – Представь себе, Планета Говорящих Деревьев: они все понимают, любуются звёздами и засыпают, а по утрам просыпаются и переговариваются с соседями и шепчутся с травой… Или вообрази: есть во Вселенной Планета Красных Птиц; это очень умные, мыслящие птицы, и они создали свою высокоразвитую птичью цивилизацию…
Алька весело засмеялся.
– Ты что, не веришь? – спросил Толя. – Скажешь, не может такой быть?
– Почему не верю? Наверно, есть планеты и необычней…
– Да конечно же, есть! – обрадовался Толя. – Помнишь, какие рисовал мультфильмы – мой сценарий, твои рисунки – и мы показывали их во дворе? Особенно здорово у тебя получился фильм о Планете Добрых Змей и Планете Мужественных Кроликов… На тех планетах можно увидеть такие краски и перенести их на картины, что люди замрут от восхищения… Мы с тобой должны побывать там!
Алька посмотрел на Толю тихо и удивлённо, потом осторожно заметил:
– А кто ж нас пустит туда? Ведь мы ещё дети. Или нам специально предоставят космический корабль для такого путешествия?
«Предоставят! – хотел закричать Толя. – Держи карман шире! Мы сами его предоставим себе. Не надо только бояться, нельзя быть таким робким… Серёжа с Петей сразу бы согласились! Сразу!» Но Толя не крикнул этого и не раскрыл перед Алькой своего секрета.
– Я вижу, ты не хочешь, – грустно сказал Толя – хотя ты и художник и должен дерзать…
– Хочу, но ведь нельзя же без взрослых! Я и не знал, что ты такой робкий, нелюбопытный и терпеливый! Боишься всего, не решаешься… Вот мы сидим здесь, а твой папа там, в глубине, у эсминца… Там сумрак, пузырьки воздуха, рыбёшки и – безмолвный, некогда грозный корабль… Увидеть бы это! Я уверен, что и мы с тобой могли б нырнуть туда, и ничего б с нами не случилось… А ты, ты даже попросить его не решаешься…
Толя вдруг почувствовал, как к горлу подступает комок: хотел убедить Альку, но только разжалобил себя. И Толя поспешно отвернулся от него и пошёл к автостраде. Поднял руку, и первый же красно-белый автолет остановился перед ним.
Толя сел в него, и машина помчалась к городу.
Ничего у него не получается со сбором экипажа! Не так, видно, надо предлагать и уговаривать…
Теперь оставалась Леночка.С какой стороны подступиться к ней?
Автолет подвёз Толю к дому. Он вылез, взял себя в руки и пошёл к ней.
Поднялся на лифте на её этаж, с бьющимся сердцем нажал у двери золотистую кнопку – у каждого члена семьи была своя кнопка, – и на маленьком щитке зажёгся золотой огонёк. Это означало: входи, Леночка дома и ждёт тебя…
Толя давно не был у неё. С тех самых пор, когда они год назад всем двором ездили к старому чёрному Вулкану собирать камешки. Ребята босиком бродили у берега, и среди них, нагнувшись, по щиколотку в воде, – Леночка. Ветер раскидывал её волосы, закрывал лицо, и она отводила их руками, чтоб видеть усеянный галькой берег и синее море. Толя нашёл редкостный прозрачный агат с волнистым дымчатым рисунком – даже с других планет редко привозят грузовые звездолёты такие камешки! – и подбежал к девочке: «Лён, посмотри!»
– «Какой прекрасный! – вскрикнула она. – Где ты его нашёл? Как же тебе везёт!» – «Возьми, возьми, если нравится…» Леночка благодарно посмотрела на него, взяла агат мокрыми от морских брызг пальцами, покатала по ладошке, любуясь им, и пошла дальше, тоненькая, лёгкая, с рвущимися на ветру волосами.
Огонёк на щитке все приглашал его войти, а Толя стоял, стоял и, наконец, глотнув воздуха, шагнул через порог.
– А, Толя! Как я рада, что ты пришёл! – Леночка забегала, запрыгала по комнате. – У меня счастье, большущее счастье! Элька, моя подружка по балетной группе, сказала мне по секрету, что наш балетмейстер, кажется, остановился на мне, и я буду танцевать главную роль в спектакле!
– П-ппоздравляю… – Толя проглотил слюну. – Я х-хотел спросить у тебя…
– Пожалуйста! Спрашивай! Хоть тысячу вопросов! Как все прекрасно сложилось! Мне так нравится там! И огромная сцена, и яркие декорации, и музыка… И там так хорошо, так легко танцуется!
Толя моргнул ресницами и уставился в её левое ухо.
– Хочешь, покажу тебе на моих балеринах весь спектакль?
Леночка кинулась к жёлтой коробке, стоявшей на полке: в ней был набор маленьких танцовщиц с электронно-кибернетическим устройством, и они выполняли множество сложных программ. Толя знал, что у Леночки было много разных наборов и она могла часами наблюдать работу крошечных, почти живых фигурок.
– Лён, не надо… – пробормотал Толя. – А ты…
– Что я? – Леночка спрятала коробку. – Ну что ты хочешь спросить? Спрашивай! Смелей! Как все удачно получилось! Ну, хочешь, я сама сейчас станцую тебе самое начало?
– Не надо… Спасибо… Прости… Мне пора… Мне давно пора…
Толя выбежал из комнаты.
Колесникова он разыскал во дворе: тот возился в двигателе своей машины, стоявшей у гаража, и лоб его был деловито хмур.
– Как дела? – спросил он.
– Никак.
– Плохо, значит, говорил с ними. А я уж думал, ты… Мямлил, видно.
– Да нет, не мямлил.
– Слушай, Звездин, – сказал Колёсников, – и это ты хочешь далеко улететь?
Туда летают люди с железными нервами. Придётся мне за это дело взяться.
– А что ты им скажешь? – спросил Толя.
– Сам не знаю ещё… Сегодня, говоришь, его отец заканчивает картину?
– Да.
– Я пошёл, всего! – Колёсников отвернулся от Толи и, словно у них и не было тайного сговора о космическом полёте и они даже не были приятелями, ушёл в гараж.
– Куда? – не поняв его, тоже шёпотом спросил Колёсников и, подчиняясь Толиной руке, полуобнявшей его, пошёл в угол двора, к гаражу.
– К другим планетам и мирам! – задыхаясь от волнения, прошептал Толя.
– То есть… улететь с Земли?
– Ну конечно!
– А на чем? – трезво прервал его Колёсников. – И кто же нас просто так пустит?
– А мы и спрашиваться не будем! Ты ведь уже улетал за Солнечную систему, у тебя есть большой опыт… – Толя оглянулся, наклонился к нему и горячо зашептал: – Я уже давно все продумал и только… только боялся. Не мог же я один!.. Ты ведь сам говорил, что даже грудной младенец сумеет…
– На «Звездолёте-100»! – вскричал Колёсников. – Ты гений! Идёт! Он стоит на космодроме и готовится к новому рейсу. Я возьму у дяди Артёма ключ от него, изготовлю для нас другой, и, когда корабль целиком заправят всем, что нужно для полёта, мы в него и влезем… – Его глаза прямо-таки полыхали от радости. – И тогда все узнают, на что мы способны!
– Узнают! – подхватил Толя. – Мы им докажем! Мы залетим дальше всех и увидим удивительные, невиданные планеты… Правда? – И, не давая Колесникову ответить, сказал: – Но ведь нас только двое, а экипаж, как ты говорил, должен состоять из…
– … пяти человек, – подтвердил Колёсников. – И не меньше. Надо, чтоб это были ребята – высший класс! Храбрые, знающие, спокойные…
– Первого берём Альку, – сказал Толя. – Он ничего не боится, очень добрый и хороший товарищ.
– А ты в этом уверен? – заметил Колёсников. – Он очень нервный и даже не сумеет разобрать и собрать самого простого робота…
– Ну и что? – возразил Толя. – Зато он великолепный художник!
– А кому от этого польза?
– Да ты в своём уме?! – Толя с недоумением уставился на Колесникова.
– Это нужно всем… И он замечательный, он преданный! И его дедушка работает на космодроме…
– Вот это важно! – сказал Колёсников. – Впрочем, нет, обойдёмся без его дедушки и без Альки… А что, если Ленку? – внезапно спросил Колёсников, с трудом сдерживая улыбку.
Леночка, кажется, была единственным человеком, к которому он неплохо относился, хотя она тоже была выше его ростом. Где там неплохо! Похоже было, что, крутясь вокруг неё и катая её на своей технике, уводя, отвлекая её от других ребят, он хотел подрасти, возвыситься хотя бы в собственных глазах и доказать всем, что и при маленьком росте можно быть ловким, удачливым и понравиться красивой девочке.
– Девчонку? Нет, я против… – заявил Толя, отводя глаза. – К тому же она теперь…
– Что она теперь? – быстро спросил Колёсников.
– Ни на кого не смотрит.
Губы Колесникова вдруг разошлись в широкой улыбке.
– Уж если Алька не подходит, – начал Толя и запнулся от этой неожиданной улыбки, – так она… Она…
– Хорошо, я согласен на Альку, – сдался наконец Колёсников. – Но чтоб и её включить в экипаж…
– Включим, – сказал Толя. – А кто пятый? И захотят ли они полететь?
– Пятого найдём… Поговори пока что с этими… Ты человек вежливый, обходительный, тихий, а я только напорчу…
«Уж это точно», – подумал Толя и стал размышлять, как завести с ребятами разговор, с чего начать. Он даже ночью проснулся и все думал о том же. Вот если б Серёжка был сейчас не на своём Марсе, а Петя Кольцов, весельчак и насмешник с вечно растрёпанными волосами, не в Хрустальном, а добрый и мягкий Андрюша Уваров не на своих дальних раскопках, – все было бы легко…
Не нужно было б их уговаривать: сразу б согласились лететь с ним! А вот в Альке Толя не был уверен до конца…
Утром он пораньше встал и вышел во двор. Он хотел перехватить Альку с отцом. Однако, выйдя из подъезда Толя смутился, увидев у платана Жору. Жора время от времени позевывал и поглядывал вверх. Волосы его были тщательно расчёсаны набок, рубаха аккуратно заправлена. Вдруг Жора перестал зевать, и с лица его исчезли даже остатки сна…
Конечно же, в окне появилась Леночка. Ну как Жора не понимает: она всегда посмеивается над ним, над его аппетитом и бездельем, а он…
Толе вдруг стало неловко: ещё подумают и про него…
И Толя, незамеченный, отошёл к воротам. Минут через десять у гаража взревел двигатель автолета, и Толя, увидев в нем Альку с отцом, загородил ему путь и раскинул руки:
– Возьмите и меня!
– Я же говорил тебе, Толя, что там очень большая глубина, – сказал Андрей Михайлович. – И Алик будет на берегу, нельзя вам…
– И я с ним! – крикнул Толя и прыгнул в откинувшуюся дверцу.
Минут через двадцать автолет остановился у берега, возле пустынных, диких скал. Андрей Михайлович перелез с этюдником в маленький, видимо постоянно стоящий здесь катерок и двинулся на нем в море.
– Сегодня он хочет закончить картину, – сказал Алька, – положить последние мазки, а это самое трудное… Отцу кажется, что эта картина лучшая из всего, что он написал, и я всю ночь не мог спать и хочу первый увидеть её!
– Ну хорошо, тогда я отвернусь и посмотрю её после тебя…
– Какой ты, Толька! – захохотал вдруг Алька и потряс Толю за плечи. – Ну что с тобой делать?! Нельзя же быть таким… Вместе увидим!
Катер уходил все дальше, уходил в открытое море, туда, где на морском дне с незапамятных времён лежал непонятно каким образом сохранившийся эсминец – так когда-то назывались довольно большие суда, обшитые толстой броней, вооружённые пушками и торпедными аппаратами, которые предназначались для уничтожения людей, кораблей, самолётов и обстрела береговых укреплений. Этот эсминец, судя по некоторым уцелевшим в архивах документам, отважно защищал берега от кораблей и самолётов фашистской Германии и был потоплен. Алькин отец случайно обнаружил его во время поисков интересных подводных пейзажей. Эсминец готовились поднять, чтоб превратить в музей, и художник хотел написать его на морском дне.
Толя оторвал глаза от бескрайнего моря и сказал:
– Когда-то люди убивали друг друга… Не верится, что все это было.
– Было, но очень давно… – ответил Алька, глядя на уменьшающийся катерок с отцом. – Сейчас он нырнёт к эсминцу и будет писать, пока хватит в баллонах кислорода.
– Слушай, Алька, – внезапно сказал Толя, – можно с тобой поговорить как с другом?
– А почему ж нет? Конечно.
– Я знаю, тебе на Земле хорошо, и мне на пей хорошо… Но ведь нельзя ни на минуту забывать, что мы не одни во Вселенной, что есть там планеты, на которые ещё не ступала нога землянина, на которых все не так, как у нас…
– А я и не забываю, – едва успел вставить Алька. – Нет двух одинаковых планет, но ведь на Земле и даже в нашем Сапфирном работает немало консультантов оттуда по обмену межпланетным опытом, и они рассказывают нам… – Мне мало этого! – Глаза Толи сверкнули. – Я сам хочу увидеть тех, кого никто не видел, побывать там, где никто не был, почувствовать то, чего никто не чувствовал!
– Ого! – сказал Алька и прошёлся вокруг автолета, раскидывая туфлями лёгкий, сыпучий, ещё прохладный песок, потом взял свой маленький этюдник.
Однако он так и не открыл его, потому что Толя продолжал этот не совсем понятный ему разговор.
– А тебе, значит, не хочется всего этого, да?
– Почему не хочется? Очень хочется! Но ведь мы с тобой ещё не готовы ко всему такому… И потом, Луна, например, мне уже порядком надоела!
– Зачем Луна! А сколько есть планет! – задыхаясь, быстро заговорил Толя. – Представь себе, Планета Говорящих Деревьев: они все понимают, любуются звёздами и засыпают, а по утрам просыпаются и переговариваются с соседями и шепчутся с травой… Или вообрази: есть во Вселенной Планета Красных Птиц; это очень умные, мыслящие птицы, и они создали свою высокоразвитую птичью цивилизацию…
Алька весело засмеялся.
– Ты что, не веришь? – спросил Толя. – Скажешь, не может такой быть?
– Почему не верю? Наверно, есть планеты и необычней…
– Да конечно же, есть! – обрадовался Толя. – Помнишь, какие рисовал мультфильмы – мой сценарий, твои рисунки – и мы показывали их во дворе? Особенно здорово у тебя получился фильм о Планете Добрых Змей и Планете Мужественных Кроликов… На тех планетах можно увидеть такие краски и перенести их на картины, что люди замрут от восхищения… Мы с тобой должны побывать там!
Алька посмотрел на Толю тихо и удивлённо, потом осторожно заметил:
– А кто ж нас пустит туда? Ведь мы ещё дети. Или нам специально предоставят космический корабль для такого путешествия?
«Предоставят! – хотел закричать Толя. – Держи карман шире! Мы сами его предоставим себе. Не надо только бояться, нельзя быть таким робким… Серёжа с Петей сразу бы согласились! Сразу!» Но Толя не крикнул этого и не раскрыл перед Алькой своего секрета.
– Я вижу, ты не хочешь, – грустно сказал Толя – хотя ты и художник и должен дерзать…
– Хочу, но ведь нельзя же без взрослых! Я и не знал, что ты такой робкий, нелюбопытный и терпеливый! Боишься всего, не решаешься… Вот мы сидим здесь, а твой папа там, в глубине, у эсминца… Там сумрак, пузырьки воздуха, рыбёшки и – безмолвный, некогда грозный корабль… Увидеть бы это! Я уверен, что и мы с тобой могли б нырнуть туда, и ничего б с нами не случилось… А ты, ты даже попросить его не решаешься…
Толя вдруг почувствовал, как к горлу подступает комок: хотел убедить Альку, но только разжалобил себя. И Толя поспешно отвернулся от него и пошёл к автостраде. Поднял руку, и первый же красно-белый автолет остановился перед ним.
Толя сел в него, и машина помчалась к городу.
Ничего у него не получается со сбором экипажа! Не так, видно, надо предлагать и уговаривать…
Теперь оставалась Леночка.С какой стороны подступиться к ней?
Автолет подвёз Толю к дому. Он вылез, взял себя в руки и пошёл к ней.
Поднялся на лифте на её этаж, с бьющимся сердцем нажал у двери золотистую кнопку – у каждого члена семьи была своя кнопка, – и на маленьком щитке зажёгся золотой огонёк. Это означало: входи, Леночка дома и ждёт тебя…
Толя давно не был у неё. С тех самых пор, когда они год назад всем двором ездили к старому чёрному Вулкану собирать камешки. Ребята босиком бродили у берега, и среди них, нагнувшись, по щиколотку в воде, – Леночка. Ветер раскидывал её волосы, закрывал лицо, и она отводила их руками, чтоб видеть усеянный галькой берег и синее море. Толя нашёл редкостный прозрачный агат с волнистым дымчатым рисунком – даже с других планет редко привозят грузовые звездолёты такие камешки! – и подбежал к девочке: «Лён, посмотри!»
– «Какой прекрасный! – вскрикнула она. – Где ты его нашёл? Как же тебе везёт!» – «Возьми, возьми, если нравится…» Леночка благодарно посмотрела на него, взяла агат мокрыми от морских брызг пальцами, покатала по ладошке, любуясь им, и пошла дальше, тоненькая, лёгкая, с рвущимися на ветру волосами.
Огонёк на щитке все приглашал его войти, а Толя стоял, стоял и, наконец, глотнув воздуха, шагнул через порог.
– А, Толя! Как я рада, что ты пришёл! – Леночка забегала, запрыгала по комнате. – У меня счастье, большущее счастье! Элька, моя подружка по балетной группе, сказала мне по секрету, что наш балетмейстер, кажется, остановился на мне, и я буду танцевать главную роль в спектакле!
– П-ппоздравляю… – Толя проглотил слюну. – Я х-хотел спросить у тебя…
– Пожалуйста! Спрашивай! Хоть тысячу вопросов! Как все прекрасно сложилось! Мне так нравится там! И огромная сцена, и яркие декорации, и музыка… И там так хорошо, так легко танцуется!
Толя моргнул ресницами и уставился в её левое ухо.
– Хочешь, покажу тебе на моих балеринах весь спектакль?
Леночка кинулась к жёлтой коробке, стоявшей на полке: в ней был набор маленьких танцовщиц с электронно-кибернетическим устройством, и они выполняли множество сложных программ. Толя знал, что у Леночки было много разных наборов и она могла часами наблюдать работу крошечных, почти живых фигурок.
– Лён, не надо… – пробормотал Толя. – А ты…
– Что я? – Леночка спрятала коробку. – Ну что ты хочешь спросить? Спрашивай! Смелей! Как все удачно получилось! Ну, хочешь, я сама сейчас станцую тебе самое начало?
– Не надо… Спасибо… Прости… Мне пора… Мне давно пора…
Толя выбежал из комнаты.
Колесникова он разыскал во дворе: тот возился в двигателе своей машины, стоявшей у гаража, и лоб его был деловито хмур.
– Как дела? – спросил он.
– Никак.
– Плохо, значит, говорил с ними. А я уж думал, ты… Мямлил, видно.
– Да нет, не мямлил.
– Слушай, Звездин, – сказал Колёсников, – и это ты хочешь далеко улететь?
Туда летают люди с железными нервами. Придётся мне за это дело взяться.
– А что ты им скажешь? – спросил Толя.
– Сам не знаю ещё… Сегодня, говоришь, его отец заканчивает картину?
– Да.
– Я пошёл, всего! – Колёсников отвернулся от Толи и, словно у них и не было тайного сговора о космическом полёте и они даже не были приятелями, ушёл в гараж.
Глава шестая. Пятый член экипажа
Между тем красного автолета с нетерпением ждала вся Алькина семья. Из окон его квартиры чуть не каждую минуту высовывались головы его братьев и сестёр: вот-вот должен был приехать их отец вместе с Алькой.
Через несколько минут дети художника шумной гурьбой высыпали из подъезда в ярких платьях и костюмчиках, с блестящими пуговками и лентами в волосах и стали бегать и прыгать во дворе, время от времени посматривая на ворота. Однако не только они поджидали художника. Видно, многие в доме узнали о скором приезде Андрея Михайловича и хотели увидеть его последнюю работу; и дети, и бабушки, и дедушки – все, кто был не на работе, кучками толпились во дворе, горячо обсуждая какие-то свои проблемы.
Между группками ребят и взрослых одиноко расхаживал Колёсников.
Неожиданно смех и крики замерли: во двор стремительно влетел красный автолет.
Когда Толя выскочил из подъезда, автолет обступили со всех сторон жильцы дома, и Андрей Михайлович с Алькой вылезли из него. Художник, увидев столько народу, покачал головой и сказал Альке:
– Столпотворение! Надо б и другие картины показать, а не только последнюю.
– Покажите, покажите! – раздались голоса.
– Хоть на минутку!
– На сколько угодно! – Художник с радостным удивлением оглядел жильцов.
– Аля, мчись домой, тащи… ну конечно, не самые худшие…
Алька побежал домой и через несколько минут принёс большую стопку картин – тонких листов прочного лёгкого металла, на которых художник, как и его знаменитый учитель Астров, писал вечными, несмываемыми и не выгорающими на солнце красками. Андрей Михайлович ещё раз оглядел жильцов, улыбнулся. И мягкие чёрные глаза его, и острая неуступчивая бородка, и даже крупный загорелый лоб в тонких морщинках – все улыбалось в нем.
Андрей Михайлович сказал:
– Пожалуйста, только, умоляю вас: с последней картиной будьте осторожней – не просохла…. Алик, расставь листы на скамейках и у деревьев… Спасибо, конечно, за такую встречу, но ничего особенного, уверяю вас… – И, смущённый таким неожиданным интересом соседей к своей работе, художник быстро скрылся в подъезде.
«Какой молодец,… – подумал Толя, – такой и Альку пустил бы, если бы тот хорошенько попросил, не только в глубину моря, но и в любую точку Вселенной… Однако надо помочь Альке…» Толя взял из его рук несколько листов, скреплённых специальными узкими полосками, и пошёл через толпу к скамейкам; Алька же нырнул в машину и – с сияющим лицом, осторожно держа ладонями за края, – понёс к деревьям большой лист, сверкающий ещё не высохшими, густо наложенными красками. Толя расставил картины на скамейках, и Алька прислонил лист к стволу платана.
Люди отхлынули от картин, чтоб получше рассмотреть их на некотором расстоянии, и почти тотчас послышались возгласы удивления. И чем дольше смотрели люди на картины, тем громче ахали, тем глубже и сосредоточенней молчали. А кое-какие старушки, которым давно перевалило за сто, вытирали глаза краешками платков. Был тут и Жора, он тоже смотрел на картины, и на толстых, добродушных губах его блуждала улыбка, и относилась она, видно, к публике, с таким вниманием разглядывавшей картины… Неужели ему не нравятся?
Отойдя от Жоры, Толя встал около Альки и стал смотреть на картины.
Он смотрел и не мог оторваться от них, словно они втягивали его, как омут, вбирали в себя, и ничего нельзя, было поделать, чтоб не поддаться им, не погрузиться в них, не смотреть на них…
Особенно поражала последняя, большая сегодня законченная. Сквозь мерцающую зелень воды проступал завалившийся набок огромный эсминец, в слизи и водорослях, свисавших с орудий, которые торчали из проклепанных башен, – из этих орудий когда-то выпускали особые штуки из стали, называемые снарядами, начинённые взрывчатым веществом. Сейчас по этой броне в колеблющемся сумраке ползали, подгибая лучи, морские звезды, крабы, и грустно смотрела подводная мгла, а из узких щелей в надстройках вверх уходили длинные полосы света… Нет, это были не полосы – вглядись получше!
– это были искажённые болью и страданием человеческие лица, лица погибших моряков, и столько в них было благородства и мужества, тоски по непрожитой жизни, жалости к матерям и братьям… Лица погибших моряков чудились и в низких, приплюснутых надстройках, и в дулах орудий, и в странно изогнутых морских звёздах и водорослях, и даже в самой мгле тяжёлой воды, пронзённой тусклыми бликами; и она, эта вода, вся так и колыхалась, так и светилась, так и кричала этими лицами, этой тяжёлой зеленью глубин, этой массивной древней броней, этим острым носом корабля, из отверстия которого торчал трехлапый, похожий на спрута якорь, этой вечной беззвучной тишиной…
Толя с трудом оторвал глаза от этой картины и перевёл их на другую, стоявшую рядом, – на ней прекрасными серебряными молниями плыли дельфины, на третью – на ней сверкали в чудесном искромётном танце лёгкие, изящные ставридки, на четвёртую…
И опять Толя вернулся глазами к картине с потопленным эсминцем. Возле неё собрались почти все жильцы, и каждый хотел подойти поближе, чтоб получше рассмотреть. Подошёл и Жора. Работая локтями, он стал неуклюже, но довольно настойчиво протискиваться к ней: видно, и его в конце концов разобрало любопытство.
А Толя все смотрел на картину, смотрел… И вдруг он понял – и его прямо-таки обожгло оттого, что он неожиданно понял: моряки были такие храбрые, сражались до последнего, а он даже рот раскрыть боится, боится прямо сказать обо всем Альке.
Толя вытянул его за руку нз толпы, отвёл в сторонку и, решив ничего больше не скрывать от него, в упор, немножко даже свирепо посмотрел в ясные, добрые Алькины глаза и негромко сказал:
– Алька, полетим с нами… Я прошу тебя… Ты нам очень, очень нужен…
– Туда? – Алька поднял вверх глаза и улыбнулся своим худеньким треугольным личиком.
– Туда.
– И есть на чем? – Глаза его понятливо и сочувственно светились.
Толя кивнул и чуть не крикнул от радости и благодарности:
– Ты не пожалеешь, Алька! Это будет прекрасный полет! Ну, иди к отцу. О подробностях чуть попозже…
Через несколько минут дети художника шумной гурьбой высыпали из подъезда в ярких платьях и костюмчиках, с блестящими пуговками и лентами в волосах и стали бегать и прыгать во дворе, время от времени посматривая на ворота. Однако не только они поджидали художника. Видно, многие в доме узнали о скором приезде Андрея Михайловича и хотели увидеть его последнюю работу; и дети, и бабушки, и дедушки – все, кто был не на работе, кучками толпились во дворе, горячо обсуждая какие-то свои проблемы.
Между группками ребят и взрослых одиноко расхаживал Колёсников.
Неожиданно смех и крики замерли: во двор стремительно влетел красный автолет.
Когда Толя выскочил из подъезда, автолет обступили со всех сторон жильцы дома, и Андрей Михайлович с Алькой вылезли из него. Художник, увидев столько народу, покачал головой и сказал Альке:
– Столпотворение! Надо б и другие картины показать, а не только последнюю.
– Покажите, покажите! – раздались голоса.
– Хоть на минутку!
– На сколько угодно! – Художник с радостным удивлением оглядел жильцов.
– Аля, мчись домой, тащи… ну конечно, не самые худшие…
Алька побежал домой и через несколько минут принёс большую стопку картин – тонких листов прочного лёгкого металла, на которых художник, как и его знаменитый учитель Астров, писал вечными, несмываемыми и не выгорающими на солнце красками. Андрей Михайлович ещё раз оглядел жильцов, улыбнулся. И мягкие чёрные глаза его, и острая неуступчивая бородка, и даже крупный загорелый лоб в тонких морщинках – все улыбалось в нем.
Андрей Михайлович сказал:
– Пожалуйста, только, умоляю вас: с последней картиной будьте осторожней – не просохла…. Алик, расставь листы на скамейках и у деревьев… Спасибо, конечно, за такую встречу, но ничего особенного, уверяю вас… – И, смущённый таким неожиданным интересом соседей к своей работе, художник быстро скрылся в подъезде.
«Какой молодец,… – подумал Толя, – такой и Альку пустил бы, если бы тот хорошенько попросил, не только в глубину моря, но и в любую точку Вселенной… Однако надо помочь Альке…» Толя взял из его рук несколько листов, скреплённых специальными узкими полосками, и пошёл через толпу к скамейкам; Алька же нырнул в машину и – с сияющим лицом, осторожно держа ладонями за края, – понёс к деревьям большой лист, сверкающий ещё не высохшими, густо наложенными красками. Толя расставил картины на скамейках, и Алька прислонил лист к стволу платана.
Люди отхлынули от картин, чтоб получше рассмотреть их на некотором расстоянии, и почти тотчас послышались возгласы удивления. И чем дольше смотрели люди на картины, тем громче ахали, тем глубже и сосредоточенней молчали. А кое-какие старушки, которым давно перевалило за сто, вытирали глаза краешками платков. Был тут и Жора, он тоже смотрел на картины, и на толстых, добродушных губах его блуждала улыбка, и относилась она, видно, к публике, с таким вниманием разглядывавшей картины… Неужели ему не нравятся?
Отойдя от Жоры, Толя встал около Альки и стал смотреть на картины.
Он смотрел и не мог оторваться от них, словно они втягивали его, как омут, вбирали в себя, и ничего нельзя, было поделать, чтоб не поддаться им, не погрузиться в них, не смотреть на них…
Особенно поражала последняя, большая сегодня законченная. Сквозь мерцающую зелень воды проступал завалившийся набок огромный эсминец, в слизи и водорослях, свисавших с орудий, которые торчали из проклепанных башен, – из этих орудий когда-то выпускали особые штуки из стали, называемые снарядами, начинённые взрывчатым веществом. Сейчас по этой броне в колеблющемся сумраке ползали, подгибая лучи, морские звезды, крабы, и грустно смотрела подводная мгла, а из узких щелей в надстройках вверх уходили длинные полосы света… Нет, это были не полосы – вглядись получше!
– это были искажённые болью и страданием человеческие лица, лица погибших моряков, и столько в них было благородства и мужества, тоски по непрожитой жизни, жалости к матерям и братьям… Лица погибших моряков чудились и в низких, приплюснутых надстройках, и в дулах орудий, и в странно изогнутых морских звёздах и водорослях, и даже в самой мгле тяжёлой воды, пронзённой тусклыми бликами; и она, эта вода, вся так и колыхалась, так и светилась, так и кричала этими лицами, этой тяжёлой зеленью глубин, этой массивной древней броней, этим острым носом корабля, из отверстия которого торчал трехлапый, похожий на спрута якорь, этой вечной беззвучной тишиной…
Толя с трудом оторвал глаза от этой картины и перевёл их на другую, стоявшую рядом, – на ней прекрасными серебряными молниями плыли дельфины, на третью – на ней сверкали в чудесном искромётном танце лёгкие, изящные ставридки, на четвёртую…
И опять Толя вернулся глазами к картине с потопленным эсминцем. Возле неё собрались почти все жильцы, и каждый хотел подойти поближе, чтоб получше рассмотреть. Подошёл и Жора. Работая локтями, он стал неуклюже, но довольно настойчиво протискиваться к ней: видно, и его в конце концов разобрало любопытство.
А Толя все смотрел на картину, смотрел… И вдруг он понял – и его прямо-таки обожгло оттого, что он неожиданно понял: моряки были такие храбрые, сражались до последнего, а он даже рот раскрыть боится, боится прямо сказать обо всем Альке.
Толя вытянул его за руку нз толпы, отвёл в сторонку и, решив ничего больше не скрывать от него, в упор, немножко даже свирепо посмотрел в ясные, добрые Алькины глаза и негромко сказал:
– Алька, полетим с нами… Я прошу тебя… Ты нам очень, очень нужен…
– Туда? – Алька поднял вверх глаза и улыбнулся своим худеньким треугольным личиком.
– Туда.
– И есть на чем? – Глаза его понятливо и сочувственно светились.
Толя кивнул и чуть не крикнул от радости и благодарности:
– Ты не пожалеешь, Алька! Это будет прекрасный полет! Ну, иди к отцу. О подробностях чуть попозже…
Глава седьмая. Где взять четвёртого и пятого?
Толя быстро подошёл к Колесникову и сказал:
– Есть третий член экипажа. Колёсников поморщился и ещё раз заметил, что Алька очень незавидный космонавт, однако выбирать не приходится, велел действовать в том же духе и отошёл от Толи.
Где же взять четвёртого и пятого? Они нужны были как ещё раньше объяснил ему Колёсников, для того, чтоб соблюсти положенный вес звездолёта и чтоб можно было управлять им в полёте, меняясь: один сидит в рубке управления у штурвала и клавишей, четверо отдыхают и развлекаются, потом принимает вахту второй, потом – третий, ну и так дальше…
Толя пошёл домой. Когда он обедал, раздался телефонный звонок: Колёсников опять напомнил ему, что он должен со всей присущей ему мягкостью и осторожностью во второй раз поговорить с Леночкой: может, она все-таки вступит в их экипаж…
– Но она никуда не рвётся! – выдохнул в телефонную трубку Толя. – Она так счастлива, что её выбрали из множества девочек! Не нужны ей другие планеты!..
– Ты в этом уверен? – чуть насмешливо спросила трубка голосом Колесникова.
– Уверен, – сказал Толя не очень уверенно. – Не могу же я…
– Слушай, – неожиданно прервал его Колёсников, – а ты говорил ей, что есть такие планеты, где девочки ходят в волшебных платьях, сотканных из тончайших нитей – золотых, серебряных или платиновых, и стоит шепнуть приказ, и такое платье, благодаря особому, микроскопическому, спрятанному в ткань кибернетическому устройству, меняет цвет и фасон и даже само может автоматически надеваться и сниматься; и что на тех планетах столько таких платьев – входи в магазин и любое снимай с вешалки!
– Не говорил, – признался Толя. – А что, есть планеты с такими платьями?
– Должны быть! – слегка рассердился Колёсников. – Если не говорил, так скажи… Для того и летим, чтоб найти такую планету.
Говоря по совести, Толя хотел отправиться в полет совсем не для того, чтоб разыскать планету, где можно получить такое волшебно-кибернетическое платье из серебряной, золотой или даже платиновой нитки. Да и вряд ли Леночка согласится полететь только из-за таких платьев… Она не тряпичница!
– А говорил про планету, где есть волшебные туфельки, осыпанные изумрудами и с алмазными каблучками? Что есть там туфельки с крошечными колёсиками и моторчиком в каблуках; стоит сказать им: «Несите меня, туфельки!», они и понесут, и никакого транспорта не нужно.
– А разве могут быть такие планеты, на которых до этого додумались? – прямо-таки изумился Толя, но опять у него мелькнула мысль: вряд ли Леночка захочет полететь из-за этих туфелек, пусть и волшебных; Колёсников плохо понимает Леночку, если так думает о ней…
– А почему ж нет? Есть такие планеты! – ответил Колёсников. – Техника стала куда сильней и надёжней человека: не болеет, не ошибается и не требует еды…
– Да, но создал её человек? Что без него техника?
– Ерунда! – возразил Колёсников. – Она стала куда сложней, гибче, тоньше человека, она решает в минуту задачи, для решения которых человеку нужны месяцы… И вообще, что ты завёл об этом? Я вижу, ты похож на Альку, каши с тобой не сваришь. Ни капли фантазии! А говорят ещё – мечтатель… Не смог поговорить как надо с Ленкой! Психологии не понимаешь, а ещё Звездин! Сын вице-президента! Видно, придётся мне и за это взяться…
– Я… Я ещё раз попробую… – пообещал Толя, услышал в трубке частые гудки и вздохнул.
Что ж теперь делать? Дождаться, когда Леночка придёт с репетиции, и фантазировать про разные такие планеты, где изобрели невиданные туфли и платья? Нет уж. Ни слова не скажет он ей об этом… Надо сказать о чем-то большом, важном, необычном…
Толя вышел из квартиры и, не зная, что делать, стал расхаживать по двору.
Вот-вот должна была явиться Леночка. Но что сказать ей, чтоб согласилась совсем добровольно, чтоб её по-настоящему потянуло посмотреть иные миры?..
Думая об этом, Толя пошёл к воротам и здесь чуть не столкнулся с Леночкой.
И едва узнал её. Она уже не летела, как обычно, в лёгких туфельках со сверкающими синими камешками на пряжках, а просто шла. Камешки на её туфельках были, но почему-то совсем не сверкали. И лицо слегка припухло от слез, и волосы потряхивались не в такт её шагам, и плечи опустились.
Толя оробело смотрел на неё и не посмел даже открыть рот, чтоб спросить, в чем дело.
«Ну и день сегодня!» – думал он, шагая к Колесникову.
– У неё что-то случилось, – сказал ему Толя, – ни на кого не смотрит, никому не улыбнётся…
– Вот и надо развеселить её. Предложил бы полететь с нами, – ответил Колёсников. – Скорость будет такая – дух захватит! Не до грусти будет…
– Мне было жаль её, неловко и предлагать.
– Жалостью делу не поможешь! – сказал Колёсников. – Нам пора улетать, и она должна быть с нами. Хорошо, я сам с ней поговорю…
– Не надо, Колёсников! – вдруг загорячился Толя. – Я ещё раз попробую…
– Ладио, только но тяни. Завтра в десять утра я зайду к ней.
Толя проснулся ни свет ни заря, вышел во двор, уселся на скамейку и стал потихоньку посматривать на окно Леночки. Прошёл час, однако она не появлялась в нем, не напевала, не расчёсывала волосы.
Минут через тридцать должен был появиться у нёс Колёсников, и тогда Толя набрался храбрости и громко позвал Леночку. Она выглянула из окна, непричёсанная, грустная.
– Спустись на минутку! – попросил Толя. – Или я к тебе забегу.
– Ладно.
Забыв, что в доме есть лифт, Толя помчался вверх по лестнице, нажал на золотую кнопку возле её двери и вошёл.
Леночка сидела у маленького столика и смотрела в угол. Толя уставился на неё и не знал, с чего начать. Чтоб успокоить себя, он присел на упругий диванчик и, моргая, стал усиленно искать нужные слова.
– Лён, – сказал он, – Лён… Пошли на улицу, к морю… И ребят позовём… Искупаемся…
– Не хочу я к морю!.. Ничего я не хочу… И в этом спектакле не буду участвовать! – Из её больших синих глаз неожиданно брызнули слезы.
У Толи перехватило дыхание.
– Почему?
– Другую выбрали на главную роль, другую, а не меня… А мне так хотелось выступить. Моя мама говорит, что ничего страшного не случилось, что не нужно спешить и рваться на главную роль, что…
Леночка опять заплакала.
– Ну не надо, Лён… Правильно говорит мама… Сегодня та девочка в главной роли, завтра – ты… А вообще-то насчёт родителей… Хорошие они и желают нам только добра, но я иногда обижаюсь на них… Не пускают, куда хочу, считают, что я ничего не умею мало что понимаю и должен покорно ждать, пока вырасту. А я не хочу ждать! Я хочу сейчас все видеть, все знать! Я, например, скоро улетаю в далёкое космическое путешествие: увижу планеты, где все так непривычно, неожиданно, ослепительно! Где живут совсем иные разумные существа, совсем иные животные и растения и у мыслящих существ совсем иные мечты…
В глазах Леночки зажглись удивление и зависть:
– А меня бы ты не взял с собой?
Толя задумался и угрюмо сказал: Но этот полет рискованный…
Леночка мгновенно вскочила с кресла:
– Меня ничто не пугает!
– И там может не оказаться таких планет, на которые ты хотела бы попасть…
– Окажутся! Я слышала, что…
В это время дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Колёсников. – Ну как тут у вас дела? – спросил он, поглядывая на Толю.
– Леночка, кажется, хочет лететь…
– Есть третий член экипажа. Колёсников поморщился и ещё раз заметил, что Алька очень незавидный космонавт, однако выбирать не приходится, велел действовать в том же духе и отошёл от Толи.
Где же взять четвёртого и пятого? Они нужны были как ещё раньше объяснил ему Колёсников, для того, чтоб соблюсти положенный вес звездолёта и чтоб можно было управлять им в полёте, меняясь: один сидит в рубке управления у штурвала и клавишей, четверо отдыхают и развлекаются, потом принимает вахту второй, потом – третий, ну и так дальше…
Толя пошёл домой. Когда он обедал, раздался телефонный звонок: Колёсников опять напомнил ему, что он должен со всей присущей ему мягкостью и осторожностью во второй раз поговорить с Леночкой: может, она все-таки вступит в их экипаж…
– Но она никуда не рвётся! – выдохнул в телефонную трубку Толя. – Она так счастлива, что её выбрали из множества девочек! Не нужны ей другие планеты!..
– Ты в этом уверен? – чуть насмешливо спросила трубка голосом Колесникова.
– Уверен, – сказал Толя не очень уверенно. – Не могу же я…
– Слушай, – неожиданно прервал его Колёсников, – а ты говорил ей, что есть такие планеты, где девочки ходят в волшебных платьях, сотканных из тончайших нитей – золотых, серебряных или платиновых, и стоит шепнуть приказ, и такое платье, благодаря особому, микроскопическому, спрятанному в ткань кибернетическому устройству, меняет цвет и фасон и даже само может автоматически надеваться и сниматься; и что на тех планетах столько таких платьев – входи в магазин и любое снимай с вешалки!
– Не говорил, – признался Толя. – А что, есть планеты с такими платьями?
– Должны быть! – слегка рассердился Колёсников. – Если не говорил, так скажи… Для того и летим, чтоб найти такую планету.
Говоря по совести, Толя хотел отправиться в полет совсем не для того, чтоб разыскать планету, где можно получить такое волшебно-кибернетическое платье из серебряной, золотой или даже платиновой нитки. Да и вряд ли Леночка согласится полететь только из-за таких платьев… Она не тряпичница!
– А говорил про планету, где есть волшебные туфельки, осыпанные изумрудами и с алмазными каблучками? Что есть там туфельки с крошечными колёсиками и моторчиком в каблуках; стоит сказать им: «Несите меня, туфельки!», они и понесут, и никакого транспорта не нужно.
– А разве могут быть такие планеты, на которых до этого додумались? – прямо-таки изумился Толя, но опять у него мелькнула мысль: вряд ли Леночка захочет полететь из-за этих туфелек, пусть и волшебных; Колёсников плохо понимает Леночку, если так думает о ней…
– А почему ж нет? Есть такие планеты! – ответил Колёсников. – Техника стала куда сильней и надёжней человека: не болеет, не ошибается и не требует еды…
– Да, но создал её человек? Что без него техника?
– Ерунда! – возразил Колёсников. – Она стала куда сложней, гибче, тоньше человека, она решает в минуту задачи, для решения которых человеку нужны месяцы… И вообще, что ты завёл об этом? Я вижу, ты похож на Альку, каши с тобой не сваришь. Ни капли фантазии! А говорят ещё – мечтатель… Не смог поговорить как надо с Ленкой! Психологии не понимаешь, а ещё Звездин! Сын вице-президента! Видно, придётся мне и за это взяться…
– Я… Я ещё раз попробую… – пообещал Толя, услышал в трубке частые гудки и вздохнул.
Что ж теперь делать? Дождаться, когда Леночка придёт с репетиции, и фантазировать про разные такие планеты, где изобрели невиданные туфли и платья? Нет уж. Ни слова не скажет он ей об этом… Надо сказать о чем-то большом, важном, необычном…
Толя вышел из квартиры и, не зная, что делать, стал расхаживать по двору.
Вот-вот должна была явиться Леночка. Но что сказать ей, чтоб согласилась совсем добровольно, чтоб её по-настоящему потянуло посмотреть иные миры?..
Думая об этом, Толя пошёл к воротам и здесь чуть не столкнулся с Леночкой.
И едва узнал её. Она уже не летела, как обычно, в лёгких туфельках со сверкающими синими камешками на пряжках, а просто шла. Камешки на её туфельках были, но почему-то совсем не сверкали. И лицо слегка припухло от слез, и волосы потряхивались не в такт её шагам, и плечи опустились.
Толя оробело смотрел на неё и не посмел даже открыть рот, чтоб спросить, в чем дело.
«Ну и день сегодня!» – думал он, шагая к Колесникову.
– У неё что-то случилось, – сказал ему Толя, – ни на кого не смотрит, никому не улыбнётся…
– Вот и надо развеселить её. Предложил бы полететь с нами, – ответил Колёсников. – Скорость будет такая – дух захватит! Не до грусти будет…
– Мне было жаль её, неловко и предлагать.
– Жалостью делу не поможешь! – сказал Колёсников. – Нам пора улетать, и она должна быть с нами. Хорошо, я сам с ней поговорю…
– Не надо, Колёсников! – вдруг загорячился Толя. – Я ещё раз попробую…
– Ладио, только но тяни. Завтра в десять утра я зайду к ней.
Толя проснулся ни свет ни заря, вышел во двор, уселся на скамейку и стал потихоньку посматривать на окно Леночки. Прошёл час, однако она не появлялась в нем, не напевала, не расчёсывала волосы.
Минут через тридцать должен был появиться у нёс Колёсников, и тогда Толя набрался храбрости и громко позвал Леночку. Она выглянула из окна, непричёсанная, грустная.
– Спустись на минутку! – попросил Толя. – Или я к тебе забегу.
– Ладно.
Забыв, что в доме есть лифт, Толя помчался вверх по лестнице, нажал на золотую кнопку возле её двери и вошёл.
Леночка сидела у маленького столика и смотрела в угол. Толя уставился на неё и не знал, с чего начать. Чтоб успокоить себя, он присел на упругий диванчик и, моргая, стал усиленно искать нужные слова.
– Лён, – сказал он, – Лён… Пошли на улицу, к морю… И ребят позовём… Искупаемся…
– Не хочу я к морю!.. Ничего я не хочу… И в этом спектакле не буду участвовать! – Из её больших синих глаз неожиданно брызнули слезы.
У Толи перехватило дыхание.
– Почему?
– Другую выбрали на главную роль, другую, а не меня… А мне так хотелось выступить. Моя мама говорит, что ничего страшного не случилось, что не нужно спешить и рваться на главную роль, что…
Леночка опять заплакала.
– Ну не надо, Лён… Правильно говорит мама… Сегодня та девочка в главной роли, завтра – ты… А вообще-то насчёт родителей… Хорошие они и желают нам только добра, но я иногда обижаюсь на них… Не пускают, куда хочу, считают, что я ничего не умею мало что понимаю и должен покорно ждать, пока вырасту. А я не хочу ждать! Я хочу сейчас все видеть, все знать! Я, например, скоро улетаю в далёкое космическое путешествие: увижу планеты, где все так непривычно, неожиданно, ослепительно! Где живут совсем иные разумные существа, совсем иные животные и растения и у мыслящих существ совсем иные мечты…
В глазах Леночки зажглись удивление и зависть:
– А меня бы ты не взял с собой?
Толя задумался и угрюмо сказал: Но этот полет рискованный…
Леночка мгновенно вскочила с кресла:
– Меня ничто не пугает!
– И там может не оказаться таких планет, на которые ты хотела бы попасть…
– Окажутся! Я слышала, что…
В это время дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Колёсников. – Ну как тут у вас дела? – спросил он, поглядывая на Толю.
– Леночка, кажется, хочет лететь…
Глава восьмая. Срочно нужен балласт
Когда Леночка захотела присоединиться к ним и осталось только одно свободное место, Колёсников сказал, что «Звездолёт-100» может взлететь и без пятого члена экипажа. Он сказал это, когда все по его просьбе собрались на следующий день на скамейке бульвара Открытий, неподалёку от их дома.
– А корабль не будет слишком лёгким? – спросил Толя. – Не случится авария?
– Вместо пятого члена экипажа, – пояснил Колёсников, – возьмём балласт: каждый захватит с собой по десяти килограммов каких-нибудь вещей, только не очень объёмных…
– Книги! – выпалил Толя, но тут же спохватился: – А может, лучше взять добавочное топливо?
– Тише! – попросил его Колёсников. – Спокойней! Все, что касается технического оснащения и питания звездолёта, я беру на себя; я уже изготовил второй ключ от корабля и точно высчитал, когда его заправят топливом, пищей и всем необходимым и он будет готов к полёту, и вот здесь-то мы с вами… Ну, в общем, понимаете… Это будет завтра вечером… Итак, берите с собой груз.
– Я захвачу побольше красок и листов для живописи; вот попишу там, вот порисую! – обрадовался Алька, и Колёсников не возразил ему.
– И я постараюсь ничего не забыть, – улыбнулась Леночка. – Ой, смотрите, Обжора!
И правда, возле низкой ограды бульвара медленно прошёл Жора; одно ухо его, как радиолокатор, было чутко направлено на ребят, и оба глаза насторожённо косились на их скамейку. Когда он проходил возле них, все умолкли: не хватало того, чтоб он пронюхал об их завтрашнем рейсе! По лицу Жоры, несчастному и унылому, было видно, что ему страшно хочется подсесть к ребятам и узнать, о чем они секретничают. Но у них были такие замкнутые, отчуждённые лица, что сразу было видно: они не испытывают ни малейшего желания подпустить его к себе даже на пять шагов…
Наконец Жора не вытерпел и спросил:
– Ребята, можно мне к вам?
– Ни в коем случае! – сказал Колёсников. – Чтоб и духу твоего не было здесь! Даю тебе минуту и пятнадцать секунд.
Жора жалобно посмотрел на Леночку. Однако Леночка даже не подняла на него глаз, и тогда Жора-Обжора отпрянул от них, чтоб уложиться в отпущенное Колесниковым время.
Впрочем, ребята и сами оставались на этой скамейке не больше десяти минут; Колёсников сжато и точно дал каждому задание – что захватить, что написать в оставленной на столе записке, в какое время выйти из дому незаметно и порознь, где встретиться, какой дорогой добираться до космодрома, ну, и тому подобное. На себя он взял самое трудное: принести из магазина детские космические скафандры и особые комбинезоны для высадки на планеты и другое необходимое в полёте оборудование.
– Мальчики, – сказала Леночка, перед тем как Колёсников разрешил им разойтись, – а если я не донесу своего чемодана? – Я тебе помогу! – отозвался Толя, на полсекунды опередив Альку, который произнёс точно те же слова.
– Никакой помощи, – проговорил Колёсников. – Идти по одному. Иначе нас могут обнаружить.
– Что ж мне делать? – со вздохом спросила Леночка.
– Выбрось что-нибудь из чемодана, – был ответ: при всех Колёсников и с ней разговаривал сурово. – Все. Расходимся тоже по одному… Строго держать язык за зубами! Встретимся завтра в двадцать один ноль-ноль возле музея художника Астрова…
Алька вышел в сумерках и старался держать себя так, как сказал Колёсников: не вращал по сторонам головой, ни с кем из встречных во дворе не заговаривал и на вопросы, куда это он отправляется, беззаботно отвечал: «Да тут в одно местечко поблизости, скоро вернусь…» Для каждого из членов экипажа Колёсников придумал ответ.
И хотя Алька не вращал головой, но все-таки успел заметить, как с промежутком в две-три секунды из соседнего подъезда выскочил Толя с чемоданом, а из следующего – Леночка, и несла она в руках такой чемоданище, что Альке стало страшно: не дотащит его и полет не состоится!..
Однако вёл себя Алька в точности так, как сказал Колёсников, и так же вёл себя Толя: никто из них не кинулся на помощь девочке. Ребята, как незнакомые друг другу, быстро удалялись в сторону ворот. Первым нёсся Толя, за ним – Алька. И когда Алька, немножко нарушая правила побега, на какую-то долю секунды кинул прощальный взгляд на родной двор с платанами и жёлтой будкой с двумя роботами, он увидел прячущегося за деревом Жору.
– Куда ты с таким чемоданищем, Лён? – спросил он, подбежав к девочке, и Алька подумал: вряд ли они теперь оторвутся от Земли и взлетят.
– А тебе что? Иду куда хочу! – ответила Леночка, и ответила совсем не но правилам, потому что но правилам, разработанным Колесниковым, она должна была сказать встречному: «Я к бабушке на два дня».
– Леночка! – увязался за ней Жора-Обжора. – Разреши мне помочь… Я запросто донесу твой чемоданище!
– Не разрешаю!
Оставаться у ворот было опасно, и Алька быстрым шагом пошёл дальше и тут же наткнулся на Толю, который, оказывается, тоже все видел и слышал.
Ребята прошли вперёд и услышали сзади топот Леночкиных ног и голос Обжоры.
– Но куда ты? Куда? – выспрашивал он.
– Там тебе никогда не бывать! – уже совсем безрассудно, вопреки всем правилам, расхвасталась Леночка. – Там прекрасно! Ослепительно! Туда таких не берут!
– Каких? – сильно стуча ногами, спрашивал Жора, и голос его звучал довольно жалобно. – Каких туда не берут?
– Туда берут таких, кто…
– Я исправлюсь… Возьми меня!
– И не думай! Нельзя! – непреклонно отвечала Леночка. – Уйди, а не то сейчас Колёсников увидит тебя!
Алька с Толей прямо-таки зажмурились от страха: она забыла обо всех предупреждениях и почти выдала их!
– Значит, и он с тобой? И он? И он? – замирающим голосом спросил Обжора.
– Да! – твёрдо ответила Леночка. – И не дёргай за чемодан, я и так едва тащу!
– Давай же его мне! Сколько можно просить! И ребята, обернувшись, увидели, как Жора выхватил из рук Леночки чемодан, водрузил на правое плечо и такими шагами кинулся вперёд, что Леночка едва успевала за ним, а Алька с Толей побежали изо всех силёнок, чтоб он не догнал их.
Вот наконец и большое стеклянное здание музея Астрова и Колёсников с туго набитым мешком возле него.
– Что это? – Колёсников каким-то образом разглядел во тьме Леночку с её носильщиком. – Как вы допустили это!
– А что мы могли сделать? – стал оправдываться Толя. – По правилам…
Колёсников опустил мешок, бросился навстречу приближающимся голосам – оттуда доесся шум возни – и вынырнул из темноты: в одной руке он легко нёс громадный чемодан, другой – вёл Леночку.
– Быстро! – сказал он. – Быстро!
А сзади с криком бежал Жора:
– Леночка, куда ты? Ребята, и я с вами! Огромными шагами, можно сказать бегом, мчались ребята по Марсовой улице, а за ними катился его крик.Прохожие то и, дело останавливались и удивлённо глядели на
бегущих с чемоданами. Колёсников тащил на одном плече мешок и по-прежнему вёл за руку Леночку, Толя, обливаясь потом, нёс её и свой чемоданы, а рядом бежал Алька и, как заведённый, просил дать и ему понести Леночкин чемодан.
А за ними гнался Жора-Обжора и упрашивал взять его с собой.
– Что ж нам делать? Как мы сядем незаметно в звездолёт? – спросил Алька.
– А кто виноват? – совсем рассердился Колёсников. – Есть один способ избавиться от него… Ленка, скажи ему что-нибудь крепкое.
– Что? – моргнула ресницами Леночка.
– Что-нибудь такое, чтоб он не шумел, не гнался за тобой, не выдавал нас, не…
– А что сказать? Я уже многое говорила ему…
– Ну, если ты не знаешь, – ответил Колёсников, – остаётся самое плохое…
– Что, не полетим? – прямо-таки всполошился Толя. – Нет-нет, это невозможно!
– Считайте, что свой балласт вы взяли напрасно, – сказал Колёсников уже у самого космопорта, видя, что Жора не отстаёт. – Сейчас услышат его и…
Колёсников попросил Леночку привести к ним Жору при условии, что он немедленно замолчит.
– Скажи, что мы возьмём его с собой. – Колёсников покрутил на длинной цепочке узкий серебристый ключ, сделанный в виде рыбки, – длинной он сделал цепочку для того, чтоб носить ключ на шее, иначе его легко потерять.
Леночка бросилась назад и привела Жору, тихого и довольного, готового слушаться и подчиняться.
Легко и быстро прошли они возле Алькиного дедушки, дежурившего в этот день на космодроме. Он кивнул им. Никто из других служащих не обратил внимания на ребят, и они быстро зашагали по бетонированному полю. Пока они шли, вверх взлетело несколько кораблей, оставляя за собой огненные хвосты – то красные, то голубые, то фиолетовые…
– А куда вы, ребята? – спросил Жора, когда они подошли к темно-синему остроносому кораблю.
– Туда. – Колёсников кивнул на небо, шагнул на трапик, вставил куда-то в дверцу люка ключ, открыл, пропустил в корабль Жору-Обжору, и тот, простучав ногами по трапу, исчез внутри звездолёта.
И оттуда донёсся его голос:
– А зачем вы летите, ребята?
– Некогда сейчас объяснять, в полёте узнаешь! – ответил Колёсников и посмотрел на трех членов экипажа. – А теперь вытряхивайте из чемоданов лишний балласт, у нас теперь живой балласт есть!
– А корабль не будет слишком лёгким? – спросил Толя. – Не случится авария?
– Вместо пятого члена экипажа, – пояснил Колёсников, – возьмём балласт: каждый захватит с собой по десяти килограммов каких-нибудь вещей, только не очень объёмных…
– Книги! – выпалил Толя, но тут же спохватился: – А может, лучше взять добавочное топливо?
– Тише! – попросил его Колёсников. – Спокойней! Все, что касается технического оснащения и питания звездолёта, я беру на себя; я уже изготовил второй ключ от корабля и точно высчитал, когда его заправят топливом, пищей и всем необходимым и он будет готов к полёту, и вот здесь-то мы с вами… Ну, в общем, понимаете… Это будет завтра вечером… Итак, берите с собой груз.
– Я захвачу побольше красок и листов для живописи; вот попишу там, вот порисую! – обрадовался Алька, и Колёсников не возразил ему.
– И я постараюсь ничего не забыть, – улыбнулась Леночка. – Ой, смотрите, Обжора!
И правда, возле низкой ограды бульвара медленно прошёл Жора; одно ухо его, как радиолокатор, было чутко направлено на ребят, и оба глаза насторожённо косились на их скамейку. Когда он проходил возле них, все умолкли: не хватало того, чтоб он пронюхал об их завтрашнем рейсе! По лицу Жоры, несчастному и унылому, было видно, что ему страшно хочется подсесть к ребятам и узнать, о чем они секретничают. Но у них были такие замкнутые, отчуждённые лица, что сразу было видно: они не испытывают ни малейшего желания подпустить его к себе даже на пять шагов…
Наконец Жора не вытерпел и спросил:
– Ребята, можно мне к вам?
– Ни в коем случае! – сказал Колёсников. – Чтоб и духу твоего не было здесь! Даю тебе минуту и пятнадцать секунд.
Жора жалобно посмотрел на Леночку. Однако Леночка даже не подняла на него глаз, и тогда Жора-Обжора отпрянул от них, чтоб уложиться в отпущенное Колесниковым время.
Впрочем, ребята и сами оставались на этой скамейке не больше десяти минут; Колёсников сжато и точно дал каждому задание – что захватить, что написать в оставленной на столе записке, в какое время выйти из дому незаметно и порознь, где встретиться, какой дорогой добираться до космодрома, ну, и тому подобное. На себя он взял самое трудное: принести из магазина детские космические скафандры и особые комбинезоны для высадки на планеты и другое необходимое в полёте оборудование.
– Мальчики, – сказала Леночка, перед тем как Колёсников разрешил им разойтись, – а если я не донесу своего чемодана? – Я тебе помогу! – отозвался Толя, на полсекунды опередив Альку, который произнёс точно те же слова.
– Никакой помощи, – проговорил Колёсников. – Идти по одному. Иначе нас могут обнаружить.
– Что ж мне делать? – со вздохом спросила Леночка.
– Выбрось что-нибудь из чемодана, – был ответ: при всех Колёсников и с ней разговаривал сурово. – Все. Расходимся тоже по одному… Строго держать язык за зубами! Встретимся завтра в двадцать один ноль-ноль возле музея художника Астрова…
Алька вышел в сумерках и старался держать себя так, как сказал Колёсников: не вращал по сторонам головой, ни с кем из встречных во дворе не заговаривал и на вопросы, куда это он отправляется, беззаботно отвечал: «Да тут в одно местечко поблизости, скоро вернусь…» Для каждого из членов экипажа Колёсников придумал ответ.
И хотя Алька не вращал головой, но все-таки успел заметить, как с промежутком в две-три секунды из соседнего подъезда выскочил Толя с чемоданом, а из следующего – Леночка, и несла она в руках такой чемоданище, что Альке стало страшно: не дотащит его и полет не состоится!..
Однако вёл себя Алька в точности так, как сказал Колёсников, и так же вёл себя Толя: никто из них не кинулся на помощь девочке. Ребята, как незнакомые друг другу, быстро удалялись в сторону ворот. Первым нёсся Толя, за ним – Алька. И когда Алька, немножко нарушая правила побега, на какую-то долю секунды кинул прощальный взгляд на родной двор с платанами и жёлтой будкой с двумя роботами, он увидел прячущегося за деревом Жору.
– Куда ты с таким чемоданищем, Лён? – спросил он, подбежав к девочке, и Алька подумал: вряд ли они теперь оторвутся от Земли и взлетят.
– А тебе что? Иду куда хочу! – ответила Леночка, и ответила совсем не но правилам, потому что но правилам, разработанным Колесниковым, она должна была сказать встречному: «Я к бабушке на два дня».
– Леночка! – увязался за ней Жора-Обжора. – Разреши мне помочь… Я запросто донесу твой чемоданище!
– Не разрешаю!
Оставаться у ворот было опасно, и Алька быстрым шагом пошёл дальше и тут же наткнулся на Толю, который, оказывается, тоже все видел и слышал.
Ребята прошли вперёд и услышали сзади топот Леночкиных ног и голос Обжоры.
– Но куда ты? Куда? – выспрашивал он.
– Там тебе никогда не бывать! – уже совсем безрассудно, вопреки всем правилам, расхвасталась Леночка. – Там прекрасно! Ослепительно! Туда таких не берут!
– Каких? – сильно стуча ногами, спрашивал Жора, и голос его звучал довольно жалобно. – Каких туда не берут?
– Туда берут таких, кто…
– Я исправлюсь… Возьми меня!
– И не думай! Нельзя! – непреклонно отвечала Леночка. – Уйди, а не то сейчас Колёсников увидит тебя!
Алька с Толей прямо-таки зажмурились от страха: она забыла обо всех предупреждениях и почти выдала их!
– Значит, и он с тобой? И он? И он? – замирающим голосом спросил Обжора.
– Да! – твёрдо ответила Леночка. – И не дёргай за чемодан, я и так едва тащу!
– Давай же его мне! Сколько можно просить! И ребята, обернувшись, увидели, как Жора выхватил из рук Леночки чемодан, водрузил на правое плечо и такими шагами кинулся вперёд, что Леночка едва успевала за ним, а Алька с Толей побежали изо всех силёнок, чтоб он не догнал их.
Вот наконец и большое стеклянное здание музея Астрова и Колёсников с туго набитым мешком возле него.
– Что это? – Колёсников каким-то образом разглядел во тьме Леночку с её носильщиком. – Как вы допустили это!
– А что мы могли сделать? – стал оправдываться Толя. – По правилам…
Колёсников опустил мешок, бросился навстречу приближающимся голосам – оттуда доесся шум возни – и вынырнул из темноты: в одной руке он легко нёс громадный чемодан, другой – вёл Леночку.
– Быстро! – сказал он. – Быстро!
А сзади с криком бежал Жора:
– Леночка, куда ты? Ребята, и я с вами! Огромными шагами, можно сказать бегом, мчались ребята по Марсовой улице, а за ними катился его крик.Прохожие то и, дело останавливались и удивлённо глядели на
бегущих с чемоданами. Колёсников тащил на одном плече мешок и по-прежнему вёл за руку Леночку, Толя, обливаясь потом, нёс её и свой чемоданы, а рядом бежал Алька и, как заведённый, просил дать и ему понести Леночкин чемодан.
А за ними гнался Жора-Обжора и упрашивал взять его с собой.
– Что ж нам делать? Как мы сядем незаметно в звездолёт? – спросил Алька.
– А кто виноват? – совсем рассердился Колёсников. – Есть один способ избавиться от него… Ленка, скажи ему что-нибудь крепкое.
– Что? – моргнула ресницами Леночка.
– Что-нибудь такое, чтоб он не шумел, не гнался за тобой, не выдавал нас, не…
– А что сказать? Я уже многое говорила ему…
– Ну, если ты не знаешь, – ответил Колёсников, – остаётся самое плохое…
– Что, не полетим? – прямо-таки всполошился Толя. – Нет-нет, это невозможно!
– Считайте, что свой балласт вы взяли напрасно, – сказал Колёсников уже у самого космопорта, видя, что Жора не отстаёт. – Сейчас услышат его и…
Колёсников попросил Леночку привести к ним Жору при условии, что он немедленно замолчит.
– Скажи, что мы возьмём его с собой. – Колёсников покрутил на длинной цепочке узкий серебристый ключ, сделанный в виде рыбки, – длинной он сделал цепочку для того, чтоб носить ключ на шее, иначе его легко потерять.
Леночка бросилась назад и привела Жору, тихого и довольного, готового слушаться и подчиняться.
Легко и быстро прошли они возле Алькиного дедушки, дежурившего в этот день на космодроме. Он кивнул им. Никто из других служащих не обратил внимания на ребят, и они быстро зашагали по бетонированному полю. Пока они шли, вверх взлетело несколько кораблей, оставляя за собой огненные хвосты – то красные, то голубые, то фиолетовые…
– А куда вы, ребята? – спросил Жора, когда они подошли к темно-синему остроносому кораблю.
– Туда. – Колёсников кивнул на небо, шагнул на трапик, вставил куда-то в дверцу люка ключ, открыл, пропустил в корабль Жору-Обжору, и тот, простучав ногами по трапу, исчез внутри звездолёта.
И оттуда донёсся его голос:
– А зачем вы летите, ребята?
– Некогда сейчас объяснять, в полёте узнаешь! – ответил Колёсников и посмотрел на трех членов экипажа. – А теперь вытряхивайте из чемоданов лишний балласт, у нас теперь живой балласт есть!
Глава девятая. Старт
Алька открыл свой чемодан и, вздохнув, стал выбрасывать прямо на бетон лишние ботинки, рубахи и несколько больших плоских камней с красивыми прожилками. Толя последовал его примеру, но не так быстро и решительно: он принялся выкладывать из своего чемодана кое-какие толстые книги. Колёсников приподымал каждый чемодан, прикидывал на вес и кивал: теперь сойдёт… Одна Леночка так в не коснулась своего чемодана. Она неподвижно стояла над ним, склонив голову.
– Лена, даю тебе минуту, – сказал Колёсников. – Через три минуты старт. Выбрасывай лишнее…
– У меня нет ничего лишнего…
– Алька, помоги ей, – проговорил Колёсников. Алька кинулся к её чемодану и раскрыл его. Чемодан был туго и очень аккуратно набит всевозможными, сверкавшими в лучах яркого электрического света платьями, кофтами, свёрнутыми лентами, туфлями и… и, конечно же, разноцветными пластмассовыми коробками: в них были её любимые игрушки-роботы!
– Леночка, нужно что-то вынуть, – сказал Алька. – Нужно. Что выгружать в первую очередь?
– Платья и туфли… – ответила Леночка.
– Но они ведь ничего не весят! – крикнул Алька. – А коробки очень тяжёлые.
– Толя, проводи её наверх! – сказал Колёсников. – И поторопитесь! Через две минуты взлёт…
Леночка молча ступила к люку и полезла по узкому трапу вверх, а Толя двинулся следом, отставая от неё на две ступеньки и держа на всякий случай перед собой руки, чтоб она, оступившись, не упала.
– Проследи, чтоб все разошлись но отсекам, привязались и соблюдали хладнокровие! – раздалось за Толиной спиной, и тотчас он услышал за собой громкий стук коробок: Колёсников торопливо выбрасывал из Леночкиного чемодана все, что считал лишним. Потом сзади что-то щёлкнуло – наверно, закрылась дверь, – Колёсников крикнул: «В темпе!» – и Толя, поднявшись за Леночкой но трапу, очутился в узком коротком коридоре с плотно закрытыми белыми дверями. И увидел возле одной из них Жору с расширенными от недоумения глазами.
– А-а-а… взрослые тут есть? – с трудом выдавил он из себя, не двигаясь с места.
– А ты кто – младенец? Несмышлёныш? Иди в отсек и привяжись! – Толя подтолкнул Жору в ближайший отсек, в другой проводил Леночку и помог привязаться.
Не успели ребята разойтись по крошечным отсекам, как по коридору пробежал Колёсников, и через секунду заревели где-то внизу двигатели.
Звездолёт вздрогнул, из динамика раздался громкий голос Колесникова:
«Взлёт!», и вслед за тем корабль плавно качнулся, оторвался от бетонных плит и почти вертикально ушёл в небо.
– Ур-ра! – послышался из динамика ликующий голос Колесникова.
Толя огляделся. В его отсеке была узкая подвесная койка, вмонтированные в стенку экран и столик с пустой, прикреплённой к нему вазочкой, маленькое уютное креслице, привинченное к полу, дверцы в стенке – наверно, шкафчики – и большой продолговатый иллюминатор, в котором был виден стремительно удаляющийся, проваливающийся вниз, сверкающий огнями родной город Сапфирный с его знаменитой Сапфировой бухтой, окаймлённой золотыми пляжами, с развалинами древней крепости, с бульварами, садами и проспектами…
Звездолёт шёл вверх, шёл легко, без толчков. Толя расстегнул ремень и выглянул в коридор. Он был пуст. Только сейчас Толя заметил, что внутри корабль красив, как и снаружи: строг, ровно освещён мягким светом; глаза ласкала матовая белизна стен и потолка. Держась за стенки, Толя прошёл вперёд и очутился в маленьком салоне. Салон буквально ослепил его в первое мгновение красотой узорчатого пластика стен, большим светящимся экраном, разноцветной обивкой пяти кресел и необычной картиной в тонкой темно-зеленой рамке: среди таинственного леса водорослей толчками плывёт ярко-серебристая медуза. Уж не Алькин ли отец написал её? В одной из стен была прозрачная дверь, за ней находилась рубка управления: перед огромным носовым иллюминатором на вращающемся пилотском кресле, сильно подвинченном вверх, сидел Колёсников с белым штурвалом в руках – весь нацеленный, собранный, внимательный, и перед ним на светлом щитке виднелись десятки кнопок, клавишей, переключателей, приборов с двигающимися стрелками, с горящими глазками лампочек; сбоку светился ещё один экран и висела звёздная карта, а на полочке рядом лежали какие-то книги – возможно, справочники и космические лоции, которые могли понадобиться в полёте. Толя отодвинул дверь в рубку.
– Как самочувствие? – спросил Колёсников, не оборачиваясь. – Как Ленка? Узнай.
Толя постучал в дверь № 1.
Ему никто не ответил, он потянул дверь в сторону и очутился в отсеке.
Леночка сидела в жёлтом креслице, грустно смотрела в лежащий перед ней на полу раскрытый и на две трети опустошённый чемодан.
– Ну что ты, Лён! – сказал Толя. – Зачем тебе в полёте игрушки? Нам будет не до них… Вот когда вернёмся…
– Одного Рыжего лисёнка оставил!.. Он всегда даёт мне хорошие советы, но ведь… ведь…
– Лена… Иначе нельзя было, мы б не взлетели из-за такого груза… Кто ж думал, что придётся взять и Жору?
У неё от возмущения даже высохли слезы.
– Если бы он не побежал за нами, ничего б не надо было выбрасывать…
В это время изо всех динамиков звездолёта, в каждом отсеке, раздался такой спокойный, твёрдый и уверенный голос, что Толя с Леночкой невольно притихли.
– Говорит космопорт Сапфирного! – звучал голос. – «Звездолёт-100», измените свой курс и вернитесь назад. Вы слышите нас? Вы можете сбиться с пути, заблудиться во Вселенной, столкнуться с другими кораблями…
– Не столкнёмся, не заблудимся на таком корабле! – бросил в микрофон Колёсников.
– Полет без разрешения запрещается! – продолжал голос. Слышимость была прекрасная: двигатели работали почти бесшумно.
– Не беспокойтесь, все будет в порядке! – ответил Колёсников, и его голос тоже вылетел изо всех динамиков.
– Вы не прошли медосмотра и спецподготовки, необходимых при дальних полётах! – по-прежнему настаивал голос. – А главное, вы не достигли возраста, когда допускается самостоятельный полет…
– А мы докажем, что имеем право на полет! – прямо-таки захлебнулся от переполнивших его радостных чувств Колёсников, и Толя представил на миг его счастливое, самоуверенное лицо. – Корабль-то отличный!
– Лена, даю тебе минуту, – сказал Колёсников. – Через три минуты старт. Выбрасывай лишнее…
– У меня нет ничего лишнего…
– Алька, помоги ей, – проговорил Колёсников. Алька кинулся к её чемодану и раскрыл его. Чемодан был туго и очень аккуратно набит всевозможными, сверкавшими в лучах яркого электрического света платьями, кофтами, свёрнутыми лентами, туфлями и… и, конечно же, разноцветными пластмассовыми коробками: в них были её любимые игрушки-роботы!
– Леночка, нужно что-то вынуть, – сказал Алька. – Нужно. Что выгружать в первую очередь?
– Платья и туфли… – ответила Леночка.
– Но они ведь ничего не весят! – крикнул Алька. – А коробки очень тяжёлые.
– Толя, проводи её наверх! – сказал Колёсников. – И поторопитесь! Через две минуты взлёт…
Леночка молча ступила к люку и полезла по узкому трапу вверх, а Толя двинулся следом, отставая от неё на две ступеньки и держа на всякий случай перед собой руки, чтоб она, оступившись, не упала.
– Проследи, чтоб все разошлись но отсекам, привязались и соблюдали хладнокровие! – раздалось за Толиной спиной, и тотчас он услышал за собой громкий стук коробок: Колёсников торопливо выбрасывал из Леночкиного чемодана все, что считал лишним. Потом сзади что-то щёлкнуло – наверно, закрылась дверь, – Колёсников крикнул: «В темпе!» – и Толя, поднявшись за Леночкой но трапу, очутился в узком коротком коридоре с плотно закрытыми белыми дверями. И увидел возле одной из них Жору с расширенными от недоумения глазами.
– А-а-а… взрослые тут есть? – с трудом выдавил он из себя, не двигаясь с места.
– А ты кто – младенец? Несмышлёныш? Иди в отсек и привяжись! – Толя подтолкнул Жору в ближайший отсек, в другой проводил Леночку и помог привязаться.
Не успели ребята разойтись по крошечным отсекам, как по коридору пробежал Колёсников, и через секунду заревели где-то внизу двигатели.
Звездолёт вздрогнул, из динамика раздался громкий голос Колесникова:
«Взлёт!», и вслед за тем корабль плавно качнулся, оторвался от бетонных плит и почти вертикально ушёл в небо.
– Ур-ра! – послышался из динамика ликующий голос Колесникова.
Толя огляделся. В его отсеке была узкая подвесная койка, вмонтированные в стенку экран и столик с пустой, прикреплённой к нему вазочкой, маленькое уютное креслице, привинченное к полу, дверцы в стенке – наверно, шкафчики – и большой продолговатый иллюминатор, в котором был виден стремительно удаляющийся, проваливающийся вниз, сверкающий огнями родной город Сапфирный с его знаменитой Сапфировой бухтой, окаймлённой золотыми пляжами, с развалинами древней крепости, с бульварами, садами и проспектами…
Звездолёт шёл вверх, шёл легко, без толчков. Толя расстегнул ремень и выглянул в коридор. Он был пуст. Только сейчас Толя заметил, что внутри корабль красив, как и снаружи: строг, ровно освещён мягким светом; глаза ласкала матовая белизна стен и потолка. Держась за стенки, Толя прошёл вперёд и очутился в маленьком салоне. Салон буквально ослепил его в первое мгновение красотой узорчатого пластика стен, большим светящимся экраном, разноцветной обивкой пяти кресел и необычной картиной в тонкой темно-зеленой рамке: среди таинственного леса водорослей толчками плывёт ярко-серебристая медуза. Уж не Алькин ли отец написал её? В одной из стен была прозрачная дверь, за ней находилась рубка управления: перед огромным носовым иллюминатором на вращающемся пилотском кресле, сильно подвинченном вверх, сидел Колёсников с белым штурвалом в руках – весь нацеленный, собранный, внимательный, и перед ним на светлом щитке виднелись десятки кнопок, клавишей, переключателей, приборов с двигающимися стрелками, с горящими глазками лампочек; сбоку светился ещё один экран и висела звёздная карта, а на полочке рядом лежали какие-то книги – возможно, справочники и космические лоции, которые могли понадобиться в полёте. Толя отодвинул дверь в рубку.
– Как самочувствие? – спросил Колёсников, не оборачиваясь. – Как Ленка? Узнай.
Толя постучал в дверь № 1.
Ему никто не ответил, он потянул дверь в сторону и очутился в отсеке.
Леночка сидела в жёлтом креслице, грустно смотрела в лежащий перед ней на полу раскрытый и на две трети опустошённый чемодан.
– Ну что ты, Лён! – сказал Толя. – Зачем тебе в полёте игрушки? Нам будет не до них… Вот когда вернёмся…
– Одного Рыжего лисёнка оставил!.. Он всегда даёт мне хорошие советы, но ведь… ведь…
– Лена… Иначе нельзя было, мы б не взлетели из-за такого груза… Кто ж думал, что придётся взять и Жору?
У неё от возмущения даже высохли слезы.
– Если бы он не побежал за нами, ничего б не надо было выбрасывать…
В это время изо всех динамиков звездолёта, в каждом отсеке, раздался такой спокойный, твёрдый и уверенный голос, что Толя с Леночкой невольно притихли.
– Говорит космопорт Сапфирного! – звучал голос. – «Звездолёт-100», измените свой курс и вернитесь назад. Вы слышите нас? Вы можете сбиться с пути, заблудиться во Вселенной, столкнуться с другими кораблями…
– Не столкнёмся, не заблудимся на таком корабле! – бросил в микрофон Колёсников.
– Полет без разрешения запрещается! – продолжал голос. Слышимость была прекрасная: двигатели работали почти бесшумно.
– Не беспокойтесь, все будет в порядке! – ответил Колёсников, и его голос тоже вылетел изо всех динамиков.
– Вы не прошли медосмотра и спецподготовки, необходимых при дальних полётах! – по-прежнему настаивал голос. – А главное, вы не достигли возраста, когда допускается самостоятельный полет…
– А мы докажем, что имеем право на полет! – прямо-таки захлебнулся от переполнивших его радостных чувств Колёсников, и Толя представил на миг его счастливое, самоуверенное лицо. – Корабль-то отличный!
Глава десятая. Прощай, Земля!
Неожиданно в динамиках что-то щёлкнуло, и голос с Земли оборвался. Но минуты через три в дверь отсека постучали, Леночка крикнула: «Войдите!»– и в дверь просунулась Алькина голова.
– Ребята, – сказал он прыгающими губами, – идёмте в салон, там Артём Колёсников…
– Откуда он здесь? – испугался Толя. Они вошли в салон и увидели на большом светящемся экране лицо всемирно известного пилота. Он смотрел на них совсем не сурово, не гневно, он даже вроде бы улыбался.
– Эй, племянник! – сказал он. – Как там у тебя дела?
– Нормально! – отозвался из рубки Колёсников: он тоже видел на своём небольшом телеэкране дядю Артёма.
– Внимательно следишь за приборами? – Лицо пилота пристально смотрело на ребят.
– Слежу! Не беспокойтесь. Здесь полная автоматика!
– Полная, да не совсем… Вижу, ты плохо слушал меня и не все понял… Итак, вы решили тайком, под покровом ночи, улететь на «Звездолёте-100»…
– Решили! – подтвердил Колёсников. – Я рождён для скорости не на сто километров в час, а на тысячу, на две, на три и четыре, на сто тысяч!
– Если б я знал, что ты безнадёжный хвастун и способен на такое, – сказал дядя Артём, – не позвал бы тебя тогда на этот звездолёт и ничего бы не показал на нем, и вообще…
– Не уговаривайте – не вернёмся! – ответил Колёсников.
Лицо пилота исчезло, и на экране появилось служебное помещение космонорта.
– Ребята, вы улетаете без Планетного справочника – сказал начальник, – его нет на корабле; в этом справочнике даны краткие сведения обо всех известных нам обитаемых и необитаемых планетах; не зная их, садиться на планеты рискованно, потому что…
– Как-нибудь сядем! – ответил Колёсников. – На корабле есть книга поважнее, книга ярко-красного цвета, в ней описаны все возможные непредвиденные неполадки в «Звездолёте-100» и советы, как их устранить, – мне дядя Артём говорил… И ещё есть на корабле автомат, разрешающий выход наружу…
– Ребята! – строго сказал начальник космопорта. – Если вы сейчас же не измените курс и не вернётесь в Сапфирный, мы будем вынуждены вернуть вас магнитным арканом или даже выслать на перехват специальные звездолёты.
– Не беспокойтесь за нас, мы справимся! Колёсников, очевидно, нажал какую-то кнопку, потому что телеэкран неожиданно погас.
В салоне стало необыкновенно тихо, и в этой тишине послышался робкий, сдавленный голос Жоры:
– Что ж с нами будет? Ведь они же… Они же предупредили… Ой-ей-ей! И без справочника…
– Все будет нормально! – сказал Толя и вспомнил, как Жора иногда подтрунивал над ним на Земле. – Не хнычь! Тебе это не к лицу…
– А скоро мы вернёмся? Скоро? – Жора с надеждой посмотрел на Леночку, потом на Альку.
– Там видно будет, – ответил Толя.
– Что, не очень скоро? Вы… вы что, правда? – спросил Жора. – Я ведь и дома никому не сказал, что улетаю…
– И мы не сказали ответил Алька. – Только записки оставили.
– А что мы будем здесь есть? – неожиданно спросил Жора. – Тут имеется какая-нибудь пища?
Толя, признаться, ни разу об этом не подумал: еда мало интересовала его, и он неуверенно сказал:
– Должна быть…
И тут из динамика, висевшего в салоне, раздался громкий и радостный голос Колесникова:
– Кому нечего делать, смотрите на Землю, она сейчас хорошо видна. В салоне под картиной есть окуляр электронно-оптического устройства.
Алька первый сорвался с места, нашёл в стенке, возле откидного столика, приборчик с закрытым окуляром, нажал белую клавишу под ним, прильнул глазом к открывшемуся отверстию и увидел вдали Землю – небольшую, с яблоко, плывущую в густой темноте космического пространства, с одной стороны освещённую солнцем. Он видел её, удивительно похожую на уменьшенный школьный глобус со всеми его материками и океанами, видел её и не верил себе. Земля тускло мерцала в серебристом свете, и на ней явственно был заметён с малых лет знакомый контур Африки, пересечённый волокнами облаков Мадагаскар и тускло-белая шапка Южного полюса…
Отсюда, с корабля, Земля казалась совершенно необитаемой, нежилой и очень-очень красивой.
– Дай и мне посмотреть! – попросила Леночка, и Алька оторвался от окуляра.
– И я хочу, и я! – заёрзал, засуетился Жора и оттолкнул Альку, приставил глаз и долго с тоской смотрел на удаляющуюся Землю, потом встал, вытер рукавом лоб и тяжело вздохнул: – Исчезла… Пропала… Не видно больше… Прощай!
– Ребята, – сказал он прыгающими губами, – идёмте в салон, там Артём Колёсников…
– Откуда он здесь? – испугался Толя. Они вошли в салон и увидели на большом светящемся экране лицо всемирно известного пилота. Он смотрел на них совсем не сурово, не гневно, он даже вроде бы улыбался.
– Эй, племянник! – сказал он. – Как там у тебя дела?
– Нормально! – отозвался из рубки Колёсников: он тоже видел на своём небольшом телеэкране дядю Артёма.
– Внимательно следишь за приборами? – Лицо пилота пристально смотрело на ребят.
– Слежу! Не беспокойтесь. Здесь полная автоматика!
– Полная, да не совсем… Вижу, ты плохо слушал меня и не все понял… Итак, вы решили тайком, под покровом ночи, улететь на «Звездолёте-100»…
– Решили! – подтвердил Колёсников. – Я рождён для скорости не на сто километров в час, а на тысячу, на две, на три и четыре, на сто тысяч!
– Если б я знал, что ты безнадёжный хвастун и способен на такое, – сказал дядя Артём, – не позвал бы тебя тогда на этот звездолёт и ничего бы не показал на нем, и вообще…
– Не уговаривайте – не вернёмся! – ответил Колёсников.
Лицо пилота исчезло, и на экране появилось служебное помещение космонорта.
– Ребята, вы улетаете без Планетного справочника – сказал начальник, – его нет на корабле; в этом справочнике даны краткие сведения обо всех известных нам обитаемых и необитаемых планетах; не зная их, садиться на планеты рискованно, потому что…
– Как-нибудь сядем! – ответил Колёсников. – На корабле есть книга поважнее, книга ярко-красного цвета, в ней описаны все возможные непредвиденные неполадки в «Звездолёте-100» и советы, как их устранить, – мне дядя Артём говорил… И ещё есть на корабле автомат, разрешающий выход наружу…
– Ребята! – строго сказал начальник космопорта. – Если вы сейчас же не измените курс и не вернётесь в Сапфирный, мы будем вынуждены вернуть вас магнитным арканом или даже выслать на перехват специальные звездолёты.
– Не беспокойтесь за нас, мы справимся! Колёсников, очевидно, нажал какую-то кнопку, потому что телеэкран неожиданно погас.
В салоне стало необыкновенно тихо, и в этой тишине послышался робкий, сдавленный голос Жоры:
– Что ж с нами будет? Ведь они же… Они же предупредили… Ой-ей-ей! И без справочника…
– Все будет нормально! – сказал Толя и вспомнил, как Жора иногда подтрунивал над ним на Земле. – Не хнычь! Тебе это не к лицу…
– А скоро мы вернёмся? Скоро? – Жора с надеждой посмотрел на Леночку, потом на Альку.
– Там видно будет, – ответил Толя.
– Что, не очень скоро? Вы… вы что, правда? – спросил Жора. – Я ведь и дома никому не сказал, что улетаю…
– И мы не сказали ответил Алька. – Только записки оставили.
– А что мы будем здесь есть? – неожиданно спросил Жора. – Тут имеется какая-нибудь пища?
Толя, признаться, ни разу об этом не подумал: еда мало интересовала его, и он неуверенно сказал:
– Должна быть…
И тут из динамика, висевшего в салоне, раздался громкий и радостный голос Колесникова:
– Кому нечего делать, смотрите на Землю, она сейчас хорошо видна. В салоне под картиной есть окуляр электронно-оптического устройства.
Алька первый сорвался с места, нашёл в стенке, возле откидного столика, приборчик с закрытым окуляром, нажал белую клавишу под ним, прильнул глазом к открывшемуся отверстию и увидел вдали Землю – небольшую, с яблоко, плывущую в густой темноте космического пространства, с одной стороны освещённую солнцем. Он видел её, удивительно похожую на уменьшенный школьный глобус со всеми его материками и океанами, видел её и не верил себе. Земля тускло мерцала в серебристом свете, и на ней явственно был заметён с малых лет знакомый контур Африки, пересечённый волокнами облаков Мадагаскар и тускло-белая шапка Южного полюса…
Отсюда, с корабля, Земля казалась совершенно необитаемой, нежилой и очень-очень красивой.
– Дай и мне посмотреть! – попросила Леночка, и Алька оторвался от окуляра.
– И я хочу, и я! – заёрзал, засуетился Жора и оттолкнул Альку, приставил глаз и долго с тоской смотрел на удаляющуюся Землю, потом встал, вытер рукавом лоб и тяжело вздохнул: – Исчезла… Пропала… Не видно больше… Прощай!
Глава одиннадцатая. Урррра!
Звездолёт уходил от Земли; притяжение её все уменьшалось; её уже почти не было видно – такой она стала маленькой и тёмной.
Немного освоясь, привыкнув к лёгкому скользящему свисту корабля, сидели четверо в салоне перед погасшим телеэкраном. А рядом с ними, за прозрачной дверью, восседал у пульта управления Колёсников и уводил их звездолёт все дальше от Земли.
Неожиданно плавное движение корабля прекратилось. Он пошёл медленней и стал отклоняться носом то вправо, то влево.
– Что это? – спросил Жора. – Двигатели не исправны?
– Все в порядке! – заверил из рубки Колёсников. – Земля пытается притянуть нас к себе магнитным арканом. Ничего у них не получится!
– Но они вышлют в погоню специальные звездолёты! – сказал Жора. – Они повёрнут нас к Земле!
– Так я и дамся им! Нет корабля быстроходней «Звездолёта-100»! – донеслось из рубки.
Звездолёт продолжало бросать из стороны в сторону, рёв и свист двигателей усилился: видно, чтоб преодолеть сопротивление и силу магнитного аркана, Колесникову приходилось гнать больше топлива в двигатели.
Толя напрягся в ожидании.
Глаза у Альки и Леночки были тревожные, и сидели они неподвижно, скованно. Лишь в глазках Жоры-Обжоры светилась надежда и радость: он мечтал, чтоб их поскорее захлестнул магнитный аркан, пересилил мощь двигателей и повернул звездолёт к Земле.
Разве мог Жора подумать сегодняшним вечером, карауля у платана Леночку, что все так кончится. Земля! Прекрасная, добрая, уютная Земля! На ней было так спокойно, радостно, безопасно…
Вдруг звездолёт затрясло, забило. Скорость резко упала. Вот он остановился, клюнул носом, упал набок… Ребята затаились, сжались в комочки. Но больше всех испугался Жора: вот-вот, подумал он, произойдёт авария и все погибнут. Ребята готовились к полёту, знали, на что идут, а ему-то из-за чего рисковать?
Какое-то время, сбившись с курса, звездолёт летел наклонно, а потом помчался в обратном направлении – вниз, туда, откуда только что стартовал… Толя ахнул: вернули?
Колёсников, вскочив с пилотского кресла, метался по рубке – возле штурвала, возле сигнальных лампочек и кнопок, возле окуляра второго оптического устройства…
Вбежал в салон и, возбуждённо крикнув: «Земля включила на звездолёте неизвестный мне автоматический механизм возвращения!», бросился назад, лихорадочно стал перебирать на полке инструкции и какие-то толстые технические справочники, листать их, разглядывать надписи над кнопками…
Звездолёт со все возрастающей скоростью мчался к Земле.
Ребята замерли. Колёсников опять выскочил в салон и сердито закричал Толе, точно он был виновен во всем:
– В библиотеку! Неси ярко-красную книгу!.. Отсек № 6… Живо!
Толя кинулся в коридор, влетел в небольшой отсек со столиком, двумя креслицами и полками, тесно уставленными разноцветными книгами, сразу увидел маленькую книгу со светившейся, как сигнал опасности, обложкой, схватил и, прижав к груди, бросился в рубку.
Колёсников стал с бешеной скоростью листать её, читать разглядывать чертежи и схемы. При этом тонкие губы его вздрагивали от нетерпения и напряжения.
Жора уже не мог – или не считал нужным? – скрывать свою радость: толстое, кругловатое лицо его стало совсем как арбуз.
– Доволен? Идёшь против всех? – спросил Алька.
– Сами виноваты! Я ведь у вас как пленник, как заложник.
– А кто бежал за нами и умолял взять с собой? Пока Жора с Алькой препирались, Колёсников что-то нашёл в ярко-красной книге, прыгнул к пульту управления, нажал в правом углу какую-то светящуюся синюю кнопку, и почти в ту же долю секунды звездолёт круто изменил направление и со скользящим стремительным свистом пошёл вверх прежним курсом…
– Урр-рра! – закричал Колёсников, и Толя с Леночкой и Алькой поддержали его.
Там, в рубке, перед носовым иллюминатором, в окружении циферблатов, клавишей, светящихся лампочек и переключателей, Колёсников до неузнаваемости преобразился: с его лица исчезло выражение сухости и превосходства и появилось выражение одержимости, азарта, вдохновения…
Внезапно из динамика опять раздался спокойный голос начальника космодрома:
– Ну что ж, не хотите – не будем больше вам препятствовать… Летите! Только уговор: не ссориться, не трусить и смотреть в оба. И ещё вот что: никогда не выключайте энергосистему корабля… Запомнили? Счастливого пути!
Однако Толя почувствовал не облегчение, а беспокойство:
– Странно… Выходит, разрешили?
Часа через три Колёсников вышел к ним, усталый до изнеможения, и ровным, чётким голосом сказал:
– Все! Оторвались… Спасибо, Толька, за помощь.
– Не за что, – ответил Толя, – дядю Артёма поблагодари и начальника, пожелавшего счастливого пути… – И блестящими, совершенно влюблёнными глазами Толя посмотрел на Колесникова. Кто же знал, кто же думал, что он окажется таким?!
– Звездолёт летит автоматически, – объяснил Колёсников, присаживаясь в кресло. – И мы теперь можем спокойно разместиться по отсекам, установить график дежурств в рубке управления и поужинать… Предлагаю вам расположиться по отсекам так, – начальственным голосом продолжал Колёсников. – В отсеке № 1, самом близком к рубке, буду я, Колёсников; в отсеке № 2 будет жить Толя Звездин, который будет моей правой рукой и может понадобиться мне в любую минуту; в отсеке, № 3, как самом тихом, разместится Елена Снежинкина; отсек № 4 предоставляется Александру Горячеву; отсек № 5 будет временно занимать Обжора…
– У меня есть имя и фамилия! – обиделся Жора и поглядел на Леночку. – Я что, хуже других?
– А есть ты сейчас хочешь? – спросил Колёсников.
– Ну хочу, а что?
– А то, что раз хочешь, не обижайся, что я тебя так назвал… Никто ведь ещё, кроме тебя, не хочет есть в такой момент, правда?
Толя бесшумно проглотил слюну, но промолчал. Жора надулся и помрачнел.
– Итак, Обжора будет временно занимать отсек № 5, он находится у двигателей; у Обжоры здоровый сон, и шум их не повредит ему.
Леночка тихонько хмыкнула, а Толя подумал, что Колёсников стал ещё больше задаваться. Больше, чем на Земле.
– Занимайте свои отсеки, переносите туда вещи и через десять минут сюда, на ужин…
Немного освоясь, привыкнув к лёгкому скользящему свисту корабля, сидели четверо в салоне перед погасшим телеэкраном. А рядом с ними, за прозрачной дверью, восседал у пульта управления Колёсников и уводил их звездолёт все дальше от Земли.
Неожиданно плавное движение корабля прекратилось. Он пошёл медленней и стал отклоняться носом то вправо, то влево.
– Что это? – спросил Жора. – Двигатели не исправны?
– Все в порядке! – заверил из рубки Колёсников. – Земля пытается притянуть нас к себе магнитным арканом. Ничего у них не получится!
– Но они вышлют в погоню специальные звездолёты! – сказал Жора. – Они повёрнут нас к Земле!
– Так я и дамся им! Нет корабля быстроходней «Звездолёта-100»! – донеслось из рубки.
Звездолёт продолжало бросать из стороны в сторону, рёв и свист двигателей усилился: видно, чтоб преодолеть сопротивление и силу магнитного аркана, Колесникову приходилось гнать больше топлива в двигатели.
Толя напрягся в ожидании.
Глаза у Альки и Леночки были тревожные, и сидели они неподвижно, скованно. Лишь в глазках Жоры-Обжоры светилась надежда и радость: он мечтал, чтоб их поскорее захлестнул магнитный аркан, пересилил мощь двигателей и повернул звездолёт к Земле.
Разве мог Жора подумать сегодняшним вечером, карауля у платана Леночку, что все так кончится. Земля! Прекрасная, добрая, уютная Земля! На ней было так спокойно, радостно, безопасно…
Вдруг звездолёт затрясло, забило. Скорость резко упала. Вот он остановился, клюнул носом, упал набок… Ребята затаились, сжались в комочки. Но больше всех испугался Жора: вот-вот, подумал он, произойдёт авария и все погибнут. Ребята готовились к полёту, знали, на что идут, а ему-то из-за чего рисковать?
Какое-то время, сбившись с курса, звездолёт летел наклонно, а потом помчался в обратном направлении – вниз, туда, откуда только что стартовал… Толя ахнул: вернули?
Колёсников, вскочив с пилотского кресла, метался по рубке – возле штурвала, возле сигнальных лампочек и кнопок, возле окуляра второго оптического устройства…
Вбежал в салон и, возбуждённо крикнув: «Земля включила на звездолёте неизвестный мне автоматический механизм возвращения!», бросился назад, лихорадочно стал перебирать на полке инструкции и какие-то толстые технические справочники, листать их, разглядывать надписи над кнопками…
Звездолёт со все возрастающей скоростью мчался к Земле.
Ребята замерли. Колёсников опять выскочил в салон и сердито закричал Толе, точно он был виновен во всем:
– В библиотеку! Неси ярко-красную книгу!.. Отсек № 6… Живо!
Толя кинулся в коридор, влетел в небольшой отсек со столиком, двумя креслицами и полками, тесно уставленными разноцветными книгами, сразу увидел маленькую книгу со светившейся, как сигнал опасности, обложкой, схватил и, прижав к груди, бросился в рубку.
Колёсников стал с бешеной скоростью листать её, читать разглядывать чертежи и схемы. При этом тонкие губы его вздрагивали от нетерпения и напряжения.
Жора уже не мог – или не считал нужным? – скрывать свою радость: толстое, кругловатое лицо его стало совсем как арбуз.
– Доволен? Идёшь против всех? – спросил Алька.
– Сами виноваты! Я ведь у вас как пленник, как заложник.
– А кто бежал за нами и умолял взять с собой? Пока Жора с Алькой препирались, Колёсников что-то нашёл в ярко-красной книге, прыгнул к пульту управления, нажал в правом углу какую-то светящуюся синюю кнопку, и почти в ту же долю секунды звездолёт круто изменил направление и со скользящим стремительным свистом пошёл вверх прежним курсом…
– Урр-рра! – закричал Колёсников, и Толя с Леночкой и Алькой поддержали его.
Там, в рубке, перед носовым иллюминатором, в окружении циферблатов, клавишей, светящихся лампочек и переключателей, Колёсников до неузнаваемости преобразился: с его лица исчезло выражение сухости и превосходства и появилось выражение одержимости, азарта, вдохновения…
Внезапно из динамика опять раздался спокойный голос начальника космодрома:
– Ну что ж, не хотите – не будем больше вам препятствовать… Летите! Только уговор: не ссориться, не трусить и смотреть в оба. И ещё вот что: никогда не выключайте энергосистему корабля… Запомнили? Счастливого пути!
Однако Толя почувствовал не облегчение, а беспокойство:
– Странно… Выходит, разрешили?
Часа через три Колёсников вышел к ним, усталый до изнеможения, и ровным, чётким голосом сказал:
– Все! Оторвались… Спасибо, Толька, за помощь.
– Не за что, – ответил Толя, – дядю Артёма поблагодари и начальника, пожелавшего счастливого пути… – И блестящими, совершенно влюблёнными глазами Толя посмотрел на Колесникова. Кто же знал, кто же думал, что он окажется таким?!
– Звездолёт летит автоматически, – объяснил Колёсников, присаживаясь в кресло. – И мы теперь можем спокойно разместиться по отсекам, установить график дежурств в рубке управления и поужинать… Предлагаю вам расположиться по отсекам так, – начальственным голосом продолжал Колёсников. – В отсеке № 1, самом близком к рубке, буду я, Колёсников; в отсеке № 2 будет жить Толя Звездин, который будет моей правой рукой и может понадобиться мне в любую минуту; в отсеке, № 3, как самом тихом, разместится Елена Снежинкина; отсек № 4 предоставляется Александру Горячеву; отсек № 5 будет временно занимать Обжора…
– У меня есть имя и фамилия! – обиделся Жора и поглядел на Леночку. – Я что, хуже других?
– А есть ты сейчас хочешь? – спросил Колёсников.
– Ну хочу, а что?
– А то, что раз хочешь, не обижайся, что я тебя так назвал… Никто ведь ещё, кроме тебя, не хочет есть в такой момент, правда?
Толя бесшумно проглотил слюну, но промолчал. Жора надулся и помрачнел.
– Итак, Обжора будет временно занимать отсек № 5, он находится у двигателей; у Обжоры здоровый сон, и шум их не повредит ему.
Леночка тихонько хмыкнула, а Толя подумал, что Колёсников стал ещё больше задаваться. Больше, чем на Земле.
– Занимайте свои отсеки, переносите туда вещи и через десять минут сюда, на ужин…
Глава двенадцатая. Космический ужин
Толя помог Леночке перетащить чемодан из первого отсека в третий, сам занял отсек № 2 и пошёл в салон. Там уже сидели вокруг низенького столика все, кроме Леночки. Она была в душевой кабине.
Её ждали минут десять. Наконец она явилась, причёсанная и умытая.
Колёсников ушёл в коридор вернулся, положил на стол и открыл небольшую пластмассовую коробку.
– Вот вам ужин, разбирайте…
В коробке лежали небольшие тюбики в красную полоску, точно такие же, в каких выпускаются кремы для лица, краски для художников или паста для чистки зубов. Толя, хотя и прочитал тысячи книг о космических полётах и сам летал на близкие планеты, все же был слегка огорошен и не сразу протянул руку. Первой бросилась к коробке пухлая рука Жоры и ухватила сразу два тюбика.
– Брать только по одному! – сказал Колёсников.
Жора огорчённо бросил второй тюбик в коробочку, и его взял Алька.
Жора покрутил тюбик в руках:
– Так ведь он… Его ж и цыплёнку не хватит!..
– А тебе должно хватить, – весело сказал Толя. – Ты же не птица, которая с утра до вечера должна что-то клевать. Ну и…
– Ну и дальше понятно, – рассмеялась Леночка, отвинтила крышечку тюбика, поднесла ко рту, выдавила жёлтую колбаску и попробовала на вкус. – Ничего! Есть можно.
Тогда Жора решительно сунул в рот свой тюбик и так нажал пальцами, что все содержимое его мгновенно исчезло.
– Прекрасно! – Он зажмурился от удовольствия. – Удивительно! Мне бы ещё один, я ведь крупный… Нельзя же мне давать столько, сколько и Тольке…
– Можно, – сказал Колёсников, – они очень питательные: в них и витамины, и белки, и жиры, и углеводы.Через неделю Толя от них поправится и примет нормальный вид, ну, а тебе, Жора,
давно пора остановиться в весе… Следующий получишь на завтрак.
– Ой сколько ждать! А чай на звездолёте полагается?
– Потерпи. – Колёсников ушёл с пустой коробкой в коридор, вернулся, поставил на столик ту же коробку, уже не пустую, и подчёркнуто вежливо сказал: «Пожалуйста». И ребята взяли по крошечному кувшинчику с какой-то густой бурой жидкостью.
И опять Жора не вытерпел:
– Ну что это? Мне одному мало выпить все эти кувшинчики… Взяли меня, так кормите как человека! Когда я однажды летал на Луну, нам давали по хорошей порции осетрины, чёрную икру, жареную перепёлку и торт с…
– Ты до сих пор не можешь понять, – сказал Колёсников, – что мы летим не на Луну, а в тысячи раз дальше, и складские отсеки нашего звездолёта загружены очень лёгкой и питательной пищей, чтоб хватило на всю дорогу.
– Не горюй, Жора, – сказала Леночка. – Вот прилетим на первую планету и так там наедимся… Вдосталь! Верно, ребята?
– Нет, не верно! – вспылил Жора: до него вдруг дошло – нельзя так больше, нельзя! Они ведь смеются над ним! Нельзя даже думать о пище, потому что стоит только подумать о ней, ребята каким-то непонятным обрывом сразу догадываются; наверно, его мысли отражаются на лице. – Сами можете наедаться! Можете хоть лопаться! А мне что? Плевать мне на еду!
– И давно это? – полюбопытствовал Алька. – Это же величайшая сказки: наш Жора, человек грандиозного, астрономического, а точнее, космического аппетита стал равнодушен к еде!.. Ты не шутишь? Не оговорился?
Жора покачал головой, надулся и опустил глаза. Ребята мгновенно осушили свои кувшинчики, и Колёсников объяснил, что этот чай, вернее, эта жидкость, заменяющая чай, прекрасно утоляет жажду и но своему действию равна чуть ли не целому самовару, из которых в древности пили чай, и что над изобретением состава этой жидкости, бодрящей и питательной, несколько лет работала большая группа учёных Академии питания…
– А теперь, – сказал Колёсников, – слушайте приказ по звездолёту: телеэкраны в салоне и в отсеках не включать!
– Почему? – спросил Алька.
– Потому, – ответил Колёсников. – Я не могу каждому все объяснять…
Давайте условимся, ребята: не будем задавать лишних вопросов.
– Это почему же? – спросил Толя.
– Опять «почему»? Слушайте меня, я все знаю и не желаю вам плохого… С Колесниковым вы не пропадёте!
– Ты в этом так уверен? – опять спросил Толя.
– Ага! – Колёсников подмигнул Леночке. – Вам ребятки, сильно подвезло со мной…
– А по-моему, нисколько! – не унимался Толя.
– Скажи, ты знаешь, что такое тумблер? – Колёсников улыбнулся, а Толя слегка нахмурил лоб.
– Нет… А что это?
Колёсников расхохотался:
– Ну вот, не знаешь элементарных вещей, а набрасываешься на меня!
– Быть бы мне главной у вас! – вмешалась в разговор Леночка. – Уж я распорядилась бы, замучила бы вас приказами: Колёсников, немедленно полить цветы! Звезднн, прочитать лекцию об умственной деятельности комаров и сороконожек! Горячев, протереть иллюминаторы и написать маслом портрет неустрашимого Колесникова в пилотском кресле! Жора, пока другие выжимают свои обеденные тюбики, станцевать чиспеть что-нибудь весёлое!.. Ничего? Согласны?
В салоне раздался хохот.
– А теперь, ребята, всерьёз, – сказал Колёсников. – Надо ещё договориться о графике вахт в рубке управления. Лена освобождается и может идти отдыхать, а мужчины останутся…
– Ой, я и правда устала..: – Леночка зевнула. – Сегодня столько было всего! Только не ссорьтесь. Ну пока, мальчики…
Она вскочила с кресла, махнула им рукой и скрылась в отсеке № 3. Толя исподлобья посмотрел в маленькое деловое лицо Колесникова; тот кратко разъяснил, что с завтрашнего дня он откроет краткие «Курсы по обслуживанию и вождению звездолёта», что, хотя корабль идёт к любой намеченной ими планете автоматически и сам уклоняется от встречных метеоритов или каких-нибудь других попадающихся по пути небесных тел, по при ручном управлении надо многое знать: разбираться в кнопках, клавишах, в сигналах и, при необходимости, уточнять или даже резко менять курс…
– А я? Я тоже буду стоять на вахте? – внезапно спросил Жора.
– А почему ж нет? – посмотрел на него Колёсников. – Или хочешь увильнуть?
– Ничего я не хочу, но ведь я…
– Точка, – прервал его Колёсников. – По отсекам, спать! Сегодня моя вахта до утра…
Её ждали минут десять. Наконец она явилась, причёсанная и умытая.
Колёсников ушёл в коридор вернулся, положил на стол и открыл небольшую пластмассовую коробку.
– Вот вам ужин, разбирайте…
В коробке лежали небольшие тюбики в красную полоску, точно такие же, в каких выпускаются кремы для лица, краски для художников или паста для чистки зубов. Толя, хотя и прочитал тысячи книг о космических полётах и сам летал на близкие планеты, все же был слегка огорошен и не сразу протянул руку. Первой бросилась к коробке пухлая рука Жоры и ухватила сразу два тюбика.
– Брать только по одному! – сказал Колёсников.
Жора огорчённо бросил второй тюбик в коробочку, и его взял Алька.
Жора покрутил тюбик в руках:
– Так ведь он… Его ж и цыплёнку не хватит!..
– А тебе должно хватить, – весело сказал Толя. – Ты же не птица, которая с утра до вечера должна что-то клевать. Ну и…
– Ну и дальше понятно, – рассмеялась Леночка, отвинтила крышечку тюбика, поднесла ко рту, выдавила жёлтую колбаску и попробовала на вкус. – Ничего! Есть можно.
Тогда Жора решительно сунул в рот свой тюбик и так нажал пальцами, что все содержимое его мгновенно исчезло.
– Прекрасно! – Он зажмурился от удовольствия. – Удивительно! Мне бы ещё один, я ведь крупный… Нельзя же мне давать столько, сколько и Тольке…
– Можно, – сказал Колёсников, – они очень питательные: в них и витамины, и белки, и жиры, и углеводы.Через неделю Толя от них поправится и примет нормальный вид, ну, а тебе, Жора,
давно пора остановиться в весе… Следующий получишь на завтрак.
– Ой сколько ждать! А чай на звездолёте полагается?
– Потерпи. – Колёсников ушёл с пустой коробкой в коридор, вернулся, поставил на столик ту же коробку, уже не пустую, и подчёркнуто вежливо сказал: «Пожалуйста». И ребята взяли по крошечному кувшинчику с какой-то густой бурой жидкостью.
И опять Жора не вытерпел:
– Ну что это? Мне одному мало выпить все эти кувшинчики… Взяли меня, так кормите как человека! Когда я однажды летал на Луну, нам давали по хорошей порции осетрины, чёрную икру, жареную перепёлку и торт с…
– Ты до сих пор не можешь понять, – сказал Колёсников, – что мы летим не на Луну, а в тысячи раз дальше, и складские отсеки нашего звездолёта загружены очень лёгкой и питательной пищей, чтоб хватило на всю дорогу.
– Не горюй, Жора, – сказала Леночка. – Вот прилетим на первую планету и так там наедимся… Вдосталь! Верно, ребята?
– Нет, не верно! – вспылил Жора: до него вдруг дошло – нельзя так больше, нельзя! Они ведь смеются над ним! Нельзя даже думать о пище, потому что стоит только подумать о ней, ребята каким-то непонятным обрывом сразу догадываются; наверно, его мысли отражаются на лице. – Сами можете наедаться! Можете хоть лопаться! А мне что? Плевать мне на еду!
– И давно это? – полюбопытствовал Алька. – Это же величайшая сказки: наш Жора, человек грандиозного, астрономического, а точнее, космического аппетита стал равнодушен к еде!.. Ты не шутишь? Не оговорился?
Жора покачал головой, надулся и опустил глаза. Ребята мгновенно осушили свои кувшинчики, и Колёсников объяснил, что этот чай, вернее, эта жидкость, заменяющая чай, прекрасно утоляет жажду и но своему действию равна чуть ли не целому самовару, из которых в древности пили чай, и что над изобретением состава этой жидкости, бодрящей и питательной, несколько лет работала большая группа учёных Академии питания…
– А теперь, – сказал Колёсников, – слушайте приказ по звездолёту: телеэкраны в салоне и в отсеках не включать!
– Почему? – спросил Алька.
– Потому, – ответил Колёсников. – Я не могу каждому все объяснять…
Давайте условимся, ребята: не будем задавать лишних вопросов.
– Это почему же? – спросил Толя.
– Опять «почему»? Слушайте меня, я все знаю и не желаю вам плохого… С Колесниковым вы не пропадёте!
– Ты в этом так уверен? – опять спросил Толя.
– Ага! – Колёсников подмигнул Леночке. – Вам ребятки, сильно подвезло со мной…
– А по-моему, нисколько! – не унимался Толя.
– Скажи, ты знаешь, что такое тумблер? – Колёсников улыбнулся, а Толя слегка нахмурил лоб.
– Нет… А что это?
Колёсников расхохотался:
– Ну вот, не знаешь элементарных вещей, а набрасываешься на меня!
– Быть бы мне главной у вас! – вмешалась в разговор Леночка. – Уж я распорядилась бы, замучила бы вас приказами: Колёсников, немедленно полить цветы! Звезднн, прочитать лекцию об умственной деятельности комаров и сороконожек! Горячев, протереть иллюминаторы и написать маслом портрет неустрашимого Колесникова в пилотском кресле! Жора, пока другие выжимают свои обеденные тюбики, станцевать чиспеть что-нибудь весёлое!.. Ничего? Согласны?
В салоне раздался хохот.
– А теперь, ребята, всерьёз, – сказал Колёсников. – Надо ещё договориться о графике вахт в рубке управления. Лена освобождается и может идти отдыхать, а мужчины останутся…
– Ой, я и правда устала..: – Леночка зевнула. – Сегодня столько было всего! Только не ссорьтесь. Ну пока, мальчики…
Она вскочила с кресла, махнула им рукой и скрылась в отсеке № 3. Толя исподлобья посмотрел в маленькое деловое лицо Колесникова; тот кратко разъяснил, что с завтрашнего дня он откроет краткие «Курсы по обслуживанию и вождению звездолёта», что, хотя корабль идёт к любой намеченной ими планете автоматически и сам уклоняется от встречных метеоритов или каких-нибудь других попадающихся по пути небесных тел, по при ручном управлении надо многое знать: разбираться в кнопках, клавишах, в сигналах и, при необходимости, уточнять или даже резко менять курс…
– А я? Я тоже буду стоять на вахте? – внезапно спросил Жора.
– А почему ж нет? – посмотрел на него Колёсников. – Или хочешь увильнуть?
– Ничего я не хочу, но ведь я…
– Точка, – прервал его Колёсников. – По отсекам, спать! Сегодня моя вахта до утра…
Глава тринадцатая. Разговор в рубке
Все разошлись. Жора, едва волоча ноги от усталости и переживаний, ввалился в свой отсек № 5, не раздеваясь свалился на койку и мгновенно уснул. А Толя зашёл к Альке.
– Вот мы и летим! – сказал он. – Сами летим, ты понимаешь? И – куда хотим! Скоро увидим разные планеты… Спасибо тебе, Алик, за все…
– Не за что… Мне ведь тоже хочется побывать на них… Ух как хочется!
– Думаешь, одному тебе?
– Не думаю…. Колёсников, конечно, молодец, но… Но…
– Толь, не принимай его всерьёз и не обижайся. Он ведь всегда был зазнайкой и считал себя выше и умнее всех… Что бы мы сейчас делали без него?
Толя махнул рукой и вышел из отсека. Мягкий он парень, Алька, добрый, жалостливый и все оправдывал и прощал. А Толя не хотел быть таким. Он подошёл к рубке управления и встал в дверях.
– Ты чего? – спросил Колёсников. – Не спится? По мне уже соскучился?
– Колёсников! – сказал Толя. – Кто мы – твои товарищи или нет? Разве мы выбирали тебя командовать нами?
– А зачем выбирать? – Колёсников неожиданно рассмеялся. – Я и не собираюсь командовать вами, а вот… – Он оборвал фразу. – Слушай, а не хочешь ли ты сесть за штурвал? Хочешь? Пожалуйста!
Колёсников слез с кресла и широким жестом предложил Толе занять место возле десятков горящих сигнальных лампочек, круглых и квадратных циферблатов с двигающимися стрелками, кнопок и клавишей.
– Не хочу, – ответил Толя и все-таки он неожиданно подумал: как это, оказывается, важно – знать устройство двигателей, всю эту хитрейшую электронику, автоматику, кибернетику и… Ну, в общем, все такое, без чего в их время и шагу не ступишь.
– И правильно, что не хочешь, – с улыбкой сказал Колёсников. – Ты ведь – да и все твои друзья, – вы ведь и гаечку без меня не привинтите, транзистор не смените, звёздную карту не прочтёте и заблудитесь в космосе, как в трех соснах…
– Заблудимся, – тихо сказал Толя.
– Ну тогда лучше помолчи… И вообще, чего тебе надо от меня? Я ведь сделал тебя своим первым помощником на корабле…
– Мне не нужно этого! – сказал Толя. – Я о другом… Да, ты лучше нас разбираешься в двигателях и умеешь пилотировать корабль, но не забывай, что мы все в звездолёте товарищи и равны…
– Нет уж! – перебил его Колёсников. – Обжора мне не равен, и Алька не равен… Что они смыслят в устройстве… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать… А вот ты… ты… Ты – ничего. Голова у тебя соображает, хотя занимается не тем, чем нужно… – Колёсников вдруг радостно посмотрел на него, оттого, наверно, что пришла ему на ум какая-то замечательная мысль. – Здорово ты меня уговорил на Земле улететь на этом великолепном звездолёте… Молодец!
Толя молчал, не зная, что ответить: все это было правдой и абсолютной ложью! Он, Толя, позвал его в этот полет не просто так, не из мальчишеского озорства, не потому, что хотел кому-то насолить, а потому, что ему не терпелось узнать – не из книг, а увидеть своими глазами, – как там, за пределами Солнечной системы.
– Скажешь, не так? Скажешь, я вру?
– Да, – проговорил наконец Толя, – я хотел, чтоб мы полетели вместе, но ты должен быть человеком…
– А кто же я? – весело смотрел на него острыми глазами Колёсников.
Однако Толя упрямо гнул своё:
– И если у нас возникнет спор и несогласие по каким-то вопросам, будем голосовать…
– Хорошо, так уж и быть, – улыбнулся Колёсников.
Толя ушёл в свой отсек № 2, натянул до шеи лёгкое одеяло и туго сжал ресницы, чтоб скорей уснуть. Но чем крепче сжимал их Толя, тем хуже шёл к нему сон. А звездолёт все мчался и мчался в холодные глубины космоса меж звёзд и планет Вселенной…
– Вот мы и летим! – сказал он. – Сами летим, ты понимаешь? И – куда хотим! Скоро увидим разные планеты… Спасибо тебе, Алик, за все…
– Не за что… Мне ведь тоже хочется побывать на них… Ух как хочется!
– Думаешь, одному тебе?
– Не думаю…. Колёсников, конечно, молодец, но… Но…
– Толь, не принимай его всерьёз и не обижайся. Он ведь всегда был зазнайкой и считал себя выше и умнее всех… Что бы мы сейчас делали без него?
Толя махнул рукой и вышел из отсека. Мягкий он парень, Алька, добрый, жалостливый и все оправдывал и прощал. А Толя не хотел быть таким. Он подошёл к рубке управления и встал в дверях.
– Ты чего? – спросил Колёсников. – Не спится? По мне уже соскучился?
– Колёсников! – сказал Толя. – Кто мы – твои товарищи или нет? Разве мы выбирали тебя командовать нами?
– А зачем выбирать? – Колёсников неожиданно рассмеялся. – Я и не собираюсь командовать вами, а вот… – Он оборвал фразу. – Слушай, а не хочешь ли ты сесть за штурвал? Хочешь? Пожалуйста!
Колёсников слез с кресла и широким жестом предложил Толе занять место возле десятков горящих сигнальных лампочек, круглых и квадратных циферблатов с двигающимися стрелками, кнопок и клавишей.
– Не хочу, – ответил Толя и все-таки он неожиданно подумал: как это, оказывается, важно – знать устройство двигателей, всю эту хитрейшую электронику, автоматику, кибернетику и… Ну, в общем, все такое, без чего в их время и шагу не ступишь.
– И правильно, что не хочешь, – с улыбкой сказал Колёсников. – Ты ведь – да и все твои друзья, – вы ведь и гаечку без меня не привинтите, транзистор не смените, звёздную карту не прочтёте и заблудитесь в космосе, как в трех соснах…
– Заблудимся, – тихо сказал Толя.
– Ну тогда лучше помолчи… И вообще, чего тебе надо от меня? Я ведь сделал тебя своим первым помощником на корабле…
– Мне не нужно этого! – сказал Толя. – Я о другом… Да, ты лучше нас разбираешься в двигателях и умеешь пилотировать корабль, но не забывай, что мы все в звездолёте товарищи и равны…
– Нет уж! – перебил его Колёсников. – Обжора мне не равен, и Алька не равен… Что они смыслят в устройстве… Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать… А вот ты… ты… Ты – ничего. Голова у тебя соображает, хотя занимается не тем, чем нужно… – Колёсников вдруг радостно посмотрел на него, оттого, наверно, что пришла ему на ум какая-то замечательная мысль. – Здорово ты меня уговорил на Земле улететь на этом великолепном звездолёте… Молодец!
Толя молчал, не зная, что ответить: все это было правдой и абсолютной ложью! Он, Толя, позвал его в этот полет не просто так, не из мальчишеского озорства, не потому, что хотел кому-то насолить, а потому, что ему не терпелось узнать – не из книг, а увидеть своими глазами, – как там, за пределами Солнечной системы.
– Скажешь, не так? Скажешь, я вру?
– Да, – проговорил наконец Толя, – я хотел, чтоб мы полетели вместе, но ты должен быть человеком…
– А кто же я? – весело смотрел на него острыми глазами Колёсников.
Однако Толя упрямо гнул своё:
– И если у нас возникнет спор и несогласие по каким-то вопросам, будем голосовать…
– Хорошо, так уж и быть, – улыбнулся Колёсников.
Толя ушёл в свой отсек № 2, натянул до шеи лёгкое одеяло и туго сжал ресницы, чтоб скорей уснуть. Но чем крепче сжимал их Толя, тем хуже шёл к нему сон. А звездолёт все мчался и мчался в холодные глубины космоса меж звёзд и планет Вселенной…
Глава четырнадцатая. Леночка
К завтраку Толя вышел из своего отсека и увидел Леночку: она сидела в салоне в синей светящейся кофточке, расчёсывала волосы и смотрелась в зеркальце, которое старательно держал перед ней Жора. Толя глянул на неё и застыл, прямо-таки замер в изумлении, точно ни разу не видел её, – такая она была красивая.
За Толей в салон вошёл Алька. И словно споткнулся обо что-то, увидев Леночку с Жорой; дёрнул Толю за рукав куртки и с силой потащил назад, в коридор.
– Что это он? – Алька кивнул головой в сторону Жоры. – Сама не может справиться? Он что, полетел с нами для того, чтоб держать перед ней зеркальце?
– Не знаю, спроси у него сам, зачем он полетел, – сказал Толя и хотел уйти, но в это время из рубки управления высунулась маленькая голова Колесникова.
– Ну как он, справляется с работой? Не напрасно взяли? Старайся, а не то есть много охотников заменить тебя! – весело сказал Колёсников, заметив в коридоре Альку с Толей, и добавил: – Лён, а ты видела мою рубку?
– А что там смотреть? – отозвалась Леночка, однако тут же передумала, шагнула в рубку, и до ребят донёсся её громкий смех.
На Жору, внезапно лишившегося своей работы, жалко было смотреть: он ещё больше надулся, покрутил в руках зеркальце, вздохнул, спрятал его в карман и тяжело опустился в кресло.
Альки уже не было в коридоре – убежал в свой отсек. Ушёл за ним и Толя, достал с полки толстую, но очень лёгкую книгу со стрелочкой на переплёте, включил самую малую скорость перелистывания страниц и большим усилием воли заступил себя читать о небесной механике Вселенной. От чтения его оторвал сигнал на обед.
– А где Горячев? – Колёсников оглядел усевшихся за стол. – Что с ним?
Жора, узнай! Тот нехотя поднялся и скоро вернулся.
– Он просит, чтоб ему отнесли тюбик в отсек.
– Вот ещё новости! – сказал Колёсников. – Дисциплина для всех одна.
Все должны обедать в салоне и в одно время. По «Инструкции внутреннего распорядка и поведения членов экипажа „Звездолёта-100"»!
Колёсников окинул всех беглым взглядом, что-то сообразил про себя, пошёл к отсеку № 3 и привёл Альку.
Алька молча сел за стол, отвинтил крышечку своего тюбика и принялся есть.
За столом стало очень тихо.
– Лён, хочешь? – прервал всеобщее молчание Жора и протянул ей свой тюбик, из которого была выжата только половина обеда.
Леночка вдруг отчаянно покраснела.
– Сам ешь! Тебе ведь все время не хватало.
– Теперь хватит… Это я так, ради смеха…
– Никаких делёжек, – перебил его Колёсников. – Ешь все сам, а то обессилеешь, едва будешь ноги волочить. Скоро прилетим на планеты, и тебе придётся поработать. Не так, как на Земле. Но если экипаж не возражает, я выделю Лене, как единственной девочке на звездолёте, тюбик со сластями из запаса, рассчитанного на праздничные дни. Нет возражений?
– Я возражаю! – поднял своё круглое лицо Жора. – Ей надо дать не один, а два тюбика!
– Спасибо, мальчики, мне и одного хватит.
– Голосуем? – спросил Колёсников.
– Не надо, считай, что прошло единогласно, – сказал Толя.
Колёсников принёс тюбик в зеленую полоску и торжественно вручил Леночке.
– Спасибо, мальчики… Должна вам признаться – на первом месте у меня танцы, на втором – музыка, а на третьем… на третьем – сладости… Знала бы, что здесь не будет конфет, взяла бы десять килограммов!
Она не стала есть при всех сладкую пасту, а убежала в свой отсек.
– Хорошо, что мы взяли её в полет, – сказал Колёсников. – Что б делали без неё?
Внезапно Алька вскинул голову и выпалил:
– А я не согласен! Совсем не хорошо! Все трое прямо подпрыгнули в своих креслах и недоуменно уставились на Альку.
– Ого! – выдохнул Толя.
– Что с тобой? – крикнул Жора.
– Ничего! – сказал Алька. – Я… Я считаю… И это надо немедленно поставить на голосование…
– Нельзя ли покороче? – Колёсников озабоченно наморщил лоб.
– Можно! – Алька набрал воздуха и вместе с ним набрался силы и решимости и отрезал: – Я считаю, что этого не должно быть… Чтоб никто в неё… Ну, вы понимаете… У нас ведь очень трудный, ответственный рейс…
– А… а кто ж это самое… в неё? – посмеиваясь глазами, спросил Колёсников; все опустили головы и стали рассматривать то свои руки, то колени, то блестящую поверхность пластикового стола. – Может, ты, Обжора?
– Н-нет, – мужественно выдавил Жора.
– Ты, Толя?
– Да что вы! Как ты можешь…
– Уж не ты ли, Алька?
– Да, немножко… – сказал Алька. – А это нельзя, ребята, нельзя!
– Точно, – пряча улыбку, проговорил Колёсников. – Но раз это у одного тебя, значит, это никого больше не касается.
– Не у меня одного… – весь натянутый, взъерошенный, стал защищаться Алька. – У вас просто не хватает смелости признаться, а на самом деле вы, может, больше, чем я…
Лицо у Толи вспыхнуло ярче, чем у Альки.
– Л-ладно, х-хватит, – проговорил он заикаясь, – я считаю, что Алька прав… Она, конечно, очень хорошая, но мы ведь в космическом рейсе… Короче говоря, тех, кто согласен с Алькой, прошу поднять руку, – и сам первый поднял.
Его поддержали Алька с Жорой, и уж последним, нехотя, потащил вверх руку Колёсников.
Вскоре он позвал ребят в рубку и открыл обещанные вчера курсы по управлению и обслуживанию в полёте звездолёта. Мальчишки слушали его вяло. Каждый хотя и делал вид, что смотрит на штурвал, на звёздную карту, клавиши или кнопки или пытается вникнуть в пункты и параграфы «Инструкции по эксплуатации „Звездолёта-100"», на самом деле думал о недавнем разговоре. Мальчишек даже не очень обрадовала и весть, что на звездолёте есть фоно– и фильмотека с сотнями коробок с магнитофонными записями и самыми интересными земными кинофильмами; нажми в рубке одну кнопку – и по всему звездолёту раздастся музыка, нажми другую – и одна из пустых стен салона превращается в экран. И все это устроено для того, чтоб экипажу не было тоскливо и одиноко в длительном полёте, чтоб легче переживалась оторванность от привычных условий жизни…
За Толей в салон вошёл Алька. И словно споткнулся обо что-то, увидев Леночку с Жорой; дёрнул Толю за рукав куртки и с силой потащил назад, в коридор.
– Что это он? – Алька кивнул головой в сторону Жоры. – Сама не может справиться? Он что, полетел с нами для того, чтоб держать перед ней зеркальце?
– Не знаю, спроси у него сам, зачем он полетел, – сказал Толя и хотел уйти, но в это время из рубки управления высунулась маленькая голова Колесникова.
– Ну как он, справляется с работой? Не напрасно взяли? Старайся, а не то есть много охотников заменить тебя! – весело сказал Колёсников, заметив в коридоре Альку с Толей, и добавил: – Лён, а ты видела мою рубку?
– А что там смотреть? – отозвалась Леночка, однако тут же передумала, шагнула в рубку, и до ребят донёсся её громкий смех.
На Жору, внезапно лишившегося своей работы, жалко было смотреть: он ещё больше надулся, покрутил в руках зеркальце, вздохнул, спрятал его в карман и тяжело опустился в кресло.
Альки уже не было в коридоре – убежал в свой отсек. Ушёл за ним и Толя, достал с полки толстую, но очень лёгкую книгу со стрелочкой на переплёте, включил самую малую скорость перелистывания страниц и большим усилием воли заступил себя читать о небесной механике Вселенной. От чтения его оторвал сигнал на обед.
– А где Горячев? – Колёсников оглядел усевшихся за стол. – Что с ним?
Жора, узнай! Тот нехотя поднялся и скоро вернулся.
– Он просит, чтоб ему отнесли тюбик в отсек.
– Вот ещё новости! – сказал Колёсников. – Дисциплина для всех одна.
Все должны обедать в салоне и в одно время. По «Инструкции внутреннего распорядка и поведения членов экипажа „Звездолёта-100"»!
Колёсников окинул всех беглым взглядом, что-то сообразил про себя, пошёл к отсеку № 3 и привёл Альку.
Алька молча сел за стол, отвинтил крышечку своего тюбика и принялся есть.
За столом стало очень тихо.
– Лён, хочешь? – прервал всеобщее молчание Жора и протянул ей свой тюбик, из которого была выжата только половина обеда.
Леночка вдруг отчаянно покраснела.
– Сам ешь! Тебе ведь все время не хватало.
– Теперь хватит… Это я так, ради смеха…
– Никаких делёжек, – перебил его Колёсников. – Ешь все сам, а то обессилеешь, едва будешь ноги волочить. Скоро прилетим на планеты, и тебе придётся поработать. Не так, как на Земле. Но если экипаж не возражает, я выделю Лене, как единственной девочке на звездолёте, тюбик со сластями из запаса, рассчитанного на праздничные дни. Нет возражений?
– Я возражаю! – поднял своё круглое лицо Жора. – Ей надо дать не один, а два тюбика!
– Спасибо, мальчики, мне и одного хватит.
– Голосуем? – спросил Колёсников.
– Не надо, считай, что прошло единогласно, – сказал Толя.
Колёсников принёс тюбик в зеленую полоску и торжественно вручил Леночке.
– Спасибо, мальчики… Должна вам признаться – на первом месте у меня танцы, на втором – музыка, а на третьем… на третьем – сладости… Знала бы, что здесь не будет конфет, взяла бы десять килограммов!
Она не стала есть при всех сладкую пасту, а убежала в свой отсек.
– Хорошо, что мы взяли её в полет, – сказал Колёсников. – Что б делали без неё?
Внезапно Алька вскинул голову и выпалил:
– А я не согласен! Совсем не хорошо! Все трое прямо подпрыгнули в своих креслах и недоуменно уставились на Альку.
– Ого! – выдохнул Толя.
– Что с тобой? – крикнул Жора.
– Ничего! – сказал Алька. – Я… Я считаю… И это надо немедленно поставить на голосование…
– Нельзя ли покороче? – Колёсников озабоченно наморщил лоб.
– Можно! – Алька набрал воздуха и вместе с ним набрался силы и решимости и отрезал: – Я считаю, что этого не должно быть… Чтоб никто в неё… Ну, вы понимаете… У нас ведь очень трудный, ответственный рейс…
– А… а кто ж это самое… в неё? – посмеиваясь глазами, спросил Колёсников; все опустили головы и стали рассматривать то свои руки, то колени, то блестящую поверхность пластикового стола. – Может, ты, Обжора?
– Н-нет, – мужественно выдавил Жора.
– Ты, Толя?
– Да что вы! Как ты можешь…
– Уж не ты ли, Алька?
– Да, немножко… – сказал Алька. – А это нельзя, ребята, нельзя!
– Точно, – пряча улыбку, проговорил Колёсников. – Но раз это у одного тебя, значит, это никого больше не касается.
– Не у меня одного… – весь натянутый, взъерошенный, стал защищаться Алька. – У вас просто не хватает смелости признаться, а на самом деле вы, может, больше, чем я…
Лицо у Толи вспыхнуло ярче, чем у Альки.
– Л-ладно, х-хватит, – проговорил он заикаясь, – я считаю, что Алька прав… Она, конечно, очень хорошая, но мы ведь в космическом рейсе… Короче говоря, тех, кто согласен с Алькой, прошу поднять руку, – и сам первый поднял.
Его поддержали Алька с Жорой, и уж последним, нехотя, потащил вверх руку Колёсников.
Вскоре он позвал ребят в рубку и открыл обещанные вчера курсы по управлению и обслуживанию в полёте звездолёта. Мальчишки слушали его вяло. Каждый хотя и делал вид, что смотрит на штурвал, на звёздную карту, клавиши или кнопки или пытается вникнуть в пункты и параграфы «Инструкции по эксплуатации „Звездолёта-100"», на самом деле думал о недавнем разговоре. Мальчишек даже не очень обрадовала и весть, что на звездолёте есть фоно– и фильмотека с сотнями коробок с магнитофонными записями и самыми интересными земными кинофильмами; нажми в рубке одну кнопку – и по всему звездолёту раздастся музыка, нажми другую – и одна из пустых стен салона превращается в экран. И все это устроено для того, чтоб экипажу не было тоскливо и одиноко в длительном полёте, чтоб легче переживалась оторванность от привычных условий жизни…
Глава пятнадцатая. По курсу - планета!
Одна Леночка ничего не знала о разговоре, касавшемся её. В очень хорошем настроении вернулась она в свой отсек, с удовольствием съела содержимое полосатого тюбика, потом достала из чемодана тяжёлую белую коробочку и вынула из неё своего старого любимца – Рыжего лисёнка. Сколько помнила себя Леночка, всегда он был с ней, и она доверяла ему все своп тайны. Посадив его на столик, она нажала маленькую, невидимую в густой шелковистой шерсти кнопку на плече. Сразу зажглись карие огоньки в глазах Рыжего лисёнка, он ожил, провёл лапками по боку, словно прихорашивался, присел, как котёнок, на задние лапы, улыбнулся и спросил:
– Ну как идёт полет, Леночка?
– Пока что прекрасно, Рыжий! У меня очень хорошие товарищи, нам весело, хоть иногда мы и спорим и даже слегка поругиваемся…
Леночка уснула с Рыжим лисёнком в руках и опять позже всех пришла к завтраку. Подойдя к столу, она заметила, что мальчишки не смотрят на неё, прячут глаза и что вообще они какие-то вялые и неразговорчивые, не то что вчера.
– Простите, мальчики! – сказала Леночка. – Я уж, видно, такая, что не могу иначе.
– Надо перестать быть «такой»! – буркнул Алька.
– Обязательно перестану, и в самом скором времени! – пообещала Леночка и засмеялась, думая, что Алька пошутил. – Но почему вы такие хмурые, такие унылые?
– А чего нам улыбаться? – набычился Толя. – Мы находимся в сверхопасном рейсе, и впереди нас ждут нелёгкие испытания…
– Но это ж впереди, а не сейчас… Тогда и перестанете улыбаться. Не узнаю вас, мальчики… Такие ль вы были на Земле?
Ей никто не ответил. Завтракали молча, Леночке стало обидно, и тогда она, чуть подумав, сказала:
– Жора, идём ко мне в отсек, я тебе кое-что покажу…
– Не надо мне ничего показывать! – тут же, и самым решительным образом, отверг её предложение Жора. – Я очень, очень, очень занят сейчас.
– Ну тогда я поговорю с Аликом, он повежливей тебя… Алик, я хотела б…
Алька так стремительно отвернулся от неё, что едва не вылетел из кресла и не грохнулся об пол.
– Что с вами, мальчики? – ничего не понимая, спросила Леночка. – Простите, что я опоздала… – И посмотрела на них; ребята, как по команде, потупили глаза. – Я больше не буду…
Она вздохнула и ушла в свой отсек. Однако не успела Леночка пожаловаться на мальчишек Рыжему лисёнку, как из динамика послышался бодрый голос Колесникова:
– Внимание! Прямо по курсу перед нами планета! Через несколько минут, если получим разрешение, сядем на неё…
За дверью раздались радостные возгласы и топот ног: видно, ребята спешили к окуляру электронно-оптического устройства в салоне.
– Если на планете окажется воздух, – продолжал Колёсников, – выйдем без скафандров, однако в этом случае прошу всех надеть специальные комбинезоны чтоб не путаться в штанинах и в юбках…
Сразу забыв о странной перемене ребят к ней, Лена сунула голову в тесный складской отсек. И фыркнула, увидев, что мальчишки прямо в нем посбрасывали штаны и в трусах, пританцовывая на одной ноге, влезают в комбинезоны и застёгивают их на груди. Они были очень яркие, из светящейся ткани, чтоб, попав на незнакомые планеты, путешественники не потерялись, а даже на большом расстоянии могли видеть друг друга. И в каждый из них, возле воротника, был вмонтирован «КП-10» – крошечный кибернетический переводчик, переводящий землянину речь любого планетянина и наоборот.
– Мне, пожалуйста, фиолетовый! – попросила Леночка.
Жора снял с полки и протянул ей ярко-фиолетовый комбинезон и такого же цвета пилотку.
Леночка побежала в свой отсек переодеваться. Ткань комбинезона, мягкая, немнущаяся и лёгкая, не мешала движениям и в то же время, очевидно, предохраняла тело от ударов и возможной радиации. Леночка посмотрелась в зеркало – комбинезон сидел на ней хорошо. От радости она даже три раза подпрыгнула в отсеке и последний раз так высоко, что стукнулась головой о потолок и, крикнув:
«Мам!», поморщилась. «Наверно, вскочит теперь шишка», – подумала Леночка, но радость была куда сильней боли.
– Внимание, внимание! – раздался торжественный голос Колесникова, и Леночка поняла, что сейчас, как принято у всех космических командиров, он обратится с просьбой к планете, и особый автомат, построенный но последнему слову электронно-вычислительной техники, переведёт его слова на язык понятиый разумным существам этой планеты. – Мы, люди с планеты Земля, летим к нам с самыми добрыми намерениями и просим разрешения на посадку…
Пока он это говорил, Жора, облачённый в ярко-жёлтый комбинезон, потягивался и разминался: хотелось поскорей выйти наружу; Алька, в ярко-красном комбинезоне, спешно доставал из чемодана чистый альбомчик и краски. И лишь Толя, кое-как натянув на себя самый неброский синий комбинезон, не суетился. Стараясь не показывать волнения, он готовился к встрече с планетой, с первой планетой на их пути… С самой первой! Какие неожиданности ждут их на ней? Какие разумные или неразумные существа обитают там? Удастся ли установить с ними контакт?
Толя прильнул глазом к окуляру.
– Почему они не отвечают? – спросила Леночка. – Давно пора бы отозваться…
– Вода ещё не научилась говорить! – ответил Толя, не отрывая глаза от окуляра. – Пока что вокруг одна вода… Кто хочет взглянуть?
– Я… Я… – откликнулись Леночка с Алькой.
Звездолёт пошёл на снижение. Внизу уже очень чётко была видна безбрежная синева воды и остроносая, стремительно летевшая тень их звездолёта. – Эх, был бы у нас Планетный справочник! – сказал Толя. – Знали б, в чем дело, что ждёт нас на этой планете…
– Тише! – прервал его Алька. – Я слышу их голос… Передают…
Ребята притихли. Из вмонтированных в стены динамиков донёсся слабый голос:
– Не можем принять… Негде сесть… Мы в глубине океана…
– То есть как это? – спросил Алька.
– Разреши мне. – Толя коснулся Леночкиной руки, и она уступила ему место у окуляра.
И сказала:
– Ничего, ничего, кроме воды и каких-то рыб! Их там очень много, они с розовыми плавниками…
– Но откуда же голос? – спросил Алька.
– Я вижу купола! – весь дрожа, сказал Толя. – Гигантские, прозрачные купола под водой! Наверно, здесь вся цивилизация ушла под воду! Почему? Внезапно опустилась суша или разумные существа этой планеты никогда не знали твёрдой суши?
– Дайте мне… Я тоже хочу посмотреть! – Алька оттащил Толю за руку и увидел сверху, с их медленно летящего корабля, сквозь толщу голубоватых вод сферические, правильной формы купола и внутри них игру серебристых бликов, острые вспышки, частую пульсацию сильного света – и больше ничего…
– Летим дальше! – подал команду Колёсников. – Здесь кружить бесполезно, вся планета покрыта водой…
– Ой, постой, Колёсников, не улетай! – взмолилась Леночка. – Здесь так красиво! Три минуты покружись над планетой…
– А я хочу запомнить её цвет! Игру её куполов! Их свеченье! – закричал Алька. – Сейчас я возьму краски и нарисую…
– Обязательно! – поддержал его Толя. – Это ж удивительно: все ушло под воду… Облетим её во всех направлениях, чтоб лучше…
– А я считаю, на неё жаль тратить топливо! – Колёсников резко перевёл рычаг скорости.
Звездолёт дёрнулся. Леночка стукнулась головой о телеэкран, Толя свалился на пол, Алька ударился плечом о стенку, а Жора покатился по коридору.
– Какой же ты! – крикнул Толя Колесникову – На борту ведь люди!
– Он, простите, ребята, не рассчитал! – ответил Колёсников. – Держитесь покрепче, когда я у штурвала! И не горюйте: далась вам эта мокрая планета!
– Лён, тебе не больно? – спросил Толя.
– Подойди ко мне, – сказал ей Колёсников. Леночка подошла. – Где болит?
– Леночка показала. Он сунул руку куда-то вниз, под пульт управления, и достал какую-то коробочку. – Сейчас все пройдёт…
– Не может быть! – сказала Леночка.
– Все может быть. – Колёсников набрал на кончик пальца мази из коробочки и помазал ушибленное место. – Нет ничего невозможного на моем звездолёте.
– Ой, уже прошло! Не болит! – ахнула Леночка. – Ай да мазь!
– На Земле сделана, – буркнул Жора.
– С этого дня, – сказал Колёсников, – ты будешь заведовать всеми мазями, пилюлями, таблетками, порошками… Всей аптечкой звездолёта… Короче говоря, будешь врачом, главврачом нашего корабля! Согласна?
– Что ж мне ещё остаётся делать? – ответила Леночка. – Хоть пилюлями заведовать буду на корабле.Надо же мне чем-то заниматься в космосе…
Все разбрелись по отсекам.
– Ну как идёт полет, Леночка?
– Пока что прекрасно, Рыжий! У меня очень хорошие товарищи, нам весело, хоть иногда мы и спорим и даже слегка поругиваемся…
Леночка уснула с Рыжим лисёнком в руках и опять позже всех пришла к завтраку. Подойдя к столу, она заметила, что мальчишки не смотрят на неё, прячут глаза и что вообще они какие-то вялые и неразговорчивые, не то что вчера.
– Простите, мальчики! – сказала Леночка. – Я уж, видно, такая, что не могу иначе.
– Надо перестать быть «такой»! – буркнул Алька.
– Обязательно перестану, и в самом скором времени! – пообещала Леночка и засмеялась, думая, что Алька пошутил. – Но почему вы такие хмурые, такие унылые?
– А чего нам улыбаться? – набычился Толя. – Мы находимся в сверхопасном рейсе, и впереди нас ждут нелёгкие испытания…
– Но это ж впереди, а не сейчас… Тогда и перестанете улыбаться. Не узнаю вас, мальчики… Такие ль вы были на Земле?
Ей никто не ответил. Завтракали молча, Леночке стало обидно, и тогда она, чуть подумав, сказала:
– Жора, идём ко мне в отсек, я тебе кое-что покажу…
– Не надо мне ничего показывать! – тут же, и самым решительным образом, отверг её предложение Жора. – Я очень, очень, очень занят сейчас.
– Ну тогда я поговорю с Аликом, он повежливей тебя… Алик, я хотела б…
Алька так стремительно отвернулся от неё, что едва не вылетел из кресла и не грохнулся об пол.
– Что с вами, мальчики? – ничего не понимая, спросила Леночка. – Простите, что я опоздала… – И посмотрела на них; ребята, как по команде, потупили глаза. – Я больше не буду…
Она вздохнула и ушла в свой отсек. Однако не успела Леночка пожаловаться на мальчишек Рыжему лисёнку, как из динамика послышался бодрый голос Колесникова:
– Внимание! Прямо по курсу перед нами планета! Через несколько минут, если получим разрешение, сядем на неё…
За дверью раздались радостные возгласы и топот ног: видно, ребята спешили к окуляру электронно-оптического устройства в салоне.
– Если на планете окажется воздух, – продолжал Колёсников, – выйдем без скафандров, однако в этом случае прошу всех надеть специальные комбинезоны чтоб не путаться в штанинах и в юбках…
Сразу забыв о странной перемене ребят к ней, Лена сунула голову в тесный складской отсек. И фыркнула, увидев, что мальчишки прямо в нем посбрасывали штаны и в трусах, пританцовывая на одной ноге, влезают в комбинезоны и застёгивают их на груди. Они были очень яркие, из светящейся ткани, чтоб, попав на незнакомые планеты, путешественники не потерялись, а даже на большом расстоянии могли видеть друг друга. И в каждый из них, возле воротника, был вмонтирован «КП-10» – крошечный кибернетический переводчик, переводящий землянину речь любого планетянина и наоборот.
– Мне, пожалуйста, фиолетовый! – попросила Леночка.
Жора снял с полки и протянул ей ярко-фиолетовый комбинезон и такого же цвета пилотку.
Леночка побежала в свой отсек переодеваться. Ткань комбинезона, мягкая, немнущаяся и лёгкая, не мешала движениям и в то же время, очевидно, предохраняла тело от ударов и возможной радиации. Леночка посмотрелась в зеркало – комбинезон сидел на ней хорошо. От радости она даже три раза подпрыгнула в отсеке и последний раз так высоко, что стукнулась головой о потолок и, крикнув:
«Мам!», поморщилась. «Наверно, вскочит теперь шишка», – подумала Леночка, но радость была куда сильней боли.
– Внимание, внимание! – раздался торжественный голос Колесникова, и Леночка поняла, что сейчас, как принято у всех космических командиров, он обратится с просьбой к планете, и особый автомат, построенный но последнему слову электронно-вычислительной техники, переведёт его слова на язык понятиый разумным существам этой планеты. – Мы, люди с планеты Земля, летим к нам с самыми добрыми намерениями и просим разрешения на посадку…
Пока он это говорил, Жора, облачённый в ярко-жёлтый комбинезон, потягивался и разминался: хотелось поскорей выйти наружу; Алька, в ярко-красном комбинезоне, спешно доставал из чемодана чистый альбомчик и краски. И лишь Толя, кое-как натянув на себя самый неброский синий комбинезон, не суетился. Стараясь не показывать волнения, он готовился к встрече с планетой, с первой планетой на их пути… С самой первой! Какие неожиданности ждут их на ней? Какие разумные или неразумные существа обитают там? Удастся ли установить с ними контакт?
Толя прильнул глазом к окуляру.
– Почему они не отвечают? – спросила Леночка. – Давно пора бы отозваться…
– Вода ещё не научилась говорить! – ответил Толя, не отрывая глаза от окуляра. – Пока что вокруг одна вода… Кто хочет взглянуть?
– Я… Я… – откликнулись Леночка с Алькой.
Звездолёт пошёл на снижение. Внизу уже очень чётко была видна безбрежная синева воды и остроносая, стремительно летевшая тень их звездолёта. – Эх, был бы у нас Планетный справочник! – сказал Толя. – Знали б, в чем дело, что ждёт нас на этой планете…
– Тише! – прервал его Алька. – Я слышу их голос… Передают…
Ребята притихли. Из вмонтированных в стены динамиков донёсся слабый голос:
– Не можем принять… Негде сесть… Мы в глубине океана…
– То есть как это? – спросил Алька.
– Разреши мне. – Толя коснулся Леночкиной руки, и она уступила ему место у окуляра.
И сказала:
– Ничего, ничего, кроме воды и каких-то рыб! Их там очень много, они с розовыми плавниками…
– Но откуда же голос? – спросил Алька.
– Я вижу купола! – весь дрожа, сказал Толя. – Гигантские, прозрачные купола под водой! Наверно, здесь вся цивилизация ушла под воду! Почему? Внезапно опустилась суша или разумные существа этой планеты никогда не знали твёрдой суши?
– Дайте мне… Я тоже хочу посмотреть! – Алька оттащил Толю за руку и увидел сверху, с их медленно летящего корабля, сквозь толщу голубоватых вод сферические, правильной формы купола и внутри них игру серебристых бликов, острые вспышки, частую пульсацию сильного света – и больше ничего…
– Летим дальше! – подал команду Колёсников. – Здесь кружить бесполезно, вся планета покрыта водой…
– Ой, постой, Колёсников, не улетай! – взмолилась Леночка. – Здесь так красиво! Три минуты покружись над планетой…
– А я хочу запомнить её цвет! Игру её куполов! Их свеченье! – закричал Алька. – Сейчас я возьму краски и нарисую…
– Обязательно! – поддержал его Толя. – Это ж удивительно: все ушло под воду… Облетим её во всех направлениях, чтоб лучше…
– А я считаю, на неё жаль тратить топливо! – Колёсников резко перевёл рычаг скорости.
Звездолёт дёрнулся. Леночка стукнулась головой о телеэкран, Толя свалился на пол, Алька ударился плечом о стенку, а Жора покатился по коридору.
– Какой же ты! – крикнул Толя Колесникову – На борту ведь люди!
– Он, простите, ребята, не рассчитал! – ответил Колёсников. – Держитесь покрепче, когда я у штурвала! И не горюйте: далась вам эта мокрая планета!
– Лён, тебе не больно? – спросил Толя.
– Подойди ко мне, – сказал ей Колёсников. Леночка подошла. – Где болит?
– Леночка показала. Он сунул руку куда-то вниз, под пульт управления, и достал какую-то коробочку. – Сейчас все пройдёт…
– Не может быть! – сказала Леночка.
– Все может быть. – Колёсников набрал на кончик пальца мази из коробочки и помазал ушибленное место. – Нет ничего невозможного на моем звездолёте.
– Ой, уже прошло! Не болит! – ахнула Леночка. – Ай да мазь!
– На Земле сделана, – буркнул Жора.
– С этого дня, – сказал Колёсников, – ты будешь заведовать всеми мазями, пилюлями, таблетками, порошками… Всей аптечкой звездолёта… Короче говоря, будешь врачом, главврачом нашего корабля! Согласна?
– Что ж мне ещё остаётся делать? – ответила Леночка. – Хоть пилюлями заведовать буду на корабле.Надо же мне чем-то заниматься в космосе…
Все разбрелись по отсекам.
Глава шестнадцатая. Первая посадка
Жора тоже заперся в своём отсеке. Он был грустен и голодноват. Да, он обещал ребятам и себе не думать больше о еде… Обещал! Легко обещать, но что делать, если на Земле он привык к совсем другому существованию… Жора сунул руку в карман, и пальцы его внезапно нащупали там тюбик. Ура! Видно кто-то, самый сознательный из ребят, подсунул ему ещё один. Жора быстро достал его, отвинтил крышечку, сунул в рот, сильным рывком нажал на кончик и весь выдавил в рот. И – взвыл. Рот его наполнился чем-то густым, остро пахнущим, шибающим в нос… Ни глотнуть, ни выплюнуть – весь отсек испачкаешь! Швырнув на пол пустой тюбик, Жора с туго надутыми щеками бросился из отсека в туалет, дёрнул дверь – заперта, он ринулся в душевую, тоже дёрнул за ручку – и она на запоре. Как назло!
Жора кинулся назад, в свой отсек, – никто из ребят не должен ничего заметить!
Щеки его страшно жгло, холодило, острая, непонятная жидкость проникла в горло, душила, потекла по губам, и что-то густое, белое, как сметана, закапало на пол…
Жора нырнул в свой отсек и не успел закрыть дверь, как захлебнулся и из его рта хлынул на пол белый поток. Он весь содрогнулся, закашлялся и стал вытирать губы. Случайно он глянул на пол, увидел брошенный им тюбик, поднял и прочитал: «Специальная паста для чистки зубов».
Проклятье! Неужели нечаянно сунул в карман?
Весь пол его отсека да частично и коридор были залиты, закапаны пастой, и нужно было, пока ребята не обнаружили этого и не подняли его на смех, быстро вытереть тряпкой. Жора достал из кармана носовой платок, озираясь по сторонам, вышел в коридор и вытер, потом вернулся и, тяжко вздыхая и отдуваясь, стал вытирать пол в отсеке. Ну хоть бы одного робота догадались люди посадить в этот звездолёт!
Пока Жора честно трудился в своём отсеке, Толя сидел в своём. До чего жаль было, что эта планета не сумела принять их! Был ли на ней кто-нибудь с Земли? Забирался ли под воду, в сферические купола? Вряд ли. Для этого нужна была б подводная лодка…
Впрочем, кажется, на Земле уже придумали звездолёты, умеющие не только летать, но и плавать и погружаться на большие глубины. Наверно, об этом можно найти какую-нибудь книгу…
Толя бросился в библиотеку, где уже был однажды, открыл дверь.
У столика сидела Леночка и читала. Толя стал шарить но полкам. Отсек был крохотный, не больше жилого, но книг в нем хранилось, наверно, с тысячу, так ловко и экономно были устроены полки.
– Посмотри в картотеке, – сказала Леночка. – Целый час будешь искать.
Толя послушался её. Это была не детская библиотека, и не так-то просто было найти нужную книгу. А вот Леночка ухитрилась что-то отыскать.
– Ты чего читаешь? – Толя посмотрел на книгу в Леночкиных руках. – Какие-нибудь сказки с волшебствами?
Леночка показала ему книгу, и Толя с удивлением прочёл: «Учебное пособие по управлению звездолётами».
– Зачем тебе это? Ты же, ты же…
– Глупая девчонка, сластёна и освобождена от вахт? Так?
– Да нет, что ты, совсем не так! – сконфузился Толя. – Я хотел только сказать…
– Ничего мне не надо говорить! Я уже договорилась с Колесниковым, что тоже буду стоять на вахте и, если надо, управлять звездолётом…
Звездолёт летел дальше, мчался в межпланетной и межзвёздной пустоте. Одна вахта сменяла другую:
Колесникова, Альки, Жоры, Толи, Леночки… Да, да, и Леночки! Она сдала командиру короткий экзамен и получила «отлично». Она выходила на вахту в ярко-фиолетовом, светящемся комбинезоне с большими накладными карманами на груди и боках. Свои длинные волосы Леночка каким-то образом сумела уместить, спрятать под пилотку.
Иногда во время её вахты в рубку управления заходил Жора, удивлённо смотрел на Леночку (но не так, совсем не так, как во дворе из-за платана или в то время, когда держал перед ней зеркальце) и спрашивал, для чего служат та или иная кнопка, клавиша или переключатель. И Леночка объясняла ему.
Целую неделю, наверно, летел звездолёт на самой высокой скорости.
Несколько раз, когда Колёсников включал радиоприёмник, Земля устанавливала связь со звездолётом, он отвечал: «У нас все в порядке!», а Толя не переставал думать: «Все-таки странно получилось: то Земля решительно противилась их полёту, а то вдруг: „Счастливого пути! Не трусьте!" Вроде бы разрешили им самостоятельный полет…» На вахте был Толя, когда впереди по курсу появилась новая планета. Сердце его опять учащённо забилось, но, как и раньше, он старался сдерживать себя. Толя оповестил экипаж об этой планете и послал в эфир запрос – просьбу о посадке.
Ответа не было. Видно, планета не хотела отвечать или была необитаема. Она росла, увеличивалась, и Толя уже видел в окуляр мощного оптического устройства, расположенного в носу звездолёта, дремучие непроходимые леса, редкие, едва просвечивавшие полянки, высокие рыже-бурые хребты…
Короче говоря, если б они и решились на неё сесть, выбрать для этого посадочную площадку было б не просто.
В рубке появился заспанный Колёсников. Он потёр кулаками глаза, зевнул, глянул в окуляр и сказал, что делать им на этой планете нечего: она совершенно дикая, нецивилизованная и вряд ли на ней живут разумные существа.
– Все равно надо сесть! – возразил Толя. – Представь себе, что на ней есть какие-нибудь очень ценные, нужные Земле руды, такие, о которых она и не догадывается!
Колёсников тяжко вздохнул:
– Ну и что? Земля и без нас с тобой обойдётся… Для этого мы улетели?
– И для этого тоже! – сказал Толя.
– Ну, это ты, мечтатель, полетел для этого, а я – нет…
– А для чего ж ты полетел?
– Сам подумай. Не хочу объяснять.
А и правда, зачем, собственно, отправился Колёсников в космос? Чтоб отделаться от регулировщиков, которые справедливо наказали его за лихачество? Чтоб здесь на звездолёте вдосталь наездиться, накататься на самой сумасшедшей скорости? Чтоб доказать им (а кому это – им? Регулировщиков здесь нет – значит, ребятам?), на что он способен?.. И только ради этого он отправился в полет? Так это ж нелепо!
– А все-таки сядем на неё, – сказал Толя. – Полюбуемся её красотой и отдохнём…
– Нечем там любоваться. – Узкие брови Колесникова переломились, и на лбу прорезалась капризная морщинка. – Было бы что-либо стоящее, а то ведь одни деревья, гнилой бурелом и болота… Я считаю, что надо лететь дальше.
– Нет, Колёсников, надо сесть… – сказал Толя. – Мы ведь условились в каждом случае голосовать, и ты обязан…
– А я считаю, что и на эту планету жалко тратить топливо… Считаю!
Толя ещё раз глянул в окуляр оптического устройства и уже отчётливо различил мощные, в десять обхватов, стволы деревьев, рыжие осыпи на горных хребтах, плотную завесу листьев… Ах, как хотелось побродить по этой планете!
Но как уговорить, как переупрямить Колесникова?
«А что, а что, если…» – вдруг пришла на ум Толе одна догадка, и он, не отрываясь от окуляра, сказал:
– А пожалуй, ты прав, Колёсников… Надо улетать от неё. И чем скорей, тем лучше!
– Почему? – слегка заинтересовался Колёсников.
– Потому что ты можешь раздумать…
Колёсников вдруг стал нервничать:
– Почему ты так думаешь? Что ты все крутишь да вертишь? Не люблю я этого. Говори прямо.
– Лети дальше! И ничего не спрашивай. И даже не пытайся посадить корабль на планету… Я тебя прошу!
Колёсников встал у пульта, сбавил скорость и в упор посмотрел на Толю.
– Ну хорошо, скажу… Лишь отчаянная голова рискнёт сюда опуститься! Ни тебе бетонированного космодрома со службами, ни даже полянки порядочной для посадки. Разбиться можно даже на «Звездолёте-100»!
– А ну уходи с кресла! – тут же потребовал Колёсников.
– Не смей… Это очень рискованно!
– Кому рискованно, а кому и нет… Уходи! Кому говорят!
Толя и ждал этого. Он медленно слез с пилотского сиденья и спросил:
– Подкрутить, чтоб было выше?
Колёсников метнул на него гневный взгляд, сам подкрутил кресло, влез в него и, взявшись за штурвал, подал команду:
– Экипаж, привязаться! Здесь есть атмосфера, есть чем дышать, поэтому выходим не в скафандрах, а в комбинезонах.
Заработали тормозные двигатели, корабль пошёл на спуск.
Колёсников зорко оглядел сквозь иллюминатор местность, резким движением рук бросил корабль вниз и мягко посадил. Звездолёт даже не вздрогнул.
Колёсников спрыгнул с кресла и спросил у Толи:
– Ну как? Нужна мне бетонированная площадка?
– Отлично! – закричал Толя. – Не ожидал!
– Это для меня пустяк… – Колёсников махнул рукой. – Я бы сел не на такую планету!
– А что, бывают посадки и потрудней?
– А почему ж нет? – Колёсников улыбнулся, глаза его сразу потеплели, и со лба исчезла надменная морщинка…
Толя попросил у него ключ (Колёсников с готовностью снял его с шеи и отдал), первым бросился по ступенькам трапа вниз, вставил ключ в скважину, повернул на четыре оборота. Дверь щёлкнула, и динамик над дверью произнёс чётким человеческим голосом: «Выход нежелателен, хотя и возможен при соблюдении большой осторожности!» – повороты ключа включили сложнейшее электронно-решающее устройство, которое за какую-то долю секунды успело определить состав воздуха и даже помыслы и настроение живых существ планеты.
– Ребята! Что это значит? – поднял голову Толя.
– То что слышал, – кинул ему сверху Колёсников, замыкавший цепочку ребят, спускавшихся по трапу.
– Ой мальчики, я б не рисковала! – поёжилась Леночка.
– Лучше не выходить, – поддержал её Алька. – Впрочем, я, как все…
– Отпирай, – сказал Жора, – сколько можно сидеть взаперти и ничего не видеть!
Жора кинулся назад, в свой отсек, – никто из ребят не должен ничего заметить!
Щеки его страшно жгло, холодило, острая, непонятная жидкость проникла в горло, душила, потекла по губам, и что-то густое, белое, как сметана, закапало на пол…
Жора нырнул в свой отсек и не успел закрыть дверь, как захлебнулся и из его рта хлынул на пол белый поток. Он весь содрогнулся, закашлялся и стал вытирать губы. Случайно он глянул на пол, увидел брошенный им тюбик, поднял и прочитал: «Специальная паста для чистки зубов».
Проклятье! Неужели нечаянно сунул в карман?
Весь пол его отсека да частично и коридор были залиты, закапаны пастой, и нужно было, пока ребята не обнаружили этого и не подняли его на смех, быстро вытереть тряпкой. Жора достал из кармана носовой платок, озираясь по сторонам, вышел в коридор и вытер, потом вернулся и, тяжко вздыхая и отдуваясь, стал вытирать пол в отсеке. Ну хоть бы одного робота догадались люди посадить в этот звездолёт!
Пока Жора честно трудился в своём отсеке, Толя сидел в своём. До чего жаль было, что эта планета не сумела принять их! Был ли на ней кто-нибудь с Земли? Забирался ли под воду, в сферические купола? Вряд ли. Для этого нужна была б подводная лодка…
Впрочем, кажется, на Земле уже придумали звездолёты, умеющие не только летать, но и плавать и погружаться на большие глубины. Наверно, об этом можно найти какую-нибудь книгу…
Толя бросился в библиотеку, где уже был однажды, открыл дверь.
У столика сидела Леночка и читала. Толя стал шарить но полкам. Отсек был крохотный, не больше жилого, но книг в нем хранилось, наверно, с тысячу, так ловко и экономно были устроены полки.
– Посмотри в картотеке, – сказала Леночка. – Целый час будешь искать.
Толя послушался её. Это была не детская библиотека, и не так-то просто было найти нужную книгу. А вот Леночка ухитрилась что-то отыскать.
– Ты чего читаешь? – Толя посмотрел на книгу в Леночкиных руках. – Какие-нибудь сказки с волшебствами?
Леночка показала ему книгу, и Толя с удивлением прочёл: «Учебное пособие по управлению звездолётами».
– Зачем тебе это? Ты же, ты же…
– Глупая девчонка, сластёна и освобождена от вахт? Так?
– Да нет, что ты, совсем не так! – сконфузился Толя. – Я хотел только сказать…
– Ничего мне не надо говорить! Я уже договорилась с Колесниковым, что тоже буду стоять на вахте и, если надо, управлять звездолётом…
Звездолёт летел дальше, мчался в межпланетной и межзвёздной пустоте. Одна вахта сменяла другую:
Колесникова, Альки, Жоры, Толи, Леночки… Да, да, и Леночки! Она сдала командиру короткий экзамен и получила «отлично». Она выходила на вахту в ярко-фиолетовом, светящемся комбинезоне с большими накладными карманами на груди и боках. Свои длинные волосы Леночка каким-то образом сумела уместить, спрятать под пилотку.
Иногда во время её вахты в рубку управления заходил Жора, удивлённо смотрел на Леночку (но не так, совсем не так, как во дворе из-за платана или в то время, когда держал перед ней зеркальце) и спрашивал, для чего служат та или иная кнопка, клавиша или переключатель. И Леночка объясняла ему.
Целую неделю, наверно, летел звездолёт на самой высокой скорости.
Несколько раз, когда Колёсников включал радиоприёмник, Земля устанавливала связь со звездолётом, он отвечал: «У нас все в порядке!», а Толя не переставал думать: «Все-таки странно получилось: то Земля решительно противилась их полёту, а то вдруг: „Счастливого пути! Не трусьте!" Вроде бы разрешили им самостоятельный полет…» На вахте был Толя, когда впереди по курсу появилась новая планета. Сердце его опять учащённо забилось, но, как и раньше, он старался сдерживать себя. Толя оповестил экипаж об этой планете и послал в эфир запрос – просьбу о посадке.
Ответа не было. Видно, планета не хотела отвечать или была необитаема. Она росла, увеличивалась, и Толя уже видел в окуляр мощного оптического устройства, расположенного в носу звездолёта, дремучие непроходимые леса, редкие, едва просвечивавшие полянки, высокие рыже-бурые хребты…
Короче говоря, если б они и решились на неё сесть, выбрать для этого посадочную площадку было б не просто.
В рубке появился заспанный Колёсников. Он потёр кулаками глаза, зевнул, глянул в окуляр и сказал, что делать им на этой планете нечего: она совершенно дикая, нецивилизованная и вряд ли на ней живут разумные существа.
– Все равно надо сесть! – возразил Толя. – Представь себе, что на ней есть какие-нибудь очень ценные, нужные Земле руды, такие, о которых она и не догадывается!
Колёсников тяжко вздохнул:
– Ну и что? Земля и без нас с тобой обойдётся… Для этого мы улетели?
– И для этого тоже! – сказал Толя.
– Ну, это ты, мечтатель, полетел для этого, а я – нет…
– А для чего ж ты полетел?
– Сам подумай. Не хочу объяснять.
А и правда, зачем, собственно, отправился Колёсников в космос? Чтоб отделаться от регулировщиков, которые справедливо наказали его за лихачество? Чтоб здесь на звездолёте вдосталь наездиться, накататься на самой сумасшедшей скорости? Чтоб доказать им (а кому это – им? Регулировщиков здесь нет – значит, ребятам?), на что он способен?.. И только ради этого он отправился в полет? Так это ж нелепо!
– А все-таки сядем на неё, – сказал Толя. – Полюбуемся её красотой и отдохнём…
– Нечем там любоваться. – Узкие брови Колесникова переломились, и на лбу прорезалась капризная морщинка. – Было бы что-либо стоящее, а то ведь одни деревья, гнилой бурелом и болота… Я считаю, что надо лететь дальше.
– Нет, Колёсников, надо сесть… – сказал Толя. – Мы ведь условились в каждом случае голосовать, и ты обязан…
– А я считаю, что и на эту планету жалко тратить топливо… Считаю!
Толя ещё раз глянул в окуляр оптического устройства и уже отчётливо различил мощные, в десять обхватов, стволы деревьев, рыжие осыпи на горных хребтах, плотную завесу листьев… Ах, как хотелось побродить по этой планете!
Но как уговорить, как переупрямить Колесникова?
«А что, а что, если…» – вдруг пришла на ум Толе одна догадка, и он, не отрываясь от окуляра, сказал:
– А пожалуй, ты прав, Колёсников… Надо улетать от неё. И чем скорей, тем лучше!
– Почему? – слегка заинтересовался Колёсников.
– Потому что ты можешь раздумать…
Колёсников вдруг стал нервничать:
– Почему ты так думаешь? Что ты все крутишь да вертишь? Не люблю я этого. Говори прямо.
– Лети дальше! И ничего не спрашивай. И даже не пытайся посадить корабль на планету… Я тебя прошу!
Колёсников встал у пульта, сбавил скорость и в упор посмотрел на Толю.
– Ну хорошо, скажу… Лишь отчаянная голова рискнёт сюда опуститься! Ни тебе бетонированного космодрома со службами, ни даже полянки порядочной для посадки. Разбиться можно даже на «Звездолёте-100»!
– А ну уходи с кресла! – тут же потребовал Колёсников.
– Не смей… Это очень рискованно!
– Кому рискованно, а кому и нет… Уходи! Кому говорят!
Толя и ждал этого. Он медленно слез с пилотского сиденья и спросил:
– Подкрутить, чтоб было выше?
Колёсников метнул на него гневный взгляд, сам подкрутил кресло, влез в него и, взявшись за штурвал, подал команду:
– Экипаж, привязаться! Здесь есть атмосфера, есть чем дышать, поэтому выходим не в скафандрах, а в комбинезонах.
Заработали тормозные двигатели, корабль пошёл на спуск.
Колёсников зорко оглядел сквозь иллюминатор местность, резким движением рук бросил корабль вниз и мягко посадил. Звездолёт даже не вздрогнул.
Колёсников спрыгнул с кресла и спросил у Толи:
– Ну как? Нужна мне бетонированная площадка?
– Отлично! – закричал Толя. – Не ожидал!
– Это для меня пустяк… – Колёсников махнул рукой. – Я бы сел не на такую планету!
– А что, бывают посадки и потрудней?
– А почему ж нет? – Колёсников улыбнулся, глаза его сразу потеплели, и со лба исчезла надменная морщинка…
Толя попросил у него ключ (Колёсников с готовностью снял его с шеи и отдал), первым бросился по ступенькам трапа вниз, вставил ключ в скважину, повернул на четыре оборота. Дверь щёлкнула, и динамик над дверью произнёс чётким человеческим голосом: «Выход нежелателен, хотя и возможен при соблюдении большой осторожности!» – повороты ключа включили сложнейшее электронно-решающее устройство, которое за какую-то долю секунды успело определить состав воздуха и даже помыслы и настроение живых существ планеты.
– Ребята! Что это значит? – поднял голову Толя.
– То что слышал, – кинул ему сверху Колёсников, замыкавший цепочку ребят, спускавшихся по трапу.
– Ой мальчики, я б не рисковала! – поёжилась Леночка.
– Лучше не выходить, – поддержал её Алька. – Впрочем, я, как все…
– Отпирай, – сказал Жора, – сколько можно сидеть взаперти и ничего не видеть!
Глава семнадцатая. Дикая планета
Толя повернул ключ на последний оборот, замок щёлкнул. Толя толкнул дверь люка, она открылась, и с порожка автоматически спустился трапик. Толя осторожно выглянул наружу. Прямо над дверью повисла ветка с какими-то бурыми плодами. Вокруг зеленела густая жирная листва и раздавался разноголосый птичий писк.
– Урр-ра, Колёсников! – закричал Алька, выглядывая из-за Толи. – Как посадил! Как притёр, втиснул корабль в эту полянку! Как только взлетишь?
– Так же, как и сел, – спокойно сказал Колёсников. – Ну выходите или полетели дальше… Мне здесь делать нечего. Даю вам двадцать минут на прогулку, и – дальше…
И Толя спрыгнул на зем… Нет, конечно, не на землю, никакая это была не Земля, это была совсем другая, пока что неведомая планета. Вслед за Алькой из двери выглянул Жора, заметил перед носом бурый плод, похожий на земное яблоко, тут же за спиной Альки сорвал его и незаметно спрятал в карман комбинезона.
Затем вышла Леночка, и уже последним спрыгнул с трапика в траву Колёсников. Он откровенно позевывал и скучающим взглядом осматривал громадные узловатые стволы деревьев, стоявших неподалёку, глу*censored* чащобу леса и совсем рядом гигантские толстые листья какого-то растения вроде земного лопуха; зелень лезла отовсюду, с каждого клочка почвы – деревья, кусты, трава…
Впереди двигался Толя, и его синий комбинезон отчётливо светился в густом сумраке листвы. Продвигались они очень медленно, потому что путь им преграждали упавшие, полусгнившие, скользкие деревья, крепкие лианы, свисавшие с сучьев.
– Тише ты! Осторожней! – то и дело просила Леночка, пробиравшаяся за Толей.
На минуту Толя остановился. Тогда Алька вытащил из кармана маленький альбомчик и стал быстро что-то набрасывать карандашом. Леночка стояла рядом и посматривала то на лист бумаги, то вокруг. Жора между тем не терял напрасно времени: он незаметно срывал с ветвей над головой какие-то круглые и плоские плоды, пробовал на зуб, и если плод был горьким, морщился и отбрасывал его, если же плод был с приятной кислецой или сладкий, быстро впихивал его в карман. В одном месте он заметил в густой жирной листве, у корней, какой-то жёлтый, продолговатый, похожий на земную дыньку плод, возможно, вполне съедобный. Жора попытался оторвать его от хвостика, которым тот был соединён со стеблем, но хвостик не поддавался. Тогда Жора стал крутить его, но не тут-то было. Пришлось ему встать на коленки и грызть этот неподдающийся хвостик зубами. Зубы у Жоры были крупные, крепкие, он довольно быстро перегрыз хвостик и, озираясь, поднял дыньку; она не влезала в карман, и тогда Жора опустил её за пазуху.
Колёсников шёл сзади, рассеянно поглядывал по сторонам.
Вдруг впереди послышался крик. Алька вздрогнул сунул альбомчик в карман, и ребята, прижавшись друг к другу, стали пристально вглядываться туда, откуда донёсся крик. Потом Толя оторвался от товарищей и сделал несколько шагов вперёд, спрятался за корявый ствол огромного дерева и жестом руки подозвал к себе ребят. Они подошли к нему и увидели то же, что видел он.
На узкой полянке, стиснутой густой чащей, находились какие-то непонятные сутулые существа. Одни из них стояли, другие сидели на траве. Они были в лохматых шкурах, с чёрными, длинными, спутанными, видно никогда не чёсанными, волосами. Рядом с ними, на забрызганной кровью траве, лежало какое-то освежёванное, разрубленное на куски животное с откинутой рогатой головой, и эти существа жадно ели мясо.
– Ну и аппетит у них! – шепнула Леночка. – Дикари… А вон и дети их…
– Чего ж они не поджарят оленя? – спросил Жора. – Было б куда вкусней…
– А что, если они не знают огня? – ответил Толя, и всем это показалось ошеломляющим, абсурдным и не умещалось в голове.
– Значит, мы им поможем! – тоже шёпотом, но довольно громким сказал Алька. – И пища будет вкусней, и у костра будет теплее.
– А знают ли они металл? – спросил Жора.
– Вряд ли, – предположил Толя. – Вон я вижу палку с заострённым камнем…
– Ребята, – радостно сказал Алька, – мы им поможем и в этом, наш прямой долг – познакомить их с металлом! Нельзя же такими камнями добывать себе пропитание…
– Бедные, – проговорила Леночка, – они живут ещё в каменном веке…
Научить бы их хоть самому простому, что знает у нас любой ребёнок…
– Если они этого захотят, – заметил Колёсников.
– Как же не захотеть! – возразил ему Алька. – Они что, враги себе? Не разберутся, что вкусней – сырое или жареное мясо? Что острей и твёрже – каменный или стальной топор?
– Могут и не разобраться, – сказал Колёсников.
– А я уверен – разберутся, – настаивал Алька. – И ещё вот что мы сделаем: мы подзовём их к нашему звездолёту и по очереди, одного за другим, будем вводить внутрь, мыть в душе, подстригать и кормить…
– Тюбиками? – спросил Жора.
Ему никто не ответил.
– … Мы залечим их раны, которые нанесли им дикие звери, – продолжал Алька, – и, может, даже научим читать книги… Они, верно, и колёса ещё не знают и таскают все грузы на себе, а мы им построим повозку на двух или четырех колёсах… Верно, Колёсников? Колесо – это по твоей части… Вот обрадуются! Это ж наш прямой человеческий долг!
– Советую ни на шаг больше не приближаться к ним, – тихо проговорил Колёсников. – Они развиты не больше, чем их техника…
– Ошибаешься, – возразил Алька. – Они, конечно, ещё не дошли до электроники и кибернетики, но сообразят и не откажутся от добра. Вот смотри!
– Алька внезапно бросился вперёд и громко крикнул: – Слушайте! Не бойтесь нас! Мы с планеты Земля и хотим научить вас тому, чего вы ещё не знаете!
Существа в шкурах вдруг повскакали со своих мест, отбросили недообглоданные кости и схватились за палки с принизанными к ним камнями. Один из них с криками отбежали за ствол большого дерева, а другие, схватившись за оружие, враждебно уставились на Альку.
– Вот смотрите – это нож! – продолжал Алька, стоя на месте и уже не рискуя идти вперёд, и показал им блестящий складной ножик в вытянутой руке.
– Он из металла! Этот материал крепче любых камней…
Вдруг существа с палками сделали несколько прыжков к Альке.
Леночка взвизгнула. Толя с Жорой остолбенели, а Колёсников коротко крикнул: «Назад!» Но Алька не стронулся даже с места. Он выхватил из кармана коробок со спичками, зажёг одну – спичка ярко вспыхнула – и торжественно протянул её как маленький факел, к ним, к этим существам. И крикнул:
– Это огонь! Он будет первым вашим другом! Он – все! С ним не холодно, и пища…
По лесу прокатился воинственный клич. С палками наперевес существа бросились на Альку, на ребят, стоящих у дерева. Алька замер на месте, парализованный страхом. Толя тоже не в силах был сдвинуться с места. Леночка заплакала. Вот-вот дикари схватят Альку. Вот-вот изрубят каменными топорами остальных…
Три выстрела оглушительно ударили навстречу им, и над головами взорвались и вспыхнули ракеты. Существа, как один попадали на траву, прижались к выпирающим из почвы корням.
Колёсников спрятал в карман чёрный ракетный пистолет.
– А ну к кораблю! Быстро, пока они не очухались! – приказал он. – И без паники!
Ребята опомнились и, царапая лица о жёсткий кустарник и свисающие сверху лианы, кинулись назад. За ними быстрым шагом шёл Колёсников.
«А ведь и правда, что б мы делали без него?» – подумал Толя. Вдруг Леночка споткнулась о корень и чуть не упала. Толя подхватил её и поставил на ноги. Леночка сильно хромала, и Толя поддерживал её за руку, пока они бежали к звездолёту.
Сзади раздались крики: дикари очнулись от страха и снова начали преследовать их. Вдруг на звездолёте заревела сирена. Она ревела, завывая, и так пронзительно, что преследователи опять попадали в траву. Экипаж благополучно нырнул в дверь. Колёсников вставил в скважину ключ и повернул на пять оборотов. Расталкивая полуживых от страха и усталости членов экипажа, он крикнул: «Ни с места, держаться за поручни! Сохранять хладнокровие!», влетел в рубку управления и нажал пусковую кнопку.
Взревели двигатели, и звездолёт плавно и стремительно, слегка задев листву деревьев, взмыл в синее небо.
Сирена сразу замолкла. «Кто же её включил? – подумал Толя. – Ведь в корабле никого не было».
– Урр-ра, Колёсников! – закричал Алька, выглядывая из-за Толи. – Как посадил! Как притёр, втиснул корабль в эту полянку! Как только взлетишь?
– Так же, как и сел, – спокойно сказал Колёсников. – Ну выходите или полетели дальше… Мне здесь делать нечего. Даю вам двадцать минут на прогулку, и – дальше…
И Толя спрыгнул на зем… Нет, конечно, не на землю, никакая это была не Земля, это была совсем другая, пока что неведомая планета. Вслед за Алькой из двери выглянул Жора, заметил перед носом бурый плод, похожий на земное яблоко, тут же за спиной Альки сорвал его и незаметно спрятал в карман комбинезона.
Затем вышла Леночка, и уже последним спрыгнул с трапика в траву Колёсников. Он откровенно позевывал и скучающим взглядом осматривал громадные узловатые стволы деревьев, стоявших неподалёку, глу*censored* чащобу леса и совсем рядом гигантские толстые листья какого-то растения вроде земного лопуха; зелень лезла отовсюду, с каждого клочка почвы – деревья, кусты, трава…
Впереди двигался Толя, и его синий комбинезон отчётливо светился в густом сумраке листвы. Продвигались они очень медленно, потому что путь им преграждали упавшие, полусгнившие, скользкие деревья, крепкие лианы, свисавшие с сучьев.
– Тише ты! Осторожней! – то и дело просила Леночка, пробиравшаяся за Толей.
На минуту Толя остановился. Тогда Алька вытащил из кармана маленький альбомчик и стал быстро что-то набрасывать карандашом. Леночка стояла рядом и посматривала то на лист бумаги, то вокруг. Жора между тем не терял напрасно времени: он незаметно срывал с ветвей над головой какие-то круглые и плоские плоды, пробовал на зуб, и если плод был горьким, морщился и отбрасывал его, если же плод был с приятной кислецой или сладкий, быстро впихивал его в карман. В одном месте он заметил в густой жирной листве, у корней, какой-то жёлтый, продолговатый, похожий на земную дыньку плод, возможно, вполне съедобный. Жора попытался оторвать его от хвостика, которым тот был соединён со стеблем, но хвостик не поддавался. Тогда Жора стал крутить его, но не тут-то было. Пришлось ему встать на коленки и грызть этот неподдающийся хвостик зубами. Зубы у Жоры были крупные, крепкие, он довольно быстро перегрыз хвостик и, озираясь, поднял дыньку; она не влезала в карман, и тогда Жора опустил её за пазуху.
Колёсников шёл сзади, рассеянно поглядывал по сторонам.
Вдруг впереди послышался крик. Алька вздрогнул сунул альбомчик в карман, и ребята, прижавшись друг к другу, стали пристально вглядываться туда, откуда донёсся крик. Потом Толя оторвался от товарищей и сделал несколько шагов вперёд, спрятался за корявый ствол огромного дерева и жестом руки подозвал к себе ребят. Они подошли к нему и увидели то же, что видел он.
На узкой полянке, стиснутой густой чащей, находились какие-то непонятные сутулые существа. Одни из них стояли, другие сидели на траве. Они были в лохматых шкурах, с чёрными, длинными, спутанными, видно никогда не чёсанными, волосами. Рядом с ними, на забрызганной кровью траве, лежало какое-то освежёванное, разрубленное на куски животное с откинутой рогатой головой, и эти существа жадно ели мясо.
– Ну и аппетит у них! – шепнула Леночка. – Дикари… А вон и дети их…
– Чего ж они не поджарят оленя? – спросил Жора. – Было б куда вкусней…
– А что, если они не знают огня? – ответил Толя, и всем это показалось ошеломляющим, абсурдным и не умещалось в голове.
– Значит, мы им поможем! – тоже шёпотом, но довольно громким сказал Алька. – И пища будет вкусней, и у костра будет теплее.
– А знают ли они металл? – спросил Жора.
– Вряд ли, – предположил Толя. – Вон я вижу палку с заострённым камнем…
– Ребята, – радостно сказал Алька, – мы им поможем и в этом, наш прямой долг – познакомить их с металлом! Нельзя же такими камнями добывать себе пропитание…
– Бедные, – проговорила Леночка, – они живут ещё в каменном веке…
Научить бы их хоть самому простому, что знает у нас любой ребёнок…
– Если они этого захотят, – заметил Колёсников.
– Как же не захотеть! – возразил ему Алька. – Они что, враги себе? Не разберутся, что вкусней – сырое или жареное мясо? Что острей и твёрже – каменный или стальной топор?
– Могут и не разобраться, – сказал Колёсников.
– А я уверен – разберутся, – настаивал Алька. – И ещё вот что мы сделаем: мы подзовём их к нашему звездолёту и по очереди, одного за другим, будем вводить внутрь, мыть в душе, подстригать и кормить…
– Тюбиками? – спросил Жора.
Ему никто не ответил.
– … Мы залечим их раны, которые нанесли им дикие звери, – продолжал Алька, – и, может, даже научим читать книги… Они, верно, и колёса ещё не знают и таскают все грузы на себе, а мы им построим повозку на двух или четырех колёсах… Верно, Колёсников? Колесо – это по твоей части… Вот обрадуются! Это ж наш прямой человеческий долг!
– Советую ни на шаг больше не приближаться к ним, – тихо проговорил Колёсников. – Они развиты не больше, чем их техника…
– Ошибаешься, – возразил Алька. – Они, конечно, ещё не дошли до электроники и кибернетики, но сообразят и не откажутся от добра. Вот смотри!
– Алька внезапно бросился вперёд и громко крикнул: – Слушайте! Не бойтесь нас! Мы с планеты Земля и хотим научить вас тому, чего вы ещё не знаете!
Существа в шкурах вдруг повскакали со своих мест, отбросили недообглоданные кости и схватились за палки с принизанными к ним камнями. Один из них с криками отбежали за ствол большого дерева, а другие, схватившись за оружие, враждебно уставились на Альку.
– Вот смотрите – это нож! – продолжал Алька, стоя на месте и уже не рискуя идти вперёд, и показал им блестящий складной ножик в вытянутой руке.
– Он из металла! Этот материал крепче любых камней…
Вдруг существа с палками сделали несколько прыжков к Альке.
Леночка взвизгнула. Толя с Жорой остолбенели, а Колёсников коротко крикнул: «Назад!» Но Алька не стронулся даже с места. Он выхватил из кармана коробок со спичками, зажёг одну – спичка ярко вспыхнула – и торжественно протянул её как маленький факел, к ним, к этим существам. И крикнул:
– Это огонь! Он будет первым вашим другом! Он – все! С ним не холодно, и пища…
По лесу прокатился воинственный клич. С палками наперевес существа бросились на Альку, на ребят, стоящих у дерева. Алька замер на месте, парализованный страхом. Толя тоже не в силах был сдвинуться с места. Леночка заплакала. Вот-вот дикари схватят Альку. Вот-вот изрубят каменными топорами остальных…
Три выстрела оглушительно ударили навстречу им, и над головами взорвались и вспыхнули ракеты. Существа, как один попадали на траву, прижались к выпирающим из почвы корням.
Колёсников спрятал в карман чёрный ракетный пистолет.
– А ну к кораблю! Быстро, пока они не очухались! – приказал он. – И без паники!
Ребята опомнились и, царапая лица о жёсткий кустарник и свисающие сверху лианы, кинулись назад. За ними быстрым шагом шёл Колёсников.
«А ведь и правда, что б мы делали без него?» – подумал Толя. Вдруг Леночка споткнулась о корень и чуть не упала. Толя подхватил её и поставил на ноги. Леночка сильно хромала, и Толя поддерживал её за руку, пока они бежали к звездолёту.
Сзади раздались крики: дикари очнулись от страха и снова начали преследовать их. Вдруг на звездолёте заревела сирена. Она ревела, завывая, и так пронзительно, что преследователи опять попадали в траву. Экипаж благополучно нырнул в дверь. Колёсников вставил в скважину ключ и повернул на пять оборотов. Расталкивая полуживых от страха и усталости членов экипажа, он крикнул: «Ни с места, держаться за поручни! Сохранять хладнокровие!», влетел в рубку управления и нажал пусковую кнопку.
Взревели двигатели, и звездолёт плавно и стремительно, слегка задев листву деревьев, взмыл в синее небо.
Сирена сразу замолкла. «Кто же её включил? – подумал Толя. – Ведь в корабле никого не было».
Глава восемнадцатая. Планета, которая их не приняла
– Молодцы! – сказал Колёсников, сидя перед пультом управления.
Сзади в глубоком молчании стоял весь экипаж.
– Мм-мы молодцы? – не поверил своим ушам Толя. – Ты шутишь?
– Да нет, вполне серьёзно. Уложились в пятнадцать минут, а я ведь дал вам целых двадцать… Молодцы!
Толя отвернулся от него.
– Хочешь посмотреть вниз? – спросил Колёсников. – Смотри, а то скоро ничего не будет видно.
Внизу, там, где только что стоял их звездолёт, кучей сгрудились дикари в шкурах и грозили каменными топорами небу, а трое голых, обросших детёнышей рвали на мелкие клочки потерянный Алькин альбомчик.
– Что-то не очень они ценят искусство нашего прекрасного живописца… – сказал Колёсников.
К нему подошёл Алька. Он был очень бледен, точнее, сер, губы дрожали, лицо было в свежих царапинах; и без того худое, оно ещё больше заострилось.
– Я хотел, чтоб им было лучше, – сказал он, – хотел помочь им, чтоб они скорей развились и вырвались из темноты и невежества…
– Мало ли что ты хотел… – проговорил Колёсников. – Они-то не хотели этого!
– Не хотели себе добра? Я ничего не пожалел бы для них!
– Оставь свою жалость при себе, – ответил Колёсников.
– Дело не в этом, – вмешался Толя, – видно, не все можно сделать сразу; есть вещи, до которых каждый должен дойти своим умом… – Видно! – хитро блеснул глазами Колёсников. – Значит, никто из вас, доблестные земляне, не желает вернуться и пожить на той замечательной планете?
Экипаж подавленно молчал.
– Лена, как твоя нога? – вдруг спросил Колёсников.
– Ничего…
– Ну что ж, в таком случае… – из глаз Колесникова прямо-таки брызнули радость и самоуверенность, – в таком случае поищем что-нибудь получше! Планету, где всем понравится, где никого не нужно жалеть, развивать и торопить… Согласны?
Никто ему не ответил.
– Скажи, кто включил на корабле сирену и выручил нас? – спросил у Колесникова Толя.
– Видно, электроника. Я же говорил, наш звездолёт новейшей марки…
Толя вышел из рубки, наступил на что-то круглое, скользкое, крутнувшееся под ногой, и упал. Встал, потёр ушибленный бок и поднял какой-то странный, откатившийся в дальний угол продолговатый пятнистый плод.
– Что это? Откуда?
Колёсников повернулся вместе с креслом и внимательно посмотрел на Жору.
– Первый раз вижу! – покраснел Жора. – Наверно, случайно закатился в дверь…
– И по трапу пробрался вверх? – удивился Колёсников.
– И так бывает, – сказала Леночка. – Такая уж эта планета, и плоды на ней особые…
– Подвергнуть химическому анализу, и если он будет благоприятен, дать на обед, – распорядился командир. – И надо этот плод скорей съесть или выбросить, потому что стрелка показывает, что корабль перегружен на семь килограммов, а для такого точного летательного аппарата, как «Звездолёт-100», это многовато. – Колёсников кивнул на циферблат со стрелкой в левой стороне приборной доски. – Впрочем, это ерунда, сойдёт… А ты, Горячев, – добавил командир, – на трое суток освобождаешься от вахт. Иди отдыхай; если нужно успокаивающее, попроси у Лены… За штурвалом остаётся Звездин.
Алька быстро ушёл из рубки. Вслед за ним ушли Леночка с Жорой.
Колёсников долго молчал, прислушиваясь к работе двигателей, потом сказал, просияв:
– Отлично работают! Приятно послушать, лучше всякой музыки. – И неожиданно добавил: – Помнишь, что я говорил тебе на Земле насчёт этого члена экипажа? Бедняга, как он исцарапался…
– Нет, ты не прав, тысячу раз не прав! – бросился в спор Толя. – Эта планета не в силах нас понять, и виноват здесь не Алька, не его доброта, а её отсталость…
– Ну хорошо, пусть будет так, – сказал Колёсников. – Садись в кресло, а я пойду посплю немножко: надо укреплять нервную систему для новых планет…
Между тем Жора заперся в своём отсеке и поедал плоды, извлечённые изо всех карманов. Ел он в полном одиночестве не потому, что был жаден и ни с кем не хотел поделиться, а потому, что боялся насмешек.Ребята ведь едва не разоблачили его из-за этого продолговатого, похожего на
дыньку плода, который нечаянно выскользнул у него из-за пазухи в коридоре. А что было б, если б они узнали, что он прихватил с собой не только эту дыньку?
Жора ел, презирая, ненавидя себя за слабость и безволие, за полное неумение справиться со своим аппетитом. Быстро доев кисловатые и кисло-сладкие плоды, оставив про запас лишь один, он вытер губы и с некоторой опаской потрогал свой тугой живот. И вдруг этот самый его живот начал болеть. С каждой секундой боль становилась сильней, и Жора не на шутку встревожился: наверно, не следовало есть неведомые плоды с неведомой планеты; кроме того, он даже не помыл их…
Жора мрачнел, скрипел зубами, морщился, но мужественно терпел. И, как назло, в это самое время из динамика раздался Толин голос из рубки управления:
– Как самочувствие экипажа? Пусть ответит каждый отсек…
Жора, собрав последние силы, нажал кнопку включения крошечного микрофона перед столиком и, едва не теряя сознание от боли, проскрипел:
– Я… Жора… чувствую себя… о… от… лично!
Потом он выключил микрофон и, весь скорчившись от острой рези в животе, вызвал Леночкин отсек и спросил, нет ли в её аптечке чего-нибудь от живота. Конечно же, у неё было! Жора слёзно попросил принести ему лекарство и никому из членов экипажа не говорить об этом. И Леночка принесла. Он чуть-чуть приоткрыл дверь, взял из её руки таблетки и, закинув вверх голову, проглотил сразу все. И вот чудо – боль мгновенно прошла. Маленькие Жорины глазки залучились счастьем: все-таки жизнь прекрасна! Конечно же, последний, сорванный на Дикой Планете буроватый плод, похожий на земное яблоко, он решил не есть, а выбросить.
Часа три мчался звездолёт меж голубых туманностей и светящейся космической пыли. А когда пошёл четвёртый час, Толя увидел впереди новую небольшую планету: она сверкала, как ярко начищенная серебряная монета под музейным стеклом. Сердце у Толи ёкнуло и в который уже раз часто-часто забилось: может, вот она – долгожданная планета, на которую будет так интересно ступить!
Сдерживая нахлынувшую на него радость, Толя послал в эфир известие о себе и попросил разрешения на посадку. Не успел он оповестить об этой планете экипаж, как был получен ответ:
– А откуда вы?
– Мы с планеты Земля! – торжественно сказал в микрофон Толя; торжественно потому, что любая планета сразу должна понять, что звездолёт летит с высокоразвитой, цивилизованной Земли и его прибытие сюда – честь для планетян.
Толя увидел в иллюминатор огромную, чуть выпуклую поверхность небесного тела, расчерченную прямыми линиями каналов, с подковами плотин, правильными квадратами полей, которые были засеяны ярко-красными, темно-синими и фиолетовыми растениями, неизвестными на Земле…
– Мы вас не сможем принять! – сказал ясный, чистый и очень мягкий голос. Сердце у Толи похолодело:
– Почему? Мы летим в поисках неведомых цивилизаций и многое можем рассказать о себе…
– Вы нас не интересуете, – так же мягко и вежливо прозвучал в динамике голос. – Вы когда-то взорвали над городами две атомных бомбы и уничтожили десятки тысяч людей – наши приборы записали…
– Это не мы! – запротестовал Толя. – Не мы, а другие!.. Мы не виноваты! Это было очень давно… Наши предки тоже возмущались этим варварством…
Однако голос в динамике не стал с ним спорить и доказывать свою правоту.
– Вы испытываете в чем-нибудь недостаток? – вежливо спросил он. – Можем выслать транспортную ракету с продовольствием и горючим, с запчастями, с картами и перегрузить все это в воздухе на ваш корабль.
Внизу распростёрлись непонятные квадраты воды – то чёрной, то жёлтой, то белой как снег; потом появились поля с какими-то диковинными высоченными многоцветными гранёными конусами. «У них, наверно, очень своеобразная, сложная для контактов цивилизация! – подумал Толя. – Вот бы где нам побывать!»
– Спасибо, – ответил он, – у нас на борту все в порядке, но мы б очень хотели…
– К сожалению, это невозможно, – мягко ответил все тот же голос, и Толя резко повернул штурвал вправо.
Планета исчезла из иллюминатора. Звездолёт мчался дальше.
Несколько минут Толя не мог опомниться: чего-чего, но этого он не ожидал. Оказывается, на других столь отдалённых планетах знают про Землю и даже про то, что было на ней в стародавние времена. И не хотят понять, что все это случилось не по вине их предков. Почему эту странную планету не интересует то прекрасное, что давно уже пришло на Землю, которая не знает войн и живёт в дружбе и согласии?
Почему?
Сзади в глубоком молчании стоял весь экипаж.
– Мм-мы молодцы? – не поверил своим ушам Толя. – Ты шутишь?
– Да нет, вполне серьёзно. Уложились в пятнадцать минут, а я ведь дал вам целых двадцать… Молодцы!
Толя отвернулся от него.
– Хочешь посмотреть вниз? – спросил Колёсников. – Смотри, а то скоро ничего не будет видно.
Внизу, там, где только что стоял их звездолёт, кучей сгрудились дикари в шкурах и грозили каменными топорами небу, а трое голых, обросших детёнышей рвали на мелкие клочки потерянный Алькин альбомчик.
– Что-то не очень они ценят искусство нашего прекрасного живописца… – сказал Колёсников.
К нему подошёл Алька. Он был очень бледен, точнее, сер, губы дрожали, лицо было в свежих царапинах; и без того худое, оно ещё больше заострилось.
– Я хотел, чтоб им было лучше, – сказал он, – хотел помочь им, чтоб они скорей развились и вырвались из темноты и невежества…
– Мало ли что ты хотел… – проговорил Колёсников. – Они-то не хотели этого!
– Не хотели себе добра? Я ничего не пожалел бы для них!
– Оставь свою жалость при себе, – ответил Колёсников.
– Дело не в этом, – вмешался Толя, – видно, не все можно сделать сразу; есть вещи, до которых каждый должен дойти своим умом… – Видно! – хитро блеснул глазами Колёсников. – Значит, никто из вас, доблестные земляне, не желает вернуться и пожить на той замечательной планете?
Экипаж подавленно молчал.
– Лена, как твоя нога? – вдруг спросил Колёсников.
– Ничего…
– Ну что ж, в таком случае… – из глаз Колесникова прямо-таки брызнули радость и самоуверенность, – в таком случае поищем что-нибудь получше! Планету, где всем понравится, где никого не нужно жалеть, развивать и торопить… Согласны?
Никто ему не ответил.
– Скажи, кто включил на корабле сирену и выручил нас? – спросил у Колесникова Толя.
– Видно, электроника. Я же говорил, наш звездолёт новейшей марки…
Толя вышел из рубки, наступил на что-то круглое, скользкое, крутнувшееся под ногой, и упал. Встал, потёр ушибленный бок и поднял какой-то странный, откатившийся в дальний угол продолговатый пятнистый плод.
– Что это? Откуда?
Колёсников повернулся вместе с креслом и внимательно посмотрел на Жору.
– Первый раз вижу! – покраснел Жора. – Наверно, случайно закатился в дверь…
– И по трапу пробрался вверх? – удивился Колёсников.
– И так бывает, – сказала Леночка. – Такая уж эта планета, и плоды на ней особые…
– Подвергнуть химическому анализу, и если он будет благоприятен, дать на обед, – распорядился командир. – И надо этот плод скорей съесть или выбросить, потому что стрелка показывает, что корабль перегружен на семь килограммов, а для такого точного летательного аппарата, как «Звездолёт-100», это многовато. – Колёсников кивнул на циферблат со стрелкой в левой стороне приборной доски. – Впрочем, это ерунда, сойдёт… А ты, Горячев, – добавил командир, – на трое суток освобождаешься от вахт. Иди отдыхай; если нужно успокаивающее, попроси у Лены… За штурвалом остаётся Звездин.
Алька быстро ушёл из рубки. Вслед за ним ушли Леночка с Жорой.
Колёсников долго молчал, прислушиваясь к работе двигателей, потом сказал, просияв:
– Отлично работают! Приятно послушать, лучше всякой музыки. – И неожиданно добавил: – Помнишь, что я говорил тебе на Земле насчёт этого члена экипажа? Бедняга, как он исцарапался…
– Нет, ты не прав, тысячу раз не прав! – бросился в спор Толя. – Эта планета не в силах нас понять, и виноват здесь не Алька, не его доброта, а её отсталость…
– Ну хорошо, пусть будет так, – сказал Колёсников. – Садись в кресло, а я пойду посплю немножко: надо укреплять нервную систему для новых планет…
Между тем Жора заперся в своём отсеке и поедал плоды, извлечённые изо всех карманов. Ел он в полном одиночестве не потому, что был жаден и ни с кем не хотел поделиться, а потому, что боялся насмешек.Ребята ведь едва не разоблачили его из-за этого продолговатого, похожего на
дыньку плода, который нечаянно выскользнул у него из-за пазухи в коридоре. А что было б, если б они узнали, что он прихватил с собой не только эту дыньку?
Жора ел, презирая, ненавидя себя за слабость и безволие, за полное неумение справиться со своим аппетитом. Быстро доев кисловатые и кисло-сладкие плоды, оставив про запас лишь один, он вытер губы и с некоторой опаской потрогал свой тугой живот. И вдруг этот самый его живот начал болеть. С каждой секундой боль становилась сильней, и Жора не на шутку встревожился: наверно, не следовало есть неведомые плоды с неведомой планеты; кроме того, он даже не помыл их…
Жора мрачнел, скрипел зубами, морщился, но мужественно терпел. И, как назло, в это самое время из динамика раздался Толин голос из рубки управления:
– Как самочувствие экипажа? Пусть ответит каждый отсек…
Жора, собрав последние силы, нажал кнопку включения крошечного микрофона перед столиком и, едва не теряя сознание от боли, проскрипел:
– Я… Жора… чувствую себя… о… от… лично!
Потом он выключил микрофон и, весь скорчившись от острой рези в животе, вызвал Леночкин отсек и спросил, нет ли в её аптечке чего-нибудь от живота. Конечно же, у неё было! Жора слёзно попросил принести ему лекарство и никому из членов экипажа не говорить об этом. И Леночка принесла. Он чуть-чуть приоткрыл дверь, взял из её руки таблетки и, закинув вверх голову, проглотил сразу все. И вот чудо – боль мгновенно прошла. Маленькие Жорины глазки залучились счастьем: все-таки жизнь прекрасна! Конечно же, последний, сорванный на Дикой Планете буроватый плод, похожий на земное яблоко, он решил не есть, а выбросить.
Часа три мчался звездолёт меж голубых туманностей и светящейся космической пыли. А когда пошёл четвёртый час, Толя увидел впереди новую небольшую планету: она сверкала, как ярко начищенная серебряная монета под музейным стеклом. Сердце у Толи ёкнуло и в который уже раз часто-часто забилось: может, вот она – долгожданная планета, на которую будет так интересно ступить!
Сдерживая нахлынувшую на него радость, Толя послал в эфир известие о себе и попросил разрешения на посадку. Не успел он оповестить об этой планете экипаж, как был получен ответ:
– А откуда вы?
– Мы с планеты Земля! – торжественно сказал в микрофон Толя; торжественно потому, что любая планета сразу должна понять, что звездолёт летит с высокоразвитой, цивилизованной Земли и его прибытие сюда – честь для планетян.
Толя увидел в иллюминатор огромную, чуть выпуклую поверхность небесного тела, расчерченную прямыми линиями каналов, с подковами плотин, правильными квадратами полей, которые были засеяны ярко-красными, темно-синими и фиолетовыми растениями, неизвестными на Земле…
– Мы вас не сможем принять! – сказал ясный, чистый и очень мягкий голос. Сердце у Толи похолодело:
– Почему? Мы летим в поисках неведомых цивилизаций и многое можем рассказать о себе…
– Вы нас не интересуете, – так же мягко и вежливо прозвучал в динамике голос. – Вы когда-то взорвали над городами две атомных бомбы и уничтожили десятки тысяч людей – наши приборы записали…
– Это не мы! – запротестовал Толя. – Не мы, а другие!.. Мы не виноваты! Это было очень давно… Наши предки тоже возмущались этим варварством…
Однако голос в динамике не стал с ним спорить и доказывать свою правоту.
– Вы испытываете в чем-нибудь недостаток? – вежливо спросил он. – Можем выслать транспортную ракету с продовольствием и горючим, с запчастями, с картами и перегрузить все это в воздухе на ваш корабль.
Внизу распростёрлись непонятные квадраты воды – то чёрной, то жёлтой, то белой как снег; потом появились поля с какими-то диковинными высоченными многоцветными гранёными конусами. «У них, наверно, очень своеобразная, сложная для контактов цивилизация! – подумал Толя. – Вот бы где нам побывать!»
– Спасибо, – ответил он, – у нас на борту все в порядке, но мы б очень хотели…
– К сожалению, это невозможно, – мягко ответил все тот же голос, и Толя резко повернул штурвал вправо.
Планета исчезла из иллюминатора. Звездолёт мчался дальше.
Несколько минут Толя не мог опомниться: чего-чего, но этого он не ожидал. Оказывается, на других столь отдалённых планетах знают про Землю и даже про то, что было на ней в стародавние времена. И не хотят понять, что все это случилось не по вине их предков. Почему эту странную планету не интересует то прекрасное, что давно уже пришло на Землю, которая не знает войн и живёт в дружбе и согласии?
Почему?
Глава девятнадцатая. "Счастливого пребывания..."
Несколько часов сидел Толя в рубке и не мог думать ни о чем другом. Потом сменить его пришёл Колёсников и спросил:
– Что новенького? Что-нибудь встретил на пути?
– Ничего. – Толя не хотел говорить с ним об исчезнувшей планете. И даже с Алькой не хотел – Алька и без этого был расстроен. И Жоре и уж подавно Леночке не надо было знать о его неудачной попытке опуститься на ту планету…
Потом в кресло сел Колёсников, а Толя пошёл в свой отсек, прилёг на койку и незаметно для себя уснул. Проснулся он от громкого голоса Колесникова, раздавшегося из динамика:
– Я вас понял, идём на посадку!
Толя вскочил с койки и ринулся к рубке, столкнулся в коридоре с Алькой, который сломя голову тоже летел к рубке. Они гулко и больно стукнулись лбами, и Толя даже упал. Но тут же вскочил. Алька все же первый вбежал в рубку.
– Не нужно пока что планет! – крикнул оп Колесникову. – Дай нам отдохнуть…
Колёсников даже бровью не пошевельнул – и, между прочим, правильно, по мнению Толи, сделал: успеют ещё отдохнуть…
Колёсников включил тормозные двигатели и повёл звездолёт вниз. Потом спокойно сказал, и, что там ни думай о Колесникове, тоже довольно правильно:
– Обжёгся на одной планете, так, думаешь, и другие такие же?
– Опять что-нибудь случится! – выдохнул Алька.
– Исключено. – Колёсников кивнул на иллюминатор. – Вы гляньте туда…
Внизу под ними открылся огромный, залитый мягким светом город с прямыми широкими улицами, обсаженными деревьями, с квадратами скверов, с фонтанами, с диковинной мозаикой на стенах зданий.
– Ясно вам, дорогие земляне, что здесь нам нечего опасаться? – спросил Колёсников. – Все по местам! Привязаться!
Звездолёт развернулся и пошёл на посадку, и не на какую-то узенькую полянку в океане дремучих, первобытных лесов, а на ровные и гладкие голубые плиты космодрома.
– Захвати на всякий случай пистолет, – все-таки попросил его Алька. – Мало ли что…
– И не подумаю!
И в это время корабль на положенном от планеты расстоянии автоматически выпустил шасси и очень мягко сел на плиты.
– Не забудь альбом для рисования взять! – почти приказал Колёсников. – Здесь ты его весь заполнишь…
И вот, как и прежде, уже во второй раз, двинулись они по люковому трапу к двери, в ярких, светящихся пилотках и комбинезонах. Колёсников вставил в скважину двери ключ, повернул четыре раза, и экипаж замер в ожидании решения электронного устройства. С точностью до единой доли секунды устройство сработало и уверенно проговорило: «Выход разрешён и даже желателен… Счастливого пребывания на этой планете!»
– Браво! – крикнул Жора. – Наконец-то! Леночка тоже облегчённо вздохнула и заулыбалась:
– Я тоже соскучилась в этом звездолёте… Так хочется размяться, попрыгать, потанцевать…
Один за другим ступили земляне с трапика на голубые плиты космодрома и тотчас услышали музыку: тихая, сдержанная, она висела в воздухе – он был непривычно синеват – и почему-то наполнила ребят чувством радости, близких удач и полной безопасности. И здесь же они увидели метрах в двадцати от звездолёта двух мужчин и женщину с букетиками цветов. Они ждали их, пришельцев с другой планеты.
Они были очень похожи на людей Земли, и лишь волосы… Да, да, лишь одни волосы у них были странные – красные, синие, голубые… И были эти люди очень молоды – лет на пять старше их, землян, – и очень стройны, высоки и, конечно же, красивы… Ах, до чего они были красивы и приветливы, эти трое, встречавшие их!
И когда они медленно шли к ребятам, улыбаясь и махая руками, их лёгкие, полупрозрачные костюм мы мягко и таинственно искрились.
– Мы поздравляем вас с благополучным прибытием, – негромко сказал мужчина с короткими синими волосами. – Спасибо, что вы удостоили нашу планету своим посещением.
– Не за что, – слегка смутившись, сказал Толя. – Это вам спасибо за встречу и доброту.
В ребячьих руках появились тоненькие букетики. Мелкие звёздочки цветков излучали тончайший аромат. Первый букет, как это бывает и на Земле, вручили Леночке, потом – остальным. И уж самый последний – Колесникову. Дело в том, что он вдруг вспомнил, что, вопреки инструкции по эксплуатации «Звездолёта-100», он не закрыл на ключ дверь корабля и побежал к нему, встал на трапик и – маленький, плотный, в белом комбинезоне – потянулся к двери, вложил в узкую щёлку ключ и громко щёлкнул им. И здесь Толя заметил, как в глазах встретивших внезапно вспыхнуло недоумение, и спокойно разлитая в воздухе музыка как будто бы дёрнулась и стала слегка спотыкаться, и сам синий воздух чуть-чуть потемнел… В чем дело?
Наконец Колёсников вернулся, получил свой букетик и стал вертеть в руках, не зная, как от него избавиться, и наконец незаметно сунул его в руку Леночке.
– Как прошёл полет? – спросил синеволосый. – Нет больных на борту?
– Что вы, мы здоровы! Дай бог всем быть такими! – Жора провёл ладонями по своим круглым щекам, и они заскрипели, как яблоки.
– Не стосковались по своей планете? – спросил человек с красными волосами.
– Вот это есть… – сказал Жора. – В космосе, как говорится, хорошо, а дома лучше.
– Да не слушайте вы его! – не вытерпела Леночка. – Ни капельки нам не грустно.
Она во все глаза рассматривала планетян, их лица, их глаза, такие внимательные, доверчивые, открытые, их удивительные неземные полосы. И конечно же, с особым вниманием смотрела Леночка на девушку, на её лёгкое, искрящееся платье.
– Вы, наверно, хотите отдохнуть после полёта? – спросила девушка.
– Нет, что вы! – сказал Толя. – Мы совсем не устали. Мы бы очень хотели познакомиться с вашей планетой.
– Пожалуйста… Что вас интересует в первую очередь? Наверно, после длительного полёта вы хотели бы поесть?
Толя с ужасом посмотрел на Жору: вот-вот ляпнет что-нибудь! Но лицо того застыло, напряглось, покраснело; ох, как, видно, хотелось ему сейчас подзаправиться, но Жора героически боролся с собой. Одновременно с Толей бросил на него взгляд Алька и сказал:
– Простите нас, но хорошо бы… Стосковались мы в полёте по жареной картошке и клубнике со сливками…
Жора благодарно блеснул в Алькнну сторону глазами, и Толя вздохнул: Алька оказался добрей его…
– Просим… Сколько угодно! – весело, в один голос ответили планетяне.
– Мы, признаться, тоже не прочь что-нибудь поесть…
– Пришлите, пожалуйста, машину на восемь мест, – негромко сказал куда-то в сторону мужчина с красными волосами, и через несколько секунд в небе что-то мягко прожужжало, возле них опустился вертолёт – лёгкий, открытый, прозрачный, из неизвестного материала, с двумя такими же прозрачными винтами сверху.
У Колесникова прямо-таки глаза полезли на лоб.
– Как вы его вызвали?
– Очень просто, – ответил мужчина. – Позвал его, и он прилетел… Займите, пожалуйста, своё место.
Все уже сидели, кроме Колесникова; он стоял рядом с машиной и пытливо трогал руками прозрачную обшивку большой удобной кабины.
– А где же пилот? – недоумевал он. – А где помещается двигатель? В этой маленькой коробочке?
– Разумеется, – сказал мужчина. – Здесь он ещё большой… Вы садитесь, а то все проголодались…
Но Колёсников уже ни о чем не мог думать, ни о чем, кроме этого прозрачного чудо-вертолёта. И когда он наконец влез в него, он не присел, а все ощупывал, оглядывал, прикидывал что-то в уме. И когда они прилетели к большому прозрачному зданию, Колёсников сказал:
– Вот это я понимаю! Как у них все удобно и просто… Они довели свою технику до совершенства. Все так продумано и упрощено, что и техники никакой не видно… Даже непривычно как-то! Смотрю на неё, думаю – и ничего не могу понять. А мне казалось, мы всех обогнали…
– Вы с какой планеты, ребята? – спросила девушка.
– Мы с планеты Земля! – не без гордости сказал Алька. – А как называется ваша?
– Мы её называем Планетой Добрых Стремлений, – ответил красноволосый, – а соседние с нами планеты называют её Планетой Совершенства, но это не так: нам ещё далеко до совершенства, да к тому же полного совершенства невозможно достичь, к этому можно только стремиться, что мы и делаем…
И Толя сразу понял: вот она, та планета, побывать на которой он мечтал!
Больше всего мечтал!
Скоро они вышли из вертолёта. Одежда планетян, как заметил Толя, при движении не только легко и приятно искрилась, но и непостижимо каким образом рождала ти*censored*, мягкую, добрую музыку.
Планетяне и пришельцы вошли в дом, уселись за лёгкие столики, и на них в ту же минуту неизвестно откуда появились четырехугольные прозрачные тарелочки с разными салатами и такие же прозрачные тарелочки с супом.
Планетяне, чтоб не мешать им, уселись в сторонке и принялись есть то же самое.
– Вот где мы поживём, правда? – шёпотом спросил Толя у Колесникова.
– Поживём, а там будет видно…
Командир, наверно, не принял ещё твёрдого решения, потому что пожал плечами и потёр крепким кулаком лоб.
– Возможно. При условии, что они не будут такими мудрёными и странными. И ещё: если я пойму, как у них все это устроено.
– Поймём, – сказал Толя. – Постараемся понять…
– А какие они красивые! – проговорила Леночка. – А какая у них музыка!
Я нигде не слышала такой. Так и хочется танцевать под неё, да неловко… И где они, музыкальные инструменты, рождающие её?
– Выясним, – уверенно сказал Толя.
– А как они одеты! – не умолкала Леночка. – Их одежда так мягко искрится, издаёт эту нежную музыку… Ничего похожего не видела и не слышала…
– Ещё не то увидишь и услышишь во Вселенной, – заметил Толя.
– Но знай, – вмешался в разговор Алька, – и мы достигнем такого совершенства и, может, даже обгоним их, и они прилетят к нам учиться…
– Хорошо бы… – вздохнула Леночка. – Мальчики, не поднимайте меня на смех, но мне бы хотелось иметь платье, в каких здесь ходят…
– Попросим, авось дадут, – сказал Толя. Они восхищались этой планетой и не забывали об еде. Съев свой суп, Жора сказал: «Ещё хочу», и перед ним появилась новая тарелка, потом ещё…
– Остановись, – попросила Леночка, – оставь место на второе и третье…
– На все хватит, я человек больших возможностей, – заявил Жора, продолжая есть.
– Но что они подумают о тебе и о нас?
– Пусть думают что хотят… Какие мы есть, Леночка, такие и есть, и нечего пускать пыль в глаза. Не надо думать, что подумают о нас, а надо думать, как остаться собой, никого не обижать и не обманывать…
Толя с изумлением слушал его: ну и Жора! Мудрец! Философ!
Жора между тем ел мягкое, нежное, прямо тающее во рту жареное мясо с ломтиками каких-то неведомых овощей, пил какие-то необыкновенно вкусные соки в узеньких невесомых стаканчиках – один такой стаканчик он на всякий случай прихватил с собой; плотное, круглое лицо его лучилось радостью и удовольствием.
– Что новенького? Что-нибудь встретил на пути?
– Ничего. – Толя не хотел говорить с ним об исчезнувшей планете. И даже с Алькой не хотел – Алька и без этого был расстроен. И Жоре и уж подавно Леночке не надо было знать о его неудачной попытке опуститься на ту планету…
Потом в кресло сел Колёсников, а Толя пошёл в свой отсек, прилёг на койку и незаметно для себя уснул. Проснулся он от громкого голоса Колесникова, раздавшегося из динамика:
– Я вас понял, идём на посадку!
Толя вскочил с койки и ринулся к рубке, столкнулся в коридоре с Алькой, который сломя голову тоже летел к рубке. Они гулко и больно стукнулись лбами, и Толя даже упал. Но тут же вскочил. Алька все же первый вбежал в рубку.
– Не нужно пока что планет! – крикнул оп Колесникову. – Дай нам отдохнуть…
Колёсников даже бровью не пошевельнул – и, между прочим, правильно, по мнению Толи, сделал: успеют ещё отдохнуть…
Колёсников включил тормозные двигатели и повёл звездолёт вниз. Потом спокойно сказал, и, что там ни думай о Колесникове, тоже довольно правильно:
– Обжёгся на одной планете, так, думаешь, и другие такие же?
– Опять что-нибудь случится! – выдохнул Алька.
– Исключено. – Колёсников кивнул на иллюминатор. – Вы гляньте туда…
Внизу под ними открылся огромный, залитый мягким светом город с прямыми широкими улицами, обсаженными деревьями, с квадратами скверов, с фонтанами, с диковинной мозаикой на стенах зданий.
– Ясно вам, дорогие земляне, что здесь нам нечего опасаться? – спросил Колёсников. – Все по местам! Привязаться!
Звездолёт развернулся и пошёл на посадку, и не на какую-то узенькую полянку в океане дремучих, первобытных лесов, а на ровные и гладкие голубые плиты космодрома.
– Захвати на всякий случай пистолет, – все-таки попросил его Алька. – Мало ли что…
– И не подумаю!
И в это время корабль на положенном от планеты расстоянии автоматически выпустил шасси и очень мягко сел на плиты.
– Не забудь альбом для рисования взять! – почти приказал Колёсников. – Здесь ты его весь заполнишь…
И вот, как и прежде, уже во второй раз, двинулись они по люковому трапу к двери, в ярких, светящихся пилотках и комбинезонах. Колёсников вставил в скважину двери ключ, повернул четыре раза, и экипаж замер в ожидании решения электронного устройства. С точностью до единой доли секунды устройство сработало и уверенно проговорило: «Выход разрешён и даже желателен… Счастливого пребывания на этой планете!»
– Браво! – крикнул Жора. – Наконец-то! Леночка тоже облегчённо вздохнула и заулыбалась:
– Я тоже соскучилась в этом звездолёте… Так хочется размяться, попрыгать, потанцевать…
Один за другим ступили земляне с трапика на голубые плиты космодрома и тотчас услышали музыку: тихая, сдержанная, она висела в воздухе – он был непривычно синеват – и почему-то наполнила ребят чувством радости, близких удач и полной безопасности. И здесь же они увидели метрах в двадцати от звездолёта двух мужчин и женщину с букетиками цветов. Они ждали их, пришельцев с другой планеты.
Они были очень похожи на людей Земли, и лишь волосы… Да, да, лишь одни волосы у них были странные – красные, синие, голубые… И были эти люди очень молоды – лет на пять старше их, землян, – и очень стройны, высоки и, конечно же, красивы… Ах, до чего они были красивы и приветливы, эти трое, встречавшие их!
И когда они медленно шли к ребятам, улыбаясь и махая руками, их лёгкие, полупрозрачные костюм мы мягко и таинственно искрились.
– Мы поздравляем вас с благополучным прибытием, – негромко сказал мужчина с короткими синими волосами. – Спасибо, что вы удостоили нашу планету своим посещением.
– Не за что, – слегка смутившись, сказал Толя. – Это вам спасибо за встречу и доброту.
В ребячьих руках появились тоненькие букетики. Мелкие звёздочки цветков излучали тончайший аромат. Первый букет, как это бывает и на Земле, вручили Леночке, потом – остальным. И уж самый последний – Колесникову. Дело в том, что он вдруг вспомнил, что, вопреки инструкции по эксплуатации «Звездолёта-100», он не закрыл на ключ дверь корабля и побежал к нему, встал на трапик и – маленький, плотный, в белом комбинезоне – потянулся к двери, вложил в узкую щёлку ключ и громко щёлкнул им. И здесь Толя заметил, как в глазах встретивших внезапно вспыхнуло недоумение, и спокойно разлитая в воздухе музыка как будто бы дёрнулась и стала слегка спотыкаться, и сам синий воздух чуть-чуть потемнел… В чем дело?
Наконец Колёсников вернулся, получил свой букетик и стал вертеть в руках, не зная, как от него избавиться, и наконец незаметно сунул его в руку Леночке.
– Как прошёл полет? – спросил синеволосый. – Нет больных на борту?
– Что вы, мы здоровы! Дай бог всем быть такими! – Жора провёл ладонями по своим круглым щекам, и они заскрипели, как яблоки.
– Не стосковались по своей планете? – спросил человек с красными волосами.
– Вот это есть… – сказал Жора. – В космосе, как говорится, хорошо, а дома лучше.
– Да не слушайте вы его! – не вытерпела Леночка. – Ни капельки нам не грустно.
Она во все глаза рассматривала планетян, их лица, их глаза, такие внимательные, доверчивые, открытые, их удивительные неземные полосы. И конечно же, с особым вниманием смотрела Леночка на девушку, на её лёгкое, искрящееся платье.
– Вы, наверно, хотите отдохнуть после полёта? – спросила девушка.
– Нет, что вы! – сказал Толя. – Мы совсем не устали. Мы бы очень хотели познакомиться с вашей планетой.
– Пожалуйста… Что вас интересует в первую очередь? Наверно, после длительного полёта вы хотели бы поесть?
Толя с ужасом посмотрел на Жору: вот-вот ляпнет что-нибудь! Но лицо того застыло, напряглось, покраснело; ох, как, видно, хотелось ему сейчас подзаправиться, но Жора героически боролся с собой. Одновременно с Толей бросил на него взгляд Алька и сказал:
– Простите нас, но хорошо бы… Стосковались мы в полёте по жареной картошке и клубнике со сливками…
Жора благодарно блеснул в Алькнну сторону глазами, и Толя вздохнул: Алька оказался добрей его…
– Просим… Сколько угодно! – весело, в один голос ответили планетяне.
– Мы, признаться, тоже не прочь что-нибудь поесть…
– Пришлите, пожалуйста, машину на восемь мест, – негромко сказал куда-то в сторону мужчина с красными волосами, и через несколько секунд в небе что-то мягко прожужжало, возле них опустился вертолёт – лёгкий, открытый, прозрачный, из неизвестного материала, с двумя такими же прозрачными винтами сверху.
У Колесникова прямо-таки глаза полезли на лоб.
– Как вы его вызвали?
– Очень просто, – ответил мужчина. – Позвал его, и он прилетел… Займите, пожалуйста, своё место.
Все уже сидели, кроме Колесникова; он стоял рядом с машиной и пытливо трогал руками прозрачную обшивку большой удобной кабины.
– А где же пилот? – недоумевал он. – А где помещается двигатель? В этой маленькой коробочке?
– Разумеется, – сказал мужчина. – Здесь он ещё большой… Вы садитесь, а то все проголодались…
Но Колёсников уже ни о чем не мог думать, ни о чем, кроме этого прозрачного чудо-вертолёта. И когда он наконец влез в него, он не присел, а все ощупывал, оглядывал, прикидывал что-то в уме. И когда они прилетели к большому прозрачному зданию, Колёсников сказал:
– Вот это я понимаю! Как у них все удобно и просто… Они довели свою технику до совершенства. Все так продумано и упрощено, что и техники никакой не видно… Даже непривычно как-то! Смотрю на неё, думаю – и ничего не могу понять. А мне казалось, мы всех обогнали…
– Вы с какой планеты, ребята? – спросила девушка.
– Мы с планеты Земля! – не без гордости сказал Алька. – А как называется ваша?
– Мы её называем Планетой Добрых Стремлений, – ответил красноволосый, – а соседние с нами планеты называют её Планетой Совершенства, но это не так: нам ещё далеко до совершенства, да к тому же полного совершенства невозможно достичь, к этому можно только стремиться, что мы и делаем…
И Толя сразу понял: вот она, та планета, побывать на которой он мечтал!
Больше всего мечтал!
Скоро они вышли из вертолёта. Одежда планетян, как заметил Толя, при движении не только легко и приятно искрилась, но и непостижимо каким образом рождала ти*censored*, мягкую, добрую музыку.
Планетяне и пришельцы вошли в дом, уселись за лёгкие столики, и на них в ту же минуту неизвестно откуда появились четырехугольные прозрачные тарелочки с разными салатами и такие же прозрачные тарелочки с супом.
Планетяне, чтоб не мешать им, уселись в сторонке и принялись есть то же самое.
– Вот где мы поживём, правда? – шёпотом спросил Толя у Колесникова.
– Поживём, а там будет видно…
Командир, наверно, не принял ещё твёрдого решения, потому что пожал плечами и потёр крепким кулаком лоб.
– Возможно. При условии, что они не будут такими мудрёными и странными. И ещё: если я пойму, как у них все это устроено.
– Поймём, – сказал Толя. – Постараемся понять…
– А какие они красивые! – проговорила Леночка. – А какая у них музыка!
Я нигде не слышала такой. Так и хочется танцевать под неё, да неловко… И где они, музыкальные инструменты, рождающие её?
– Выясним, – уверенно сказал Толя.
– А как они одеты! – не умолкала Леночка. – Их одежда так мягко искрится, издаёт эту нежную музыку… Ничего похожего не видела и не слышала…
– Ещё не то увидишь и услышишь во Вселенной, – заметил Толя.
– Но знай, – вмешался в разговор Алька, – и мы достигнем такого совершенства и, может, даже обгоним их, и они прилетят к нам учиться…
– Хорошо бы… – вздохнула Леночка. – Мальчики, не поднимайте меня на смех, но мне бы хотелось иметь платье, в каких здесь ходят…
– Попросим, авось дадут, – сказал Толя. Они восхищались этой планетой и не забывали об еде. Съев свой суп, Жора сказал: «Ещё хочу», и перед ним появилась новая тарелка, потом ещё…
– Остановись, – попросила Леночка, – оставь место на второе и третье…
– На все хватит, я человек больших возможностей, – заявил Жора, продолжая есть.
– Но что они подумают о тебе и о нас?
– Пусть думают что хотят… Какие мы есть, Леночка, такие и есть, и нечего пускать пыль в глаза. Не надо думать, что подумают о нас, а надо думать, как остаться собой, никого не обижать и не обманывать…
Толя с изумлением слушал его: ну и Жора! Мудрец! Философ!
Жора между тем ел мягкое, нежное, прямо тающее во рту жареное мясо с ломтиками каких-то неведомых овощей, пил какие-то необыкновенно вкусные соки в узеньких невесомых стаканчиках – один такой стаканчик он на всякий случай прихватил с собой; плотное, круглое лицо его лучилось радостью и удовольствием.
Глава двадцатая. "Не спешите, останьтесь..."
– Ну и молодец он у вас! – сказала девушка, посмотрев на ребят. – Весельчак! С ним не соскучишься в полёте…
– Что правда, то правда… – Жора поднял от тарелки лицо и подмигнул землянам. – Ненавижу пресных и унылых… Как суп без соли! И вызнаете, они ещё не хотели брать меня с собой… А про вашу планету скажу – отличная!
Толя быстро встал из-за стола:
– Большое вам спасибо за прекрасный обед! Никогда не ели ничего вкусней! Теперь бы нам хотелось познакомиться… – Толя глянул на Леночку и вдруг сказал совсем не то, что хотел: – С вашими магазинами для девочек, если такие есть…
– Пожалуйста, – сказала девушка, – если вы уже сыты, прошу… Машина вас ждёт…
Они летели низко, чуть выше плоских крыш, и видели, как диковинно сверкает на торцах домов великолепная, многоцветная, огромнейшая мозаика, как под негромкую, плавную, успокаивающую музыку, разлитую в чистом воздухе, высоко струятся, ниспадая вниз, фонтаны – фиолетовые, жёлтые, синие, красные и даже чёрные, но не мрачно чёрные, а задумчиво, углублённо чёрные; они видели, как быстро и бесшумно проносятся над домами лёгонькие одно– и двухместные вертолетики с горожанами. Эти машины здесь, видно, были распространены, как когда-то у них на Земле велосипеды.
В большом пятиэтажном здании находилась одежда: в особых отделениях висели тысячи разнообразных платьев, юбок, курток, шляпок, плащей, пальто, лент, тканей…
– Ой, – вырвалось у Леночки, – сколько всего! И каждая вещь искрится! У вас можно взять все, что хочется?
– А как же иначе? – улыбнулась девушка. – Пожалуйста, прошу.
– Только поскорей, – попросил Колёсников, – здесь есть кое-что и поглавней, поинтересней…
– Нет, мальчик, вы ошибаетесь, – сказала девушка. – У нас все главное, все интересное… Разве можно без красивого платья или туфель хорошо себя чувствовать?
– Вот видите, мальчики… – обрадовалась ей поддержке Леночка. – Подождите меня, я мигом вернусь.
– Хорошо, – сказал Алька. Он очень хотел пойти с нею, но не посмел, потому что неожиданно вспомнил о суровом разговоре насчёт Леночки. О нем давно забыли мальчишки, но все-таки…
– А мне можно с тобой? – спросил Жора, оглянулся на членов экипажа, застеснялся и сказал: – Нет, я не пойду, иди одна и выбирай, что тебе хочется…
Планетяне улыбнулись, и Леночка исчезла в здании. Местные жители входили и так же быстро выходили из него с небольшими свёртками или уже переодетые. Леночка пропадала в нем, наверно, полчаса. Наконец она появилась у выхода в своём ярко-фиолетовом комбинезоне. Руки у неё были пусты…
«Странно! – подумал Толя. – Ничего не понравилось?» Однако лицо её пылало от радости.
– Что ж вы ничего не взяли? – спросила её девушка с голубыми волосами.
– Не нашли нужного размера и хорошей расцветки?
– Что вы! – сказала Леночка. – Нашла! Все нашла! Слишком много нашла, поэтому и не взяла ничего, чтоб не расстраиваться… Одна вещь прекрасней другой. И какие фасоны, тона! Какая ткань! Каждая излучает свою музыку… У вас везде музыка!
– А как же иначе? – сказала девушка. – Как можно жить без неё? Она всегда звучит вокруг нас и в нас, радует и подсказывает все лучшее, до чего мы ещё не додумались, напоминает о том, что мы уже забыли; без неё мир был бы пуст и беден. Нам очень лестно, что людям Земли понравились наша еда и наша одежда…
«Она что, всерьёз? – слегка обиделся Толя. – Думает, что мы прилетели к ним только для того, чтоб оценить их пищу и одежду?.. Она глубоко ошибается, если так думает…» Между тем Колёсников подошёл к мужчинам:
– Есть у меня одна очень важная просьба…
– Пожалуйста! – Планетяне посмотрели на него с готовностью немедленно выполнить не одну, а любое количество его просьб.
– Я от рождения поклонник точных наук, люблю технику, и она безотказно слушается меня… Я бы очень хотел прокатиться на этом вашем вертолёте и включить такую скорость, чтоб машины даже видно не было.
Планетяне слегка смутились и переглянулись.
– Можно, конечно, можно, – сказал мужчина с синими волосами, – но одному это опасно… Как бы вы не разбились… Рядом с вами должен находиться кто-нибудь из нас…
– Зачем? Вы не доверяете мне? – Вы немножко переоцениваете себя и знание нашей техники, она ведь совсем иная, чем у вас на…
– Я знаю не только земную технику, – ответил Колёсников.
В воздухе сразу чуть потемнело, и зазвучала негромкая, но тревожная музыка, и от неё у Толи побежали по коже мурашки.
– Вполне возможно, – сказал мужчина с красными волосами, – но если в полёте есть хоть малейшая степень ненужного риска, мы не можем допустить…
– Да они что, сговорились с Землёй? – шёпотом спросил Колёсников у Толи. – И там не разрешают, и здесь…
– Мальчик, не волнуйтесь напрасно, постарайтесь понять нас, – сказала девушка, – мы ведь желаем вам добра…
И только она сказала это, как в воздухе посветлело и раздалась уже не тревожная, а лёгкая, чистая, успокаивающая музыка.
– Спасибо, – проговорил Колёсников. – Мы решили лететь дальше…
«Мы? – подумал Толя. – Зачем он говорит за всех? Нельзя так быстро улетать отсюда!»
– Что вы, мальчики! – прямо-таки испугалась девушка. – Вы ведь ничего ещё не видели на нашей планете…
– Почему не видели? Видели, и нам этого вполне достаточно, – сказал Колёсников. В почерневшем, как ночью, воздухе зазвучала пронзительная, словно набат, музыка. Ребята немножко растерялись и стали оглядываться.
– Вы не должны так думать, – сказал мужчина с синими волосами, – добро – главное в нашей жизни, вы поймёте это, если останетесь хотя бы на три дня, вы тогда будете свободны от всего…
– От чего? – спросил Алька.
– От некоторых заблуждений, от того, что мешает вам жить и видеть мир прекрасным, таким, какой он есть…
– Вы нас доставите к звездолёту? – стараясь говорить как можно вежливей, спросил Колёсников.
– Разумеется… Но почему вы так быстро хотите улететь от нас? – заговорили сразу оба. – Не спешите, останьтесь! Мы можем быть полезными для вас и для вашей Земли, мы…
– Что правда, то правда… – Жора поднял от тарелки лицо и подмигнул землянам. – Ненавижу пресных и унылых… Как суп без соли! И вызнаете, они ещё не хотели брать меня с собой… А про вашу планету скажу – отличная!
Толя быстро встал из-за стола:
– Большое вам спасибо за прекрасный обед! Никогда не ели ничего вкусней! Теперь бы нам хотелось познакомиться… – Толя глянул на Леночку и вдруг сказал совсем не то, что хотел: – С вашими магазинами для девочек, если такие есть…
– Пожалуйста, – сказала девушка, – если вы уже сыты, прошу… Машина вас ждёт…
Они летели низко, чуть выше плоских крыш, и видели, как диковинно сверкает на торцах домов великолепная, многоцветная, огромнейшая мозаика, как под негромкую, плавную, успокаивающую музыку, разлитую в чистом воздухе, высоко струятся, ниспадая вниз, фонтаны – фиолетовые, жёлтые, синие, красные и даже чёрные, но не мрачно чёрные, а задумчиво, углублённо чёрные; они видели, как быстро и бесшумно проносятся над домами лёгонькие одно– и двухместные вертолетики с горожанами. Эти машины здесь, видно, были распространены, как когда-то у них на Земле велосипеды.
В большом пятиэтажном здании находилась одежда: в особых отделениях висели тысячи разнообразных платьев, юбок, курток, шляпок, плащей, пальто, лент, тканей…
– Ой, – вырвалось у Леночки, – сколько всего! И каждая вещь искрится! У вас можно взять все, что хочется?
– А как же иначе? – улыбнулась девушка. – Пожалуйста, прошу.
– Только поскорей, – попросил Колёсников, – здесь есть кое-что и поглавней, поинтересней…
– Нет, мальчик, вы ошибаетесь, – сказала девушка. – У нас все главное, все интересное… Разве можно без красивого платья или туфель хорошо себя чувствовать?
– Вот видите, мальчики… – обрадовалась ей поддержке Леночка. – Подождите меня, я мигом вернусь.
– Хорошо, – сказал Алька. Он очень хотел пойти с нею, но не посмел, потому что неожиданно вспомнил о суровом разговоре насчёт Леночки. О нем давно забыли мальчишки, но все-таки…
– А мне можно с тобой? – спросил Жора, оглянулся на членов экипажа, застеснялся и сказал: – Нет, я не пойду, иди одна и выбирай, что тебе хочется…
Планетяне улыбнулись, и Леночка исчезла в здании. Местные жители входили и так же быстро выходили из него с небольшими свёртками или уже переодетые. Леночка пропадала в нем, наверно, полчаса. Наконец она появилась у выхода в своём ярко-фиолетовом комбинезоне. Руки у неё были пусты…
«Странно! – подумал Толя. – Ничего не понравилось?» Однако лицо её пылало от радости.
– Что ж вы ничего не взяли? – спросила её девушка с голубыми волосами.
– Не нашли нужного размера и хорошей расцветки?
– Что вы! – сказала Леночка. – Нашла! Все нашла! Слишком много нашла, поэтому и не взяла ничего, чтоб не расстраиваться… Одна вещь прекрасней другой. И какие фасоны, тона! Какая ткань! Каждая излучает свою музыку… У вас везде музыка!
– А как же иначе? – сказала девушка. – Как можно жить без неё? Она всегда звучит вокруг нас и в нас, радует и подсказывает все лучшее, до чего мы ещё не додумались, напоминает о том, что мы уже забыли; без неё мир был бы пуст и беден. Нам очень лестно, что людям Земли понравились наша еда и наша одежда…
«Она что, всерьёз? – слегка обиделся Толя. – Думает, что мы прилетели к ним только для того, чтоб оценить их пищу и одежду?.. Она глубоко ошибается, если так думает…» Между тем Колёсников подошёл к мужчинам:
– Есть у меня одна очень важная просьба…
– Пожалуйста! – Планетяне посмотрели на него с готовностью немедленно выполнить не одну, а любое количество его просьб.
– Я от рождения поклонник точных наук, люблю технику, и она безотказно слушается меня… Я бы очень хотел прокатиться на этом вашем вертолёте и включить такую скорость, чтоб машины даже видно не было.
Планетяне слегка смутились и переглянулись.
– Можно, конечно, можно, – сказал мужчина с синими волосами, – но одному это опасно… Как бы вы не разбились… Рядом с вами должен находиться кто-нибудь из нас…
– Зачем? Вы не доверяете мне? – Вы немножко переоцениваете себя и знание нашей техники, она ведь совсем иная, чем у вас на…
– Я знаю не только земную технику, – ответил Колёсников.
В воздухе сразу чуть потемнело, и зазвучала негромкая, но тревожная музыка, и от неё у Толи побежали по коже мурашки.
– Вполне возможно, – сказал мужчина с красными волосами, – но если в полёте есть хоть малейшая степень ненужного риска, мы не можем допустить…
– Да они что, сговорились с Землёй? – шёпотом спросил Колёсников у Толи. – И там не разрешают, и здесь…
– Мальчик, не волнуйтесь напрасно, постарайтесь понять нас, – сказала девушка, – мы ведь желаем вам добра…
И только она сказала это, как в воздухе посветлело и раздалась уже не тревожная, а лёгкая, чистая, успокаивающая музыка.
– Спасибо, – проговорил Колёсников. – Мы решили лететь дальше…
«Мы? – подумал Толя. – Зачем он говорит за всех? Нельзя так быстро улетать отсюда!»
– Что вы, мальчики! – прямо-таки испугалась девушка. – Вы ведь ничего ещё не видели на нашей планете…
– Почему не видели? Видели, и нам этого вполне достаточно, – сказал Колёсников. В почерневшем, как ночью, воздухе зазвучала пронзительная, словно набат, музыка. Ребята немножко растерялись и стали оглядываться.
– Вы не должны так думать, – сказал мужчина с синими волосами, – добро – главное в нашей жизни, вы поймёте это, если останетесь хотя бы на три дня, вы тогда будете свободны от всего…
– От чего? – спросил Алька.
– От некоторых заблуждений, от того, что мешает вам жить и видеть мир прекрасным, таким, какой он есть…
– Вы нас доставите к звездолёту? – стараясь говорить как можно вежливей, спросил Колёсников.
– Разумеется… Но почему вы так быстро хотите улететь от нас? – заговорили сразу оба. – Не спешите, останьтесь! Мы можем быть полезными для вас и для вашей Земли, мы…
Глава двадцать первая. Залп
– К звездолёту, – негромко подал команду Колёсников.
Не прошло и минуты, как возле них бесшумно опустилась все та же удивительная летающая машина, они влезли в неё и быстро поплыли в воздухе.
Внизу стлалась густая зелень парков, и в воздухе, который был окрашен в мрачновато-печальный, прощально-сумеречный свет, зазвучала тихая, грустная музыка.
Уже у самого звездолёта мужчина с красными волосами задумчиво сказал им:
– Мы бы очень просили вас пожить здесь, нам так жаль расставаться с вами…
– Мы не можем! – Колёсников вскочил на трапик, вытащил из-за пазухи комбинезона ключ и вставил в скважину двери.
– Может, вам тогда нужны какие-нибудь лекарства, пища, одежда, топливо, запасные части?
– Спасибо, они у нас есть… Прошу на посадку! – приказал Колёсников (члены экипажа, громко топая, гуськом полезли по трапу в люк), задраил дверь и бросился в рубку управления.
– Какой ты все-таки неотёсанный! – вздохнула Леночка, когда они уже взлетели. – Что ты говорил им, как вёл себя! Это не укладывалось в их голове…
– Стоп! – остановил её Колёсников. – А сама? Забыла, как восхищалась их музыкальными платьями?
– Но ведь у нас таких нет… Она отвернулась от Колесникова и пошла в свой отсек.
– Эх ты, Колёсников! – сказал Толя. – Улетели с такой планеты!..
– Не огорчайся, найдём что-нибудь получше! – улыбнулся командир. – Как мы могли остаться, если они не доверяли нам?
– Ничего ты не понял! – Толя махнул рукой и ушёл к себе.
Он сидел в своём отсеке и думал.Выходит, отец прав: во Вселенной существуют планеты куда
более совершенные, чем Земля, жители их шагнули куда дальше землян. Или, может, они, ребята, улетевшие в звездолёте, далеко не самые лучшие земляне? Что ж, может быть… Эх, узнать бы, как на покинутой ими планете достигли таких чудес. Отчего, например, искрится их одежда?
Почему вдруг меняется окраска воздуха и вместе с ней музыка? Каким образом летают их странные вертолёты? Как появились на столе тарелки с едой?
Были у Толи и сотни других вопросов; ни на один из них не успел он получить ответа…
Один Жора не слишком огорчался: все-таки на этой планете ему удалось наконец прийти немножко в себя, расправить руки, разогнуть спину, погреться в лучах местного солнца и, уж конечно, уж конечно… Словом, теперь опять можно несколько дней терпеть эти полосатые тюбики с пищей…
Вдруг он услышал в динамике голос командира:
– Жора, тебе заступать на вахту.
Идти не хотелось. Но Жора заставил себя подняться с койки, сладко потянулся и пошёл в рубку управления.
– Способен вести корабль? – смерил его ироническим взглядом Колёсников.
– А почему же нет?
– Ну, тогда желаю… – Колёсников ушёл из рубки.
Примерно к концу смены Жора заметил вдали небольшую красноватую планету и повёл к ней звездолёт. Послал, как обычно, радиозапрос и довольно быстро получил ответ: «А вы кого поддерживаете – чёрных или жёлтых?» – «А кто это?» – спросил Жора и повторил фразу, что они летят с Земли и с самыми добрыми намерениями. Из динамика раздался странный смешок, и Жора так и не понял, разрешено ли ему сделать посадку.
Разбудить Колесникова? «Нет уж. Нечего его будить, – решил Жора. – А планета, кажется, не против посадки. – И повёл звездолёт на сближение с планетой. – Возьму и посажу его сам…» Корабль пробил сильную облачность и нырнул к планете. Жора посмотрел в иллюминатор и содрогнулся. Перед ним был горящий город. Он был огромный – конца-края не видно, скученный, тесный и весь затопленный огнём и чёрным дымом. Горели высокие дома, рушились стены – совсем как в кадрах старинной военной кинохроники, сохранившейся на Земле.
Город был полон взрывов… Его обстреливали? Бомбили с неба? Жоре стало не по себе. И все-таки любопытство было сильнее страха и не хотелось улетать от этой планеты. Он миновал город, выбрал ровную пустынную местность, снизился и увидел в оптическое устройство: какие-то громоздкие машины двигаются вперёд и палят из труб, извергая дым и огонь. За ними бегут какие-то люди с маленькими трубочками в руках и тоже палят… Да что они, в своём уме?
Жора повёл звездолёт дальше и увидел вдали что-то синее, что-то вроде моря с зелёными пятнами островов. Подлетев поближе, он заметил на воде какие-то плоские махины с башнями, утыканными длинными трубами, – из них тоже извергался дым и огонь и раздавался такой грохот, что даже Жоре было слышно.
Потом от одной такой плавучей махины быстро побежало что-то похожее на рыбку, побежало в белых бурунчиках к другой махине, ударилось в неё, и вверх взметнулся столб густого чёрного дыма, и эта другая вдруг переломилась надвое, с неё посыпались в воду какие-то похожие на муравьёв существа… Не люди ли? Обе разломанных половины стали тонуть, и далеко по морю пошли высокие пенные волны…
«Ну и планета!» – ужаснулся Жора и повёл звездолёт подальше от этой морской синевы. Он обогнул планету, увидел ярко-синие квадраты какой-то растительности и направил звездолёт пониже, ещё ниже… И заметил ряды бегущих людей. Они бежали и палили из узеньких трубочек, и синяя растительность впереди них и по сторонам горела, дымилась, и люди бежали с широко открытыми ртами, что-то выкрикивали и падали. Вокруг них что-то разрывалось, и на месте разрывов оставались чёрные, как оспины, ямы.
«Да что они, и правда посходили с ума? – возмутился Жора. – Куда ни глянь – везде воюют. Жить им надоело, что ли?» Он поднял звездолёт вверх и полетел дальше. И внезапно увидел внизу огромный разбившийся космический корабль с разорванным во многих местах корпусом, искорёженной обшивкой, разбросанными вокруг обломками и деталями двигателей… Взорвался отчего-то в воздухе? Врезался на полной скорости в поверхность планеты?
Жора поёжился.
А где-то вдали, далеко-далеко отсюда, светится во Вселенной его Земля – добрая, тёплая, ясная, совершенно безопасная и надёжная, с которой случайно ушёл он с ребятами в этот полет…
Жора опять стал вглядываться в эту дымную планету.
Хорошо бы сесть на неё, поговорить с кем-нибудь из жителей, выяснить, в чем дело: почему они воюют… Но куда сесть?
И все-таки Жора не терял надежды, что найдёт хоть маленький клочок территории, где тихо, спокойно и ничего не горит, не дымится, не стреляет, не напоминает о страшных авариях.
Наконец Жора отыскал такой клочок – на противоположной стороне планеты. Там стояли густые зеленые леса, радовали глаз круглые и квадратные полянки и было совершенно безлюдно, тихо, спокойно. Жора повёл звездолёт на посадку, на одну из таких удобных полян. И когда до планеты оставалось с полкилометра, случилось что-то странное: маленький островок деревьев быстро отъехал в сторону и на его месте оказались какие-то чёрные, уставленные в небо трубы; из них вырвался огонь и облако дыма, штурвал в Жориных руках без всякого его вмешательства резко повернулся в сторону, и звездолёт так дёрнулся и рванул вверх, что Жора оглох от взрыва и вылетел из кресла.
Дверь рубки открылась и к штурвалу метнулся Колёсников.
Жора, не понимая, в чем дело, катался но полу рубки, а Колёсников уже сидел в кресле, и обе руки его твёрдо лежали на штурвале. Жора встал, потирая ушибленную голову.
– А ты молодцом, вовремя отклонился в сторону! – похвалил его Колёсников.
– Ничего я не отклонялся, штурвал сам сработал и даже меня сбросил с кресла, – признался Жора. – Как это он так?
– Кибернетика, электроника!
– Понятно… А что это за планета?
– Это Планета Постоянных Войн, а ты хотел сесть на неё, довериться ей. Есть у тебя ум и соображение?
Не прошло и минуты, как возле них бесшумно опустилась все та же удивительная летающая машина, они влезли в неё и быстро поплыли в воздухе.
Внизу стлалась густая зелень парков, и в воздухе, который был окрашен в мрачновато-печальный, прощально-сумеречный свет, зазвучала тихая, грустная музыка.
Уже у самого звездолёта мужчина с красными волосами задумчиво сказал им:
– Мы бы очень просили вас пожить здесь, нам так жаль расставаться с вами…
– Мы не можем! – Колёсников вскочил на трапик, вытащил из-за пазухи комбинезона ключ и вставил в скважину двери.
– Может, вам тогда нужны какие-нибудь лекарства, пища, одежда, топливо, запасные части?
– Спасибо, они у нас есть… Прошу на посадку! – приказал Колёсников (члены экипажа, громко топая, гуськом полезли по трапу в люк), задраил дверь и бросился в рубку управления.
– Какой ты все-таки неотёсанный! – вздохнула Леночка, когда они уже взлетели. – Что ты говорил им, как вёл себя! Это не укладывалось в их голове…
– Стоп! – остановил её Колёсников. – А сама? Забыла, как восхищалась их музыкальными платьями?
– Но ведь у нас таких нет… Она отвернулась от Колесникова и пошла в свой отсек.
– Эх ты, Колёсников! – сказал Толя. – Улетели с такой планеты!..
– Не огорчайся, найдём что-нибудь получше! – улыбнулся командир. – Как мы могли остаться, если они не доверяли нам?
– Ничего ты не понял! – Толя махнул рукой и ушёл к себе.
Он сидел в своём отсеке и думал.Выходит, отец прав: во Вселенной существуют планеты куда
более совершенные, чем Земля, жители их шагнули куда дальше землян. Или, может, они, ребята, улетевшие в звездолёте, далеко не самые лучшие земляне? Что ж, может быть… Эх, узнать бы, как на покинутой ими планете достигли таких чудес. Отчего, например, искрится их одежда?
Почему вдруг меняется окраска воздуха и вместе с ней музыка? Каким образом летают их странные вертолёты? Как появились на столе тарелки с едой?
Были у Толи и сотни других вопросов; ни на один из них не успел он получить ответа…
Один Жора не слишком огорчался: все-таки на этой планете ему удалось наконец прийти немножко в себя, расправить руки, разогнуть спину, погреться в лучах местного солнца и, уж конечно, уж конечно… Словом, теперь опять можно несколько дней терпеть эти полосатые тюбики с пищей…
Вдруг он услышал в динамике голос командира:
– Жора, тебе заступать на вахту.
Идти не хотелось. Но Жора заставил себя подняться с койки, сладко потянулся и пошёл в рубку управления.
– Способен вести корабль? – смерил его ироническим взглядом Колёсников.
– А почему же нет?
– Ну, тогда желаю… – Колёсников ушёл из рубки.
Примерно к концу смены Жора заметил вдали небольшую красноватую планету и повёл к ней звездолёт. Послал, как обычно, радиозапрос и довольно быстро получил ответ: «А вы кого поддерживаете – чёрных или жёлтых?» – «А кто это?» – спросил Жора и повторил фразу, что они летят с Земли и с самыми добрыми намерениями. Из динамика раздался странный смешок, и Жора так и не понял, разрешено ли ему сделать посадку.
Разбудить Колесникова? «Нет уж. Нечего его будить, – решил Жора. – А планета, кажется, не против посадки. – И повёл звездолёт на сближение с планетой. – Возьму и посажу его сам…» Корабль пробил сильную облачность и нырнул к планете. Жора посмотрел в иллюминатор и содрогнулся. Перед ним был горящий город. Он был огромный – конца-края не видно, скученный, тесный и весь затопленный огнём и чёрным дымом. Горели высокие дома, рушились стены – совсем как в кадрах старинной военной кинохроники, сохранившейся на Земле.
Город был полон взрывов… Его обстреливали? Бомбили с неба? Жоре стало не по себе. И все-таки любопытство было сильнее страха и не хотелось улетать от этой планеты. Он миновал город, выбрал ровную пустынную местность, снизился и увидел в оптическое устройство: какие-то громоздкие машины двигаются вперёд и палят из труб, извергая дым и огонь. За ними бегут какие-то люди с маленькими трубочками в руках и тоже палят… Да что они, в своём уме?
Жора повёл звездолёт дальше и увидел вдали что-то синее, что-то вроде моря с зелёными пятнами островов. Подлетев поближе, он заметил на воде какие-то плоские махины с башнями, утыканными длинными трубами, – из них тоже извергался дым и огонь и раздавался такой грохот, что даже Жоре было слышно.
Потом от одной такой плавучей махины быстро побежало что-то похожее на рыбку, побежало в белых бурунчиках к другой махине, ударилось в неё, и вверх взметнулся столб густого чёрного дыма, и эта другая вдруг переломилась надвое, с неё посыпались в воду какие-то похожие на муравьёв существа… Не люди ли? Обе разломанных половины стали тонуть, и далеко по морю пошли высокие пенные волны…
«Ну и планета!» – ужаснулся Жора и повёл звездолёт подальше от этой морской синевы. Он обогнул планету, увидел ярко-синие квадраты какой-то растительности и направил звездолёт пониже, ещё ниже… И заметил ряды бегущих людей. Они бежали и палили из узеньких трубочек, и синяя растительность впереди них и по сторонам горела, дымилась, и люди бежали с широко открытыми ртами, что-то выкрикивали и падали. Вокруг них что-то разрывалось, и на месте разрывов оставались чёрные, как оспины, ямы.
«Да что они, и правда посходили с ума? – возмутился Жора. – Куда ни глянь – везде воюют. Жить им надоело, что ли?» Он поднял звездолёт вверх и полетел дальше. И внезапно увидел внизу огромный разбившийся космический корабль с разорванным во многих местах корпусом, искорёженной обшивкой, разбросанными вокруг обломками и деталями двигателей… Взорвался отчего-то в воздухе? Врезался на полной скорости в поверхность планеты?
Жора поёжился.
А где-то вдали, далеко-далеко отсюда, светится во Вселенной его Земля – добрая, тёплая, ясная, совершенно безопасная и надёжная, с которой случайно ушёл он с ребятами в этот полет…
Жора опять стал вглядываться в эту дымную планету.
Хорошо бы сесть на неё, поговорить с кем-нибудь из жителей, выяснить, в чем дело: почему они воюют… Но куда сесть?
И все-таки Жора не терял надежды, что найдёт хоть маленький клочок территории, где тихо, спокойно и ничего не горит, не дымится, не стреляет, не напоминает о страшных авариях.
Наконец Жора отыскал такой клочок – на противоположной стороне планеты. Там стояли густые зеленые леса, радовали глаз круглые и квадратные полянки и было совершенно безлюдно, тихо, спокойно. Жора повёл звездолёт на посадку, на одну из таких удобных полян. И когда до планеты оставалось с полкилометра, случилось что-то странное: маленький островок деревьев быстро отъехал в сторону и на его месте оказались какие-то чёрные, уставленные в небо трубы; из них вырвался огонь и облако дыма, штурвал в Жориных руках без всякого его вмешательства резко повернулся в сторону, и звездолёт так дёрнулся и рванул вверх, что Жора оглох от взрыва и вылетел из кресла.
Дверь рубки открылась и к штурвалу метнулся Колёсников.
Жора, не понимая, в чем дело, катался но полу рубки, а Колёсников уже сидел в кресле, и обе руки его твёрдо лежали на штурвале. Жора встал, потирая ушибленную голову.
– А ты молодцом, вовремя отклонился в сторону! – похвалил его Колёсников.
– Ничего я не отклонялся, штурвал сам сработал и даже меня сбросил с кресла, – признался Жора. – Как это он так?
– Кибернетика, электроника!
– Понятно… А что это за планета?
– Это Планета Постоянных Войн, а ты хотел сесть на неё, довериться ей. Есть у тебя ум и соображение?
Глава двадцать вторая. Хотя бы краешком глаза
– А ты не кричи! – сказал Жора. – Кто ж думал, что есть такие ненормальные планеты?!
– Тихо, – попросил Колёсников и вместе с пилотским креслом повернулся к другим членам экипажа, сбежавшимся в рубку. – Лена, принеси, пожалуйста, мази, у него две шишки на голове вздуваются…
– Не нужно мне никакой мази! – заупрямился Жора.
– Ладно, оставайся с шишками, – проговорил Колёсников и слегка смягчившимся тоном добавил: – Война ведь там, мы могли погибнуть. Не обижайся…
– Я и не обижаюсь. – Жора шмыгнул носом, видно, раздумывая, что бы ещё такое сказать, однако ничего не придумал и посмотрел на Леночку: – Можешь смазать мне голову мазью.
Леночка вышла из рубки, и Колёсников проговорил:
– Боюсь, на звездолёте осталась вмятина от того залпа, после посадки посмотрим…
– Ты хочешь ещё куда-нибудь сесть? – встревожился Алька. – После всего того, что было?
– Никаких посадок! – выдохнул Жора. – На одной планете нас едва не съели дикари, возможно, людоеды, на второй мы ни за что обидели хороших людей, на третьей нас чуть не подстрелили, как воробьёв… Чего ж нам ещё ждать? За что терпим такие лишения? Ни на травке полежать, ни искупаться в море, ни позагорать на песочке…
Мальчишки молчали, но Жора уже чувствовал, что вовремя заронил в них искру сомнения, и продолжал:
– Нам нечего здесь больше делать, и я считаю, надо сейчас же возвращаться на Землю…
– Это легче всего, – сказал Толя. – Нельзя пасовать перед неудачами, мы ещё встретим столько прекрасных планет…
– Аля, а как ты считаешь? – спросил Жора.
– Я? Я… Ну как вам сказать… (У Толи тревожно забилось сердце: неужели Алька поддержит Жору?) Вообще-то путешествовать интересно. – Но…
– стал подсказывать и торопить его Жора, и это, видно, задело за живое Альку, и он сказал:
– Но с возвращением не надо спешить!
– Нет, надо! – Жору просто нельзя было узнать. – Какой толк, что мы блуждаем во Вселенной…
– Мы не блуждаем! – поправил его Колёсников. – Мы летим точно по выбранному курсу, по звёздным картам…
В это время в рубку заглянула Леночка, открыла коробочку, велела Жоре нагнуть голову и уверенно мазнула пальцем по двум, сильно обозначившимся шишкам.
– Ой, уже не болит! – удивился Жора. – Просто волшебная мазь!
– Уходите все отсюда, вы мне мешаете думать и прокладывать путь, – сказал Колёсников.
– Значит, ты против того, чтоб вернуться? – спросил Жора.
– Против! Мы ещё мало что видели… Мы все испытаем, проверим корабль в работе, выжмем из него неслыханные скорости…
– Ура, Колёсников! – закричал Толя. – Мы не из пугливых, не из тех, кто не доводит дело до конца! Мы ни за что не вернёмся назад, пока не откроем новых планет…
– Ты опять за своё? – поморщился Колёсников.
– Я больше не буду… – спохватился Толя. – Дело ведь не в словах, а в сути, а суть такова, что необходимо…
– Говори попроще, – попросила Леночка. – Я тоже не спешила бы на Землю…
– Как хотите, – сказал Жора, – только мне все это осточертело.
– У тебя нет серьёзной цели в полёте, – ответил Толя. – Если б она была, ты не говорил бы такое…
– Ребята, хватит, выйдите из рубки, – сказал Колёсников. – Первая вахта моя, потом – Толина, затем – Лены… Думаю, ты не поставишь звездолёт под удар в случае чего…
– Никогда! – заверила его Леночка. Все, кроме Колесникова, вышли из рубки, разбрелись по своим отсекам. Больше не было сказано ни слова про Землю, но искра сомнения, обронённая Жорой, все-таки разгоралась. Толя ни о чем, кроме как о Земле, не мог уже думать.
Он вспомнил отцовское лицо, голос мамы, смех Серёжи Дубова, лёгкий, скользящий шум лифта в их доме, пыхтение дворников-роботов на бульваре Открытий, аромат роз в их дворе, гул и веселье Сапфирного. Он вспоминал позеленевшие от времени зубчатые башни над морем, ласточек, огромные просторы Земли, где давно уже нет таких вот, как здесь, дикости и войн, когда тебя могут укокошить крошечным кусочком металла, сбить в полёте снарядом, прикончить каменным гонором…
Отсек теснил Толю, жал со всех сторон, давил. Ему вдруг стало очень душно – прямо нечем дышать! – он выскочил в коридор и заглянул в салон. Заглянул и замер. У стенки, в кресле, сидел Алька и, откинувшись, пристально смотрел на картину, на её подводный мерцающий зеленоватый сумрак с таинственными блёстками проплывающих рыбок… Конечно же, это была картина его прославленного отца, и космонавты «Звездолёта-100», надолго улетая, брали её в память о Земле…
Алька так вглядывался в картину, так был втянут в неё, что не заметил Толю. И Толя тихонько ушёл в свой отсек, чтоб не мешать Альке думать и вспоминать.
И ещё сильней захотелось Толе хотя бы краешком глаза увидеть Землю, любой, даже самый неинтересный её уголок.
Это было так легко: нажми кнопку, и на огромном телеэкране в салоне появится она. Но Толя помнил распоряжение Колесникова: не нажимать кнопку. И все-таки он не смог вытерпеть и нажал кнопку в своём отсеке. И сразу на небольшом блестящем экране появился Сапфирный с разноцветными автолетами на улицах и даже… Толя даже мельком увидел свой дом из голубовато-синих пластиковых плит и услышал негромкий голос сестры, читавшей на телестудии стихи о Сапфирном.
Толя подобрался весь. Притих. Сапфирный был так далеко от него и был почти рядом! Голос сестры негромко звучал в отсеке, заполнял его, и с ним не было так одиноко.
Однако её голос могли услышать и другие, например Колёсников. Вдруг он захочет размять ноги и пройти по коридору мимо его двери? А Толя, как и все другие, знал, что не только в салоне, но и в отсеках нельзя включать экран.
Он нажал кнопку, и экран погас.
Толя вышел в коридор. У двери отсека № 3 он замедлил шаги и прислушался. За Леночкиной дверью негромко звучал тот же голос. Сердце у Толи часто-часто забилось. Теперь он боялся одного: как бы Колёсников не услышал. Пусть хоть она спокойно послушает Землю, а уж он, Толя, постарается, чтоб Колёсников ничего не узнал…
И Толя вошёл в рубку.
Колёсников сидел в пилотском кресле и задумчиво смотрел через иллюминатор в холодную синеву Вселенной с густой россыпью звёзд, с косыми облаками космической пыли.
– Скоро будет следующая планета? – спросил Толя.
– Судя по картам, да. – Колёсников встал с кресла, потопал своими кривоватыми, не привыкшими много ходить ногами об пол. – Пойду похожу немножко по кораблю…
– Постой, мне надо с тобой поговорить… Колёсников опять сел в кресло:
– Ну чего тебе?
– По-моему, теперь нужно высаживаться с величайшей осторожностью и, даже получив разрешение на посадку, надо несколько раз облететь планету, разглядывая её…
– Все ясно… Ну, я пройдусь.
– Да куда ты рвёшься, подожди! – снова начал Толя. – Скажи, пожалуйста…
– Тихо, – попросил Колёсников и вместе с пилотским креслом повернулся к другим членам экипажа, сбежавшимся в рубку. – Лена, принеси, пожалуйста, мази, у него две шишки на голове вздуваются…
– Не нужно мне никакой мази! – заупрямился Жора.
– Ладно, оставайся с шишками, – проговорил Колёсников и слегка смягчившимся тоном добавил: – Война ведь там, мы могли погибнуть. Не обижайся…
– Я и не обижаюсь. – Жора шмыгнул носом, видно, раздумывая, что бы ещё такое сказать, однако ничего не придумал и посмотрел на Леночку: – Можешь смазать мне голову мазью.
Леночка вышла из рубки, и Колёсников проговорил:
– Боюсь, на звездолёте осталась вмятина от того залпа, после посадки посмотрим…
– Ты хочешь ещё куда-нибудь сесть? – встревожился Алька. – После всего того, что было?
– Никаких посадок! – выдохнул Жора. – На одной планете нас едва не съели дикари, возможно, людоеды, на второй мы ни за что обидели хороших людей, на третьей нас чуть не подстрелили, как воробьёв… Чего ж нам ещё ждать? За что терпим такие лишения? Ни на травке полежать, ни искупаться в море, ни позагорать на песочке…
Мальчишки молчали, но Жора уже чувствовал, что вовремя заронил в них искру сомнения, и продолжал:
– Нам нечего здесь больше делать, и я считаю, надо сейчас же возвращаться на Землю…
– Это легче всего, – сказал Толя. – Нельзя пасовать перед неудачами, мы ещё встретим столько прекрасных планет…
– Аля, а как ты считаешь? – спросил Жора.
– Я? Я… Ну как вам сказать… (У Толи тревожно забилось сердце: неужели Алька поддержит Жору?) Вообще-то путешествовать интересно. – Но…
– стал подсказывать и торопить его Жора, и это, видно, задело за живое Альку, и он сказал:
– Но с возвращением не надо спешить!
– Нет, надо! – Жору просто нельзя было узнать. – Какой толк, что мы блуждаем во Вселенной…
– Мы не блуждаем! – поправил его Колёсников. – Мы летим точно по выбранному курсу, по звёздным картам…
В это время в рубку заглянула Леночка, открыла коробочку, велела Жоре нагнуть голову и уверенно мазнула пальцем по двум, сильно обозначившимся шишкам.
– Ой, уже не болит! – удивился Жора. – Просто волшебная мазь!
– Уходите все отсюда, вы мне мешаете думать и прокладывать путь, – сказал Колёсников.
– Значит, ты против того, чтоб вернуться? – спросил Жора.
– Против! Мы ещё мало что видели… Мы все испытаем, проверим корабль в работе, выжмем из него неслыханные скорости…
– Ура, Колёсников! – закричал Толя. – Мы не из пугливых, не из тех, кто не доводит дело до конца! Мы ни за что не вернёмся назад, пока не откроем новых планет…
– Ты опять за своё? – поморщился Колёсников.
– Я больше не буду… – спохватился Толя. – Дело ведь не в словах, а в сути, а суть такова, что необходимо…
– Говори попроще, – попросила Леночка. – Я тоже не спешила бы на Землю…
– Как хотите, – сказал Жора, – только мне все это осточертело.
– У тебя нет серьёзной цели в полёте, – ответил Толя. – Если б она была, ты не говорил бы такое…
– Ребята, хватит, выйдите из рубки, – сказал Колёсников. – Первая вахта моя, потом – Толина, затем – Лены… Думаю, ты не поставишь звездолёт под удар в случае чего…
– Никогда! – заверила его Леночка. Все, кроме Колесникова, вышли из рубки, разбрелись по своим отсекам. Больше не было сказано ни слова про Землю, но искра сомнения, обронённая Жорой, все-таки разгоралась. Толя ни о чем, кроме как о Земле, не мог уже думать.
Он вспомнил отцовское лицо, голос мамы, смех Серёжи Дубова, лёгкий, скользящий шум лифта в их доме, пыхтение дворников-роботов на бульваре Открытий, аромат роз в их дворе, гул и веселье Сапфирного. Он вспоминал позеленевшие от времени зубчатые башни над морем, ласточек, огромные просторы Земли, где давно уже нет таких вот, как здесь, дикости и войн, когда тебя могут укокошить крошечным кусочком металла, сбить в полёте снарядом, прикончить каменным гонором…
Отсек теснил Толю, жал со всех сторон, давил. Ему вдруг стало очень душно – прямо нечем дышать! – он выскочил в коридор и заглянул в салон. Заглянул и замер. У стенки, в кресле, сидел Алька и, откинувшись, пристально смотрел на картину, на её подводный мерцающий зеленоватый сумрак с таинственными блёстками проплывающих рыбок… Конечно же, это была картина его прославленного отца, и космонавты «Звездолёта-100», надолго улетая, брали её в память о Земле…
Алька так вглядывался в картину, так был втянут в неё, что не заметил Толю. И Толя тихонько ушёл в свой отсек, чтоб не мешать Альке думать и вспоминать.
И ещё сильней захотелось Толе хотя бы краешком глаза увидеть Землю, любой, даже самый неинтересный её уголок.
Это было так легко: нажми кнопку, и на огромном телеэкране в салоне появится она. Но Толя помнил распоряжение Колесникова: не нажимать кнопку. И все-таки он не смог вытерпеть и нажал кнопку в своём отсеке. И сразу на небольшом блестящем экране появился Сапфирный с разноцветными автолетами на улицах и даже… Толя даже мельком увидел свой дом из голубовато-синих пластиковых плит и услышал негромкий голос сестры, читавшей на телестудии стихи о Сапфирном.
Толя подобрался весь. Притих. Сапфирный был так далеко от него и был почти рядом! Голос сестры негромко звучал в отсеке, заполнял его, и с ним не было так одиноко.
Однако её голос могли услышать и другие, например Колёсников. Вдруг он захочет размять ноги и пройти по коридору мимо его двери? А Толя, как и все другие, знал, что не только в салоне, но и в отсеках нельзя включать экран.
Он нажал кнопку, и экран погас.
Толя вышел в коридор. У двери отсека № 3 он замедлил шаги и прислушался. За Леночкиной дверью негромко звучал тот же голос. Сердце у Толи часто-часто забилось. Теперь он боялся одного: как бы Колёсников не услышал. Пусть хоть она спокойно послушает Землю, а уж он, Толя, постарается, чтоб Колёсников ничего не узнал…
И Толя вошёл в рубку.
Колёсников сидел в пилотском кресле и задумчиво смотрел через иллюминатор в холодную синеву Вселенной с густой россыпью звёзд, с косыми облаками космической пыли.
– Скоро будет следующая планета? – спросил Толя.
– Судя по картам, да. – Колёсников встал с кресла, потопал своими кривоватыми, не привыкшими много ходить ногами об пол. – Пойду похожу немножко по кораблю…
– Постой, мне надо с тобой поговорить… Колёсников опять сел в кресло:
– Ну чего тебе?
– По-моему, теперь нужно высаживаться с величайшей осторожностью и, даже получив разрешение на посадку, надо несколько раз облететь планету, разглядывая её…
– Все ясно… Ну, я пройдусь.
– Да куда ты рвёшься, подожди! – снова начал Толя. – Скажи, пожалуйста…
Глава двадцать третья. Синие розы
Алька проснулся от тишины и неподвижности. Он спрыгнул с койки и почти оглох от этой тишины. Даже в ушах зазвенело. И под ногами не вздрагивал привычно пол, и в стенки отсека уже не была влита мелкая дрожь от работы двигателей.
Выходит, что они не летят, а опять куда-то сели.
Алька вышел в коридор. В нем было очень тихо. От двери с номером 5 слышалось сильное, с присвистом, всхрапывание. Ну ясно, это Жора восстанавливает силы, отдыхает от своих неудач и споров с командиром.
Алька подошёл к рубке управления: дверь открыта, внутри – пусто. Он посмотрел в иллюминатор, и в глаза ему нестерпимо ударило ярко-зелёным. И чем-то красным. И жёлтым. И синим. Алька зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Леночку. И снова зажмурился: она была не в своём служебном комбинезоне, а в ослепительно белом платье с короткими рукавами. Она стояла среди цветов с большим букетом в руках и кому-то улыбалась…
Кому?
Вокруг неё – ни души. А где же Колёсников? Где Толя? Может, Леночка, заступив на вахту, без ведома экипажа сама посадила звездолёт? В это трудно было поверить!
Но, кажется, это было так.
Колёсников и его экипаж, ни о чем не подозревая, беспробудно спали, а она расхаживала себе с букетом в руках по неведомой планете…
Внезапно Алька ощутил тонкий аромат этих цветов. Он дошёл до него сквозь прочные, ничем не пробиваемые стенки космического корабля и заполнил собой всю эту строгую и деловую, пахнущую металлом и пластмассой рубку с точными приборами, стрелками и клавишами.
Алька вышел из рубки, на цыпочках подошёл к люку и стал бесшумно спускаться по трапу. Дверь, конечно же, как и в рубку, была настежь открыта, а по инструкции дверь люка по прибытии на другую планету требовалось тщательно закрывать.
Алька высунулся из двери, и его сразу оглушил одуряюще свежий, терпкий аромат и ещё резче полоснула но глазам пестрота цветов, росших вокруг звездолёта. Они были в росе. Роса искрилась на листьях и лепестках, дрожала, пускала живые острые блики в глаза Альке и на гладкую обшивку корабля. Цветы были раза в два, в три крупней тех, что росли на Земле, а чуть поодаль виднелась целая роща цветов – высоченных, с Альку ростом, а то и выше. Возле них деловито и громко, как вертолёты, порхали бабочки и жужжали пчелы.
Заметив Альку, Леночка заулыбалась и помахала ему букетом:
– Иди сюда!
Алька спрыгнул с трапика в это многоцветное море и по пояс в росистой траве двинулся к ней и так вымок, что брюки прилипли к ногам.
– И я вымокла, не бойся! – сказала Леночка. К одной щеке её пристал голубой лепесток.
– А где Колёсников? – спросил Алька.
– Не знаю, наверно, у себя…
– А где Толя?
– Спит, видно… А почему тебя все это волнует?
Ну конечно же, произошло все так, как подозревал Алька!
– Значит, ты опустилась сюда без разрешения?
– Да забудь ты про свои разрешения и приказы! Здесь так замечательно! Здесь даже растут – посмотри на мой букет! – здесь даже растут синие розы…
А как они пахнут! Я ни разу не вдыхала такого запаха… – Её лицо горело радостью и отвагой.
– Здесь здорово! – сказал Алька, и сказал не потому, чтоб сделать приятное Леночке, а потому что здесь и вправду было здорово. Как во сне. Как в полной волшебств и превращений сказке. – Что это за планета?
– Откуда мне знать? Пролетала мимо, заметила крошечную планетку: вся многоцветная, пёстрая, с зеркалами озёр, которые пускают огромные зайчики, один даже попал в звездолёт и ослепил меня… Я снизилась, увидела столько цветов, ахнула и решила сделать посадку…
Алька не спускал с неё глаз.
– И ты сама включила тормозные двигатели?
– А то кто же! Колёсников? Я ведь назубок знаю назначение каждой кнопки и клавиши, и даже сложный механизм… Ну и посадила на планету корабль…
– Вот и подпускай девчонок к штурвалу! – покачал головой Алька. – Ох и достанется тебе от Колесникова! Ты хоть обратила внимание на то, что сказало электронное устройство возле двери?
– Я зорко следила за всеми приборами и автоматами… Выход был разрешён и даже желателен…
– А где же ты взяла ключ? Ведь Колёсников держит его у себя и никому не отдаёт.
– Совершенно верно. Но ты заметил, что этот ключик висит на длинной цепочке, похож на серебряную рыбку и очень красив. Ну так вот, накануне вахты я попросила у Колесникова поносить эту рыбку на шее вместо кулона…
– И он дал?
– Ещё как! Даже обрадовался, сказал, что эта рыбка красивее моего янтаря с ископаемой мушкой внутри… Я бы так хотела пожить здесь! И как можно дольше!
«Ну и хитра! – весело подумал Алька. – А что дверь звездолёта забыла закрыть, это можно простить ей».
– А ты б не хотел пожить здесь?
Алька пожал плечами.
– А ещё художник! – сказала Леночка. – Сколько здесь можно написать замечательных картин… Глаз от них не оторвёшь!
– Может быть… – замялся Алька. – Я буду писать… Я напишу… Но остаться здесь надолго? Ведь для жизни нужно и многое другое… Что здесь ещё есть?
– Здесь есть цветы. Видишь, сколько цветов? Что тебе ещё надо?
Алька увидел большие ясные глаза, радостно глядящие на него, и пробормотал:
– Ничего больше не надо…
– Браво, Алик! – Леночка захлопала в ладоши. – Если Колёсников устроит голосование, давайте проголосуем «за»? Идёт?
Алька хотел сказать, что все это надо обдумать. Планета, конечно, очень яркая, живописная, но имеется ли здесь какая-нибудь пища не только для бабочек и пчёл, но и для человека? Растут ли здесь деревья, чтоб построить из них жильё?
Есть ли вода, годная для питья? Пожить здесь недельку-другую неплохо, но чтоб поселяться надолго… Однако ничего этого Алька не сказал.
– Идёт, – проговорил он, увидев её счастливое лицо.
И тогда Леночка поспешно взяла его за руку:
– Давай пройдёмся, я тебе кое-что покажу… Смотри, сколько здесь бабочек! И какие они! Вот бы сюда Толиного отца! Написал бы новый труд о бабочках этой планеты… Леночка шла чуть впереди, Алька на полшага отставал.
– Смотри, какое озеро! Какие на нем огромные кувшинки, и какого цвета – голубые и алые! На Земле таких нет. А какие у них листья… Не листья – плотики! Тебе они нравятся?
– Нравятся. – Алька покорно шёл за Леночкой.
Ему все-таки было немножко не по себе, потому что он не знал, как поведёт себя Колёсников, когда проснётся. Алька предчувствовал – нет, он был почти уверен в этом! – что их командир выйдет из себя из-за такого самоуправства. В этом неприятно было признаться даже себе, но Алька слегка побаивался Колесникова…
– Давай покатаемся на листе кувшинки! – внезапно предложила Леночка.
– Ты что, серьёзно? Он же не выдержит нас.
– Прекрасно выдержит, я уже каталась.
Алька вытаращил на неё глаза.
– Когда же ты опустилась на планету?
– Часа четыре назад… Уже два раза купалась. И снова хочу. Здесь такая чистая, прозрачная и вкусная вода!
– И ни один крокодил не съел тебя?
– Представь себе – нет. Здесь подстерегает другая опасность: огромная бабочка может выпустить хоботок, обвить тебя и унести в небо…
Алька засмеялся, подпрыгнул, потом перекувырнулся через голову и ещё громче засмеялся. Потом сказал:
– Ну давай купаться… Как давно мы не купались!
Алька стал снимать рубаху.
– Ну что ж ты не…
– Я? – вдруг как-то оробело сказала Леночка. – Я… Да ведь Колёсников выбросил на космодроме в Сапфирном мой купальник…
– Нечего страшного, – проговорил Алька, – иди купайся первая, а я пойду вон за те цветы и подожду. И не торопись. Я хоть и нетерпеливый, а могу долго ждать. И если какая-нибудь бабочка захочет тебя унести в небо, кричи погромче, не дам тебя в обиду…
Леночка убежала к озеру, и скоро до Алькиного слуха донёсся звучный плеск воды.
Вдруг Алька увидел Толю: он бегал по пояс в траве возле темно-синего звездолёта, острым носом нацеленного в небо, и ловил бабочек. Трава блестела в лучах света и колыхалась, расступаясь перед ним. Сачка у Толи не было, он ловил бабочек руками и, поймав, относил в звездолёт, и рыжий, веснушчатым нос его при этом горделиво смотрел вверх.
Алька тут же решил помочь ему. Но… Но что если Леночку и впрямь унесёт в небо гигантская бабочка?
Да нет уж. Наверно, пошутила. Наверно, даже на неведомых планетах нет таких сильных, хищных бабочек.
Алька стал подкрадываться к чёрной с голубоватыми волнистыми разводами бабочке. Сложив крылья, она присела на махровый белый цветок, развернула и опустила внутрь него тонкий хоботок. Алька схватил бабочку и, не чуя под собой ног, длинными прыжками бросился к Толе.И вытянул к
нему руку:
– Смотри, какую поймал… Нужна? Толя унёс в отсек сразу две бабочки свою и его, – вернулся и сказал:
– Чудо, а не планета!
– А что скажет Колёсников? – спросил Алька. – Леночка тоже в полном восторге от планеты. Это она посадила на неё звездолёт… Знаешь, что она хочет? Она хочет надолго здесь остаться! И меня уже уговаривала… А как ты относишься к этому?
Толя нервно потёр лоб и вздохнул:
– Прекрасная идея… Здесь так хорошо… Здесь столько цветов и бабочек! От благоухания у меня даже с непривычки голова болит…
– Значит, остаёмся здесь? – неуверенно спросил Алька. – Ведь если мы втроём примем решение остаться здесь и проголосуем «за», Колёсников вынужден будет подчиниться; пусть даже он перетянет на свою сторону Жору, нас все равно большинство!
– Это верно, – уже серьёзно сказал Толя. – Здесь хорошо пожить день, два, десять… Боюсь, что потом здесь покажется однообразно. Ведь мы полетели в глубины Вселенной ради того, чтоб постичь…
– Знаю ради чего, не говори! – прервал его Алька. – Идём лучше к озеру, может, Леночка уже кончила купаться… – И Алька громко крикнул.
Она откликнулась, позвала их. Ребята стащили с себя комбинезоны и осторожно, как зимой на непрочную льдинку, ступили на маленький круглый зелёный плотик – лист кувшинки; Толя не без труда перепилил складным ножом толстый, уходящий ко дну стебель листа, и они отплыли от берега. Толя с Алькой – худенькие, загорелые, в одних трусиках – лежали на гладком блестящем листе и гребли руками, а Леночка стояла посерёдке и громко смеялась.
Внезапно на берегу появилась маленькая фигурка Колесникова. Даже издали было видно, что лицо у него сонное, недовольное. Он подошёл к воде, протёр глаза и зевнул.
– Кто посадил сюда звездолёт?
– Я. А что, тебе здесь не нравится? – спросила Леночка. – Раздевайся и плыви к нам!
– А что я тебе говорил? – сказал Колёсников. – Или все вылетело из головы? Никто не имеет права по своей воле садиться на незнакомые планеты!
– А ты? – нашлась Леночка.
– Что – что я? – недовольно шевельнул бровями Колёсников.
– Ты имеешь право садиться, ни с кем не посоветовавшись?
– Ну как тебе сказать, я… – замешкался Колёсников, и Леночка не стала ожидать, пока он выпутается из трудного положения.
– Так вот я и взяла пример с тебя! – засмеялась она. – Разве плохая планета?
– А чем она хороша? – хмуро спросил Колёсников: видно был очень недоволен собой. – Немедленно плывите к берегу! Мы сейчас же улетаем отсюда!
– Мы никуда не полетим! – спокойно сказал Толя, уже не глядя на него, а продолжая лежать на гладком упругом листе и загребая прохладную воду руками.
Так они плавали, наверно, целый час, любуясь голубизной неба, блеском двух светил – ярких маленьких местных солнц, давших этой планете тепло и жизнь, отражением в воде громадных раскрывшихся кувшинок…
Колёсников что-то кричал с берега, приказывал, размахивал руками, но ребята далеко отплыли от него и ничего не могли расслышать. Да и не хотели.
Потом Толя принялся грести руками к берегу, сказав со вздохом:
– Как бы он голосовые связки не повредил…
Скоро ребята стали разбирать его слова, фразы, а потом их громадный лист уткнулся в берег.
– Нечего здесь терять время! – разорялся Колёсников. – Мы не для этого полетели в мировое пространство! Правда, Толя?
Он искал у него поддержки, и Толя ответил:
– Правда… Но цивилизация цветов – разве это плохо?.. Мы решили отдохнуть и пожить здесь… Раздевайся, Колёсников, искупайся с нами и позагорай!
– Я ненавижу купания и загорания во время полётов! – закричал Колёсников. – Здесь вам не Земля! Мы – люди дела… К кораблю! – Он махнул им рукой и двинулся к звездолёту своим медленным неуклюжим шагом, уверенный, что и они следуют за ним.
Но когда шагов через двадцать Колёсников обернулся, он увидел, что они и не думают следовать за ним. Они плавали и ныряли возле своего зеленого плотика, брызгались, и Леночка с радостным испугом визжала.
И тогда Колёсников просто вышел из себя:
– Я вам приказываю! Чтоб через пять минут все были в своих отсеках!
Выходит, что они не летят, а опять куда-то сели.
Алька вышел в коридор. В нем было очень тихо. От двери с номером 5 слышалось сильное, с присвистом, всхрапывание. Ну ясно, это Жора восстанавливает силы, отдыхает от своих неудач и споров с командиром.
Алька подошёл к рубке управления: дверь открыта, внутри – пусто. Он посмотрел в иллюминатор, и в глаза ему нестерпимо ударило ярко-зелёным. И чем-то красным. И жёлтым. И синим. Алька зажмурился. А когда открыл глаза, увидел Леночку. И снова зажмурился: она была не в своём служебном комбинезоне, а в ослепительно белом платье с короткими рукавами. Она стояла среди цветов с большим букетом в руках и кому-то улыбалась…
Кому?
Вокруг неё – ни души. А где же Колёсников? Где Толя? Может, Леночка, заступив на вахту, без ведома экипажа сама посадила звездолёт? В это трудно было поверить!
Но, кажется, это было так.
Колёсников и его экипаж, ни о чем не подозревая, беспробудно спали, а она расхаживала себе с букетом в руках по неведомой планете…
Внезапно Алька ощутил тонкий аромат этих цветов. Он дошёл до него сквозь прочные, ничем не пробиваемые стенки космического корабля и заполнил собой всю эту строгую и деловую, пахнущую металлом и пластмассой рубку с точными приборами, стрелками и клавишами.
Алька вышел из рубки, на цыпочках подошёл к люку и стал бесшумно спускаться по трапу. Дверь, конечно же, как и в рубку, была настежь открыта, а по инструкции дверь люка по прибытии на другую планету требовалось тщательно закрывать.
Алька высунулся из двери, и его сразу оглушил одуряюще свежий, терпкий аромат и ещё резче полоснула но глазам пестрота цветов, росших вокруг звездолёта. Они были в росе. Роса искрилась на листьях и лепестках, дрожала, пускала живые острые блики в глаза Альке и на гладкую обшивку корабля. Цветы были раза в два, в три крупней тех, что росли на Земле, а чуть поодаль виднелась целая роща цветов – высоченных, с Альку ростом, а то и выше. Возле них деловито и громко, как вертолёты, порхали бабочки и жужжали пчелы.
Заметив Альку, Леночка заулыбалась и помахала ему букетом:
– Иди сюда!
Алька спрыгнул с трапика в это многоцветное море и по пояс в росистой траве двинулся к ней и так вымок, что брюки прилипли к ногам.
– И я вымокла, не бойся! – сказала Леночка. К одной щеке её пристал голубой лепесток.
– А где Колёсников? – спросил Алька.
– Не знаю, наверно, у себя…
– А где Толя?
– Спит, видно… А почему тебя все это волнует?
Ну конечно же, произошло все так, как подозревал Алька!
– Значит, ты опустилась сюда без разрешения?
– Да забудь ты про свои разрешения и приказы! Здесь так замечательно! Здесь даже растут – посмотри на мой букет! – здесь даже растут синие розы…
А как они пахнут! Я ни разу не вдыхала такого запаха… – Её лицо горело радостью и отвагой.
– Здесь здорово! – сказал Алька, и сказал не потому, чтоб сделать приятное Леночке, а потому что здесь и вправду было здорово. Как во сне. Как в полной волшебств и превращений сказке. – Что это за планета?
– Откуда мне знать? Пролетала мимо, заметила крошечную планетку: вся многоцветная, пёстрая, с зеркалами озёр, которые пускают огромные зайчики, один даже попал в звездолёт и ослепил меня… Я снизилась, увидела столько цветов, ахнула и решила сделать посадку…
Алька не спускал с неё глаз.
– И ты сама включила тормозные двигатели?
– А то кто же! Колёсников? Я ведь назубок знаю назначение каждой кнопки и клавиши, и даже сложный механизм… Ну и посадила на планету корабль…
– Вот и подпускай девчонок к штурвалу! – покачал головой Алька. – Ох и достанется тебе от Колесникова! Ты хоть обратила внимание на то, что сказало электронное устройство возле двери?
– Я зорко следила за всеми приборами и автоматами… Выход был разрешён и даже желателен…
– А где же ты взяла ключ? Ведь Колёсников держит его у себя и никому не отдаёт.
– Совершенно верно. Но ты заметил, что этот ключик висит на длинной цепочке, похож на серебряную рыбку и очень красив. Ну так вот, накануне вахты я попросила у Колесникова поносить эту рыбку на шее вместо кулона…
– И он дал?
– Ещё как! Даже обрадовался, сказал, что эта рыбка красивее моего янтаря с ископаемой мушкой внутри… Я бы так хотела пожить здесь! И как можно дольше!
«Ну и хитра! – весело подумал Алька. – А что дверь звездолёта забыла закрыть, это можно простить ей».
– А ты б не хотел пожить здесь?
Алька пожал плечами.
– А ещё художник! – сказала Леночка. – Сколько здесь можно написать замечательных картин… Глаз от них не оторвёшь!
– Может быть… – замялся Алька. – Я буду писать… Я напишу… Но остаться здесь надолго? Ведь для жизни нужно и многое другое… Что здесь ещё есть?
– Здесь есть цветы. Видишь, сколько цветов? Что тебе ещё надо?
Алька увидел большие ясные глаза, радостно глядящие на него, и пробормотал:
– Ничего больше не надо…
– Браво, Алик! – Леночка захлопала в ладоши. – Если Колёсников устроит голосование, давайте проголосуем «за»? Идёт?
Алька хотел сказать, что все это надо обдумать. Планета, конечно, очень яркая, живописная, но имеется ли здесь какая-нибудь пища не только для бабочек и пчёл, но и для человека? Растут ли здесь деревья, чтоб построить из них жильё?
Есть ли вода, годная для питья? Пожить здесь недельку-другую неплохо, но чтоб поселяться надолго… Однако ничего этого Алька не сказал.
– Идёт, – проговорил он, увидев её счастливое лицо.
И тогда Леночка поспешно взяла его за руку:
– Давай пройдёмся, я тебе кое-что покажу… Смотри, сколько здесь бабочек! И какие они! Вот бы сюда Толиного отца! Написал бы новый труд о бабочках этой планеты… Леночка шла чуть впереди, Алька на полшага отставал.
– Смотри, какое озеро! Какие на нем огромные кувшинки, и какого цвета – голубые и алые! На Земле таких нет. А какие у них листья… Не листья – плотики! Тебе они нравятся?
– Нравятся. – Алька покорно шёл за Леночкой.
Ему все-таки было немножко не по себе, потому что он не знал, как поведёт себя Колёсников, когда проснётся. Алька предчувствовал – нет, он был почти уверен в этом! – что их командир выйдет из себя из-за такого самоуправства. В этом неприятно было признаться даже себе, но Алька слегка побаивался Колесникова…
– Давай покатаемся на листе кувшинки! – внезапно предложила Леночка.
– Ты что, серьёзно? Он же не выдержит нас.
– Прекрасно выдержит, я уже каталась.
Алька вытаращил на неё глаза.
– Когда же ты опустилась на планету?
– Часа четыре назад… Уже два раза купалась. И снова хочу. Здесь такая чистая, прозрачная и вкусная вода!
– И ни один крокодил не съел тебя?
– Представь себе – нет. Здесь подстерегает другая опасность: огромная бабочка может выпустить хоботок, обвить тебя и унести в небо…
Алька засмеялся, подпрыгнул, потом перекувырнулся через голову и ещё громче засмеялся. Потом сказал:
– Ну давай купаться… Как давно мы не купались!
Алька стал снимать рубаху.
– Ну что ж ты не…
– Я? – вдруг как-то оробело сказала Леночка. – Я… Да ведь Колёсников выбросил на космодроме в Сапфирном мой купальник…
– Нечего страшного, – проговорил Алька, – иди купайся первая, а я пойду вон за те цветы и подожду. И не торопись. Я хоть и нетерпеливый, а могу долго ждать. И если какая-нибудь бабочка захочет тебя унести в небо, кричи погромче, не дам тебя в обиду…
Леночка убежала к озеру, и скоро до Алькиного слуха донёсся звучный плеск воды.
Вдруг Алька увидел Толю: он бегал по пояс в траве возле темно-синего звездолёта, острым носом нацеленного в небо, и ловил бабочек. Трава блестела в лучах света и колыхалась, расступаясь перед ним. Сачка у Толи не было, он ловил бабочек руками и, поймав, относил в звездолёт, и рыжий, веснушчатым нос его при этом горделиво смотрел вверх.
Алька тут же решил помочь ему. Но… Но что если Леночку и впрямь унесёт в небо гигантская бабочка?
Да нет уж. Наверно, пошутила. Наверно, даже на неведомых планетах нет таких сильных, хищных бабочек.
Алька стал подкрадываться к чёрной с голубоватыми волнистыми разводами бабочке. Сложив крылья, она присела на махровый белый цветок, развернула и опустила внутрь него тонкий хоботок. Алька схватил бабочку и, не чуя под собой ног, длинными прыжками бросился к Толе.И вытянул к
нему руку:
– Смотри, какую поймал… Нужна? Толя унёс в отсек сразу две бабочки свою и его, – вернулся и сказал:
– Чудо, а не планета!
– А что скажет Колёсников? – спросил Алька. – Леночка тоже в полном восторге от планеты. Это она посадила на неё звездолёт… Знаешь, что она хочет? Она хочет надолго здесь остаться! И меня уже уговаривала… А как ты относишься к этому?
Толя нервно потёр лоб и вздохнул:
– Прекрасная идея… Здесь так хорошо… Здесь столько цветов и бабочек! От благоухания у меня даже с непривычки голова болит…
– Значит, остаёмся здесь? – неуверенно спросил Алька. – Ведь если мы втроём примем решение остаться здесь и проголосуем «за», Колёсников вынужден будет подчиниться; пусть даже он перетянет на свою сторону Жору, нас все равно большинство!
– Это верно, – уже серьёзно сказал Толя. – Здесь хорошо пожить день, два, десять… Боюсь, что потом здесь покажется однообразно. Ведь мы полетели в глубины Вселенной ради того, чтоб постичь…
– Знаю ради чего, не говори! – прервал его Алька. – Идём лучше к озеру, может, Леночка уже кончила купаться… – И Алька громко крикнул.
Она откликнулась, позвала их. Ребята стащили с себя комбинезоны и осторожно, как зимой на непрочную льдинку, ступили на маленький круглый зелёный плотик – лист кувшинки; Толя не без труда перепилил складным ножом толстый, уходящий ко дну стебель листа, и они отплыли от берега. Толя с Алькой – худенькие, загорелые, в одних трусиках – лежали на гладком блестящем листе и гребли руками, а Леночка стояла посерёдке и громко смеялась.
Внезапно на берегу появилась маленькая фигурка Колесникова. Даже издали было видно, что лицо у него сонное, недовольное. Он подошёл к воде, протёр глаза и зевнул.
– Кто посадил сюда звездолёт?
– Я. А что, тебе здесь не нравится? – спросила Леночка. – Раздевайся и плыви к нам!
– А что я тебе говорил? – сказал Колёсников. – Или все вылетело из головы? Никто не имеет права по своей воле садиться на незнакомые планеты!
– А ты? – нашлась Леночка.
– Что – что я? – недовольно шевельнул бровями Колёсников.
– Ты имеешь право садиться, ни с кем не посоветовавшись?
– Ну как тебе сказать, я… – замешкался Колёсников, и Леночка не стала ожидать, пока он выпутается из трудного положения.
– Так вот я и взяла пример с тебя! – засмеялась она. – Разве плохая планета?
– А чем она хороша? – хмуро спросил Колёсников: видно был очень недоволен собой. – Немедленно плывите к берегу! Мы сейчас же улетаем отсюда!
– Мы никуда не полетим! – спокойно сказал Толя, уже не глядя на него, а продолжая лежать на гладком упругом листе и загребая прохладную воду руками.
Так они плавали, наверно, целый час, любуясь голубизной неба, блеском двух светил – ярких маленьких местных солнц, давших этой планете тепло и жизнь, отражением в воде громадных раскрывшихся кувшинок…
Колёсников что-то кричал с берега, приказывал, размахивал руками, но ребята далеко отплыли от него и ничего не могли расслышать. Да и не хотели.
Потом Толя принялся грести руками к берегу, сказав со вздохом:
– Как бы он голосовые связки не повредил…
Скоро ребята стали разбирать его слова, фразы, а потом их громадный лист уткнулся в берег.
– Нечего здесь терять время! – разорялся Колёсников. – Мы не для этого полетели в мировое пространство! Правда, Толя?
Он искал у него поддержки, и Толя ответил:
– Правда… Но цивилизация цветов – разве это плохо?.. Мы решили отдохнуть и пожить здесь… Раздевайся, Колёсников, искупайся с нами и позагорай!
– Я ненавижу купания и загорания во время полётов! – закричал Колёсников. – Здесь вам не Земля! Мы – люди дела… К кораблю! – Он махнул им рукой и двинулся к звездолёту своим медленным неуклюжим шагом, уверенный, что и они следуют за ним.
Но когда шагов через двадцать Колёсников обернулся, он увидел, что они и не думают следовать за ним. Они плавали и ныряли возле своего зеленого плотика, брызгались, и Леночка с радостным испугом визжала.
И тогда Колёсников просто вышел из себя:
– Я вам приказываю! Чтоб через пять минут все были в своих отсеках!
Глава двадцать четвертая. Непослушание
Внезапно Толя понял, почувствовал: вот когда он должен сказать Колесникову все, что он думает о нем. И Толя сказал:
– А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи! Колёсников недоуменно посмотрел на него.
– Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, – продолжал Толя. – Хочешь или нет?
Колёсников перевёл глаза на другие лица и все понял.
– Не хочу, – сказал он уже совсем другим тоном. – Но вы это всерьёз?
Здесь оставаться? – Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.
– Придётся тебе, Колёсников, подчиниться, – храбро сказал Алька. – Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя – ловить бабочек, Лена – собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колёсников…
И тогда Колёсников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:
– Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… – И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.
– Привыкнешь, – сказал Толя. – Алька прав.
Колёсников потупился.
– Хорошо, и я поживу здесь… – едва слышно произнёс он. – Попробую… Ведь это ненадолго?
– Там увидим. – Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.
Колёсников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.
Прошло три дня, и Колёсников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…
Пока ребята веселились, Колёсников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…
– Похудел он, – сказал однажды Толя, – и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… – Толя осёкся.
– Что «не»? – спросил Алька.
– Как бы он не заболел, – ответил Толя. – Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…
– Что ты предлагаешь? – спросила Леночка.
– Надо лететь, ребята, – сказал Алька. – Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…
– И я так думаю иногда, – сказал Толя. – Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…
– Затихни, – попросил Жора. – Сколько можно?
– А я останусь здесь! – вдруг сказала Леночка. – Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…
– Ты что, серьёзно? – Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. – Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?
Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку – ключ от звездолёта, и крикнула:
– Не дам вам его, и не улетите! – и побежала вдоль озера. – И не будет мне скучно!
– Это правда? – спросил Алька.
– Что ей не будет с нами скучно? – блеснул глазами Жора. – Истинная правда…
– Да нет, все тебе шутить! – отмахнулся от него Алька. – Что не улетим без ключа?
– Как же улететь, не заперев дверь? – сказал Толя. – В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую пли запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и все понимает…
– Ещё как! – подтвердил Жора. – Высший класс!
Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй – в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек № 1, где жил Колёсников, не решилась поставить.
– Можно и тебе? – спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колёсников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.
Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:
– Ну что ж, летите.
Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.
– Это верно? Она так сказала? – Колёсников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.
Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:
– Давай старт.
И тогда Колёсников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:
– Спасибо! Ур-ра! – и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолёт с грохотом и свистом взмыл в небо. Колёсников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.
– Колёсников! – позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперёд и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.
Толя пошёл в свой отсек. Отсек почти весь был завален белыми пакетиками с бабочками. Глянув на них, Толя уже не чувствовал себя таким виноватым и легкомысленным перед отцом. Дома у них были тысячи разных бабочек, но здесь были такие, каких он никогда ещё не видел. Возможно, отец не знает об их существовании. Вот будет радость!
Толе захотелось проверить, какие бабочки есть, а каких нет в справочниках. Он пошёл в библиотечный отсек и стал перебирать глазами корешки книг.
Нужного справочника не было, однако неожиданно Толины глаза наткнулись на толстую книжищу с его фамилией на серебристом корешке. Толя вытащил её. Автором книги был отец, и называлась она «Мир бабочек». Странно, что она была в библиотеке космического корабля!
Толя не раз видел эту книгу дома и даже, случалось, рассеянно листал, разглядывая рисунки диковинных бабочек Земли и других планет. Разглядывал, но не читал: были у Толи книги поважней этой. Сейчас это была единственная в звездолёте книга о бабочках. Толя вернулся в свой отсек, раскрыл её и стал разглядывать картинки.
Сколько здесь было бабочек! Каких только расцветок здесь не было! Черно-бархатистое сияние крыльев чередовалось со снежно-белым, лимонно-золотым, изумрудно-синим, оранжево-красным… Прочитав в книге фразу, что существуют бабочки, запросто перелетающие через океан, Толя заинтересовался и стал читать дальше. Он читал и не мог оторваться от тонких белых страниц. Книга втягивала его в себя, как некогда картины Алькиного отца втягивали в свои глубины. Толя читал и не верил: оказывается, отец открыл пятнадцать новых видов бабочек на Земле; он специально ездил за одной из них к Кордильерам и поймал её там на краю пропасти, и пока что во всей Вселенной известен только один-единственный экземпляр этой бабочки. Расцветка её крыльев так ошеломляюще красива и необычна, что один из крупнейших гобеленных мастеров Земли создал по её мотивам шесть великолепнейших огромных гобеленов и подарил каждому материку по одному, и они висят, радуя глаз, в Дворцах искусств… А одна из бабочек отцовской коллекции натолкнула самого знаменитого композитора Земли на создание Симфонии Алых Проблесков, одной из лучших симфоний последнего десятилетия…
Толя читал. Он то глотал текст целыми страницами, то замедлял чтение, отвлекался и думал. Поиски и добыча каждой новой бабочки были для отца величайшим событием. Как-то раз Толя ехал с ним на автолете на просмотр нового фильма о самой далёкой планете, куда сумели добраться земляне. Выехали поздновато и опаздывали. Внезапно отец заметил из окна какую-то бабочку, порхавшую над клумбами проспекта, и, забыв обо всем на свете, вскочил с места и ринулся к кабине водителя (разумеется, Толя – за ним), упросил его немедленно остановить автолет. Они выскочили из него и со всех ног бросились к клумбам. Отец на ходу налаживал складной сачок. С первого взмаха он поймал бабочку, извлёк из лёгкой прозрачной ткани мешочка, пристально рассмотрел через свои сильные квадратные очки, вздохнул, сказав:
«Обыкновенная лимонница!» – и отпустил. Они опоздали на двадцать минут на демонстрацию фильма из-за этой лимонницы. Толя разобиделся на отца за такое, как казалось ему тогда, чудачество, и лишь сейчас дошло до него: нечего было обижаться. Он тогда плохо понимал своего отца…
Толя так погрузился в чтение, что не слышал, как в дверь постучали. Дверь распахнулась, перед ним стоял Алька, весь всклокоченный, со страшно возбуждённым, бледным лицом. Он держал в руках какую-то толстую, сильно обтрёпанную общую тетрадь.
– Слушай, что я тебе прочту! – закричал Алька. – Отбрось своих бабочек в сторону и слушай…
– Что это? – Толя кивнул на тетрадь, недовольный, что его прервали на очень интересном месте, да ещё потребовали, чтоб он отбросил отцовскую книгу.
– Слушай! – Глаза Альки сверкали, как сигнальные лампочки в рубке. – Читаю… «Месяц прошёл, как мы стартовали с Земли, дел в полёте, как всегда, много, каждая минута занята наблюдениями над приборами, съёмкой планет, астероидов и туманностей. Постоянно держим радио– и телесвязь с Землёй, слышим её голос и дыхание, видим её, словно и не покидали Землю, она улыбается нам, греет нас, даёт силу и поддержку…» Слышал?
– Ну и что? – сказал Толя, не зная, к чему клонит Алька.
– «Что, что»! Не понимаешь? – вспылил Алька. – Он ведь взрослый, выдержанный, знаменитый и сотни раз отправлялся в сверхдальние рейсы, а как пишет о Земле!.. А вот слушай, что он пишет на другой странице… «Вдруг мы ощутили резкий удар: корабль попал в поток метеоритов, электроника звездолёта не успела сработать, и звездолёт отклонился в сторону, – недоделка, обратить внимание инженеров! Внутри корабля стало медленно падать давление, значит, пробита наружная обшивка… Приборы мгновенно показали, в какое место пришёлся удар, и через минуту в открытый космос вышел наш механик в скафандре. Опасность была очень велика: поток метеоритов не кончился, и стоило мельчайшей частице задеть его… Повезло: снаружи была быстро наложена заплата, мы продолжаем полет…»
– Что это за тетрадь? – уже сильно волнуясь, спросил Толя и встал с кресла. – Ты можешь мне сказать или нет?
– Слушай дальше, – потребовал Алька.
– Нет, не буду слушать!
Толя схватил его за руки, посмотрел на потрескавшуюся в нескольких местах пластмассовую обложку и прочитал:
//-- «НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ О ПОЛЁТАХ НА „ЗВЕЗДОЛЁТЕ-100"», --//
и сверху:
//-- «КОЛЁСНИКОВ». --//
– Он ведёт записки? – вскрикнул Толя. – Вот не ждал!
– Да не он, – сказал Алька, – не он, а его дядя, Артём Колёсников. Я нашёл эту тетрадь в шкафу над своей койкой… Наверно, дядя Артём жил в моем отсеке… Наверно, это нехорошо – читать без спроса чужие дневники, но я не мог удержаться… Да и не чужой он нам, дядя Артём, раз летал на этом же корабле и получил орден Мужества… Какой это, оказывается, был труднейший, опаснейший рейс и какой это заслуженный, знаменитый, бесценный корабль! Ведь все происходило на нем. На нем, понимаешь? – Алька задыхался. – И теперь мы, мы с тобой пилотируем его…
– А ты, пожалуйста, не приказывай и не кричи! Колёсников недоуменно посмотрел на него.
– Если хочешь, мы проголосуем, кто за то, чтобы улететь, – продолжал Толя. – Хочешь или нет?
Колёсников перевёл глаза на другие лица и все понял.
– Не хочу, – сказал он уже совсем другим тоном. – Но вы это всерьёз?
Здесь оставаться? – Он огляделся по сторонам, и, судя по его глазам, все ему здесь было неинтересно и чуждо: и эти склонившиеся над водой цветы, и раскрывшиеся под жаркими лучами громадные голубые и алые кувшинки, и эта пускавшая яркие блики зеркальная гладь озера… Все это, судя по его глазам, не заслуживало внимания.
– Придётся тебе, Колёсников, подчиниться, – храбро сказал Алька. – Сколько можно гнать и гнать вперёд?.. Мы устали! Мы-то ведь не моторы, не двигатели какие-то… Мы-то ведь живые! Пора остановиться и подышать чистым воздухом… Я буду здесь рисовать, Толя – ловить бабочек, Лена – собирать цветы… Наверно, и Жора, когда проснётся, будет без ума от этой планеты. Здесь можно поваляться на траве, посмотреть в звёздное небо и подумать… Здесь так хорошо думается и дышится. И ты постарайся, Колёсников…
И тогда Колёсников схватился руками за голову и прямо-таки застонал:
– Как здесь можно жить? Ведь ни души вокруг! И ни одного дома! Ни одной автострады! Ни одной разумной машины… Я не могу… Я не вынесу всего этого… Ребята… – И он из твёрдого, уверенного в себе Колесникова превратился в маленького несчастного мальчика.
– Привыкнешь, – сказал Толя. – Алька прав.
Колёсников потупился.
– Хорошо, и я поживу здесь… – едва слышно произнёс он. – Попробую… Ведь это ненадолго?
– Там увидим. – Алька опять прыгнул на сверкающий лист кувшинки; лист сильно закачался, и они поплыли от берега.
Колёсников отвернулся от них и медленно побрёл по ярким, благоухающим цветам и травам к звездолёту.
Прошло три дня, и Колёсников, тихий и задумчивый, почти не выходил из корабля; он молча ел с ребятами в салоне, почти не разговаривал, умывался в душевом отсеке, хотя остальные мылись и плескались в озере. Что касается Жоры, так он сразу же примкнул к ребятам, и теперь его хохот перекрывал смех других. Ребята гонялись друг за другом по берегу, кувыркались через голову, ныряли в воде и, конечно же, ловили для Толиного отца бабочек. Выяснилось, что год назад Леночка две недели занималась в кружке любителей чешуекрылых во Дворце юных в Сапфирном; этого срока было маловато, чтоб собрать приличную коллекцию, но вполне хватило, чтоб узнать, как их лучше ловить, умерщвлять и хранить; их, оказалось, нужно аккуратно укладывать в бумажные пакетики. И ещё, оказалось, нужно обязательно записывать, где, когда и при каких обстоятельствах была поймана каждая бабочка. Так что охота на них пошла у ребят веселей. Между прочим, Леночка оказалась и самой быстроногой и, наверно, поймала этих бабочек столько, сколько остальные мальчишки, вместе взятые…
Пока ребята веселились, Колёсников расхаживал по тесной рубке управления, напряжённо о чем-то думал, трогал ручки и рычажки, сигнальные лампочки и циферблаты или рассматривал звёздную карту. Или подолгу пропадал в отсеке двигателей…
– Похудел он, – сказал однажды Толя, – и на нас по-прежнему не смотрит… Как бы он не… – Толя осёкся.
– Что «не»? – спросил Алька.
– Как бы он не заболел, – ответил Толя. – Я читал, что это бывает в космических путешествиях… Он даже среди нас одинок… Он знает, понимает и любит совсем иное, чем мы с вами, и не так, как мы…
– Что ты предлагаешь? – спросила Леночка.
– Надо лететь, ребята, – сказал Алька. – Он так осунулся, здесь ему все не мило… Пожалеем его, а? Ведь он… Он, по-моему, не совсем такой, каким хочет казаться, и бывает добрым и мягким…
– И я так думаю иногда, – сказал Толя. – Засело в нем что-то с самого раннего детства и мешает быть другим… Пожалеем его! Летим! Впереди нас ждут никем не виданные…
– Затихни, – попросил Жора. – Сколько можно?
– А я останусь здесь! – вдруг сказала Леночка. – Улетайте без меня… Мне не надо ничего другого…
– Ты что, серьёзно? – Толя почесал свой рябенький от веснушек нос. – Как ты будешь одна здесь жить? Не страшно будет? Не скучно? И чем ты будешь питаться, когда съешь свою норму тюбиков?
Леночка опустила голову, потом вдруг отскочила в сторону, зажала в кулаке висевшую на шее сверкающую рыбку – ключ от звездолёта, и крикнула:
– Не дам вам его, и не улетите! – и побежала вдоль озера. – И не будет мне скучно!
– Это правда? – спросил Алька.
– Что ей не будет с нами скучно? – блеснул глазами Жора. – Истинная правда…
– Да нет, все тебе шутить! – отмахнулся от него Алька. – Что не улетим без ключа?
– Как же улететь, не заперев дверь? – сказал Толя. – В полёте должна быть полная герметизация. И потом, этот ключ автоматически выключает электронную машину, разрешающую пли запрещающую выход из звездолёта… Да и как же улететь без Леночки? Вы не огорчайтесь, Леночка скоро вернётся. Она ведь не дурочка и все понимает…
– Ещё как! – подтвердил Жора. – Высший класс!
Леночка вернулась к ужину с огромной охапкой цветов в руках. Молча влезла в звездолёт и разделила охапку на несколько букетов. Первый букет она поставила в салоне, второй – в рубке, потом в отсеки ребят и только в отсек № 1, где жил Колёсников, не решилась поставить.
– Можно и тебе? – спросила она, сунув голову в отсек двигателей, где сидел Колёсников с каким-то чёрным измерительным прибором в руках.
Он кивнул своим резким, похудевшим лицом и не сказал ни слова. Леночка поставила в узенькую вазочку в его отсеке три синих розы, вышла в салон и сказала:
– Ну что ж, летите.
Сняла с шеи и отдала им ключ с цепочкой.
– Это верно? Она так сказала? – Колёсников вылез из отсека двигателей, обвёл глазами экипаж и так посмотрел на них, точно не верил, сомневался в правде её слов.
Толя ничего не ответил ему, спустился с ключом вниз, закрыл дверь и вернулся в салон:
– Давай старт.
И тогда Колёсников окончательно поверил. Лицо его оживилось, глаза заиграли, рот восторженно открылся, и он закричал:
– Спасибо! Ур-ра! – и кинулся в рубку. Через несколько секунд звездолёт с грохотом и свистом взмыл в небо. Колёсников прочно, как привинченный, сидел в кресле, сжав обеими руками маленький белый штурвал. Так сжимал, точно был намерен никогда уже не выпускать его. Глаза его смотрели пристально и зорко.
– Колёсников! – позвал Толя, но тот с таким вниманием смотрел вперёд и прислушивался к реву двигателей, что не услышал его.
Толя пошёл в свой отсек. Отсек почти весь был завален белыми пакетиками с бабочками. Глянув на них, Толя уже не чувствовал себя таким виноватым и легкомысленным перед отцом. Дома у них были тысячи разных бабочек, но здесь были такие, каких он никогда ещё не видел. Возможно, отец не знает об их существовании. Вот будет радость!
Толе захотелось проверить, какие бабочки есть, а каких нет в справочниках. Он пошёл в библиотечный отсек и стал перебирать глазами корешки книг.
Нужного справочника не было, однако неожиданно Толины глаза наткнулись на толстую книжищу с его фамилией на серебристом корешке. Толя вытащил её. Автором книги был отец, и называлась она «Мир бабочек». Странно, что она была в библиотеке космического корабля!
Толя не раз видел эту книгу дома и даже, случалось, рассеянно листал, разглядывая рисунки диковинных бабочек Земли и других планет. Разглядывал, но не читал: были у Толи книги поважней этой. Сейчас это была единственная в звездолёте книга о бабочках. Толя вернулся в свой отсек, раскрыл её и стал разглядывать картинки.
Сколько здесь было бабочек! Каких только расцветок здесь не было! Черно-бархатистое сияние крыльев чередовалось со снежно-белым, лимонно-золотым, изумрудно-синим, оранжево-красным… Прочитав в книге фразу, что существуют бабочки, запросто перелетающие через океан, Толя заинтересовался и стал читать дальше. Он читал и не мог оторваться от тонких белых страниц. Книга втягивала его в себя, как некогда картины Алькиного отца втягивали в свои глубины. Толя читал и не верил: оказывается, отец открыл пятнадцать новых видов бабочек на Земле; он специально ездил за одной из них к Кордильерам и поймал её там на краю пропасти, и пока что во всей Вселенной известен только один-единственный экземпляр этой бабочки. Расцветка её крыльев так ошеломляюще красива и необычна, что один из крупнейших гобеленных мастеров Земли создал по её мотивам шесть великолепнейших огромных гобеленов и подарил каждому материку по одному, и они висят, радуя глаз, в Дворцах искусств… А одна из бабочек отцовской коллекции натолкнула самого знаменитого композитора Земли на создание Симфонии Алых Проблесков, одной из лучших симфоний последнего десятилетия…
Толя читал. Он то глотал текст целыми страницами, то замедлял чтение, отвлекался и думал. Поиски и добыча каждой новой бабочки были для отца величайшим событием. Как-то раз Толя ехал с ним на автолете на просмотр нового фильма о самой далёкой планете, куда сумели добраться земляне. Выехали поздновато и опаздывали. Внезапно отец заметил из окна какую-то бабочку, порхавшую над клумбами проспекта, и, забыв обо всем на свете, вскочил с места и ринулся к кабине водителя (разумеется, Толя – за ним), упросил его немедленно остановить автолет. Они выскочили из него и со всех ног бросились к клумбам. Отец на ходу налаживал складной сачок. С первого взмаха он поймал бабочку, извлёк из лёгкой прозрачной ткани мешочка, пристально рассмотрел через свои сильные квадратные очки, вздохнул, сказав:
«Обыкновенная лимонница!» – и отпустил. Они опоздали на двадцать минут на демонстрацию фильма из-за этой лимонницы. Толя разобиделся на отца за такое, как казалось ему тогда, чудачество, и лишь сейчас дошло до него: нечего было обижаться. Он тогда плохо понимал своего отца…
Толя так погрузился в чтение, что не слышал, как в дверь постучали. Дверь распахнулась, перед ним стоял Алька, весь всклокоченный, со страшно возбуждённым, бледным лицом. Он держал в руках какую-то толстую, сильно обтрёпанную общую тетрадь.
– Слушай, что я тебе прочту! – закричал Алька. – Отбрось своих бабочек в сторону и слушай…
– Что это? – Толя кивнул на тетрадь, недовольный, что его прервали на очень интересном месте, да ещё потребовали, чтоб он отбросил отцовскую книгу.
– Слушай! – Глаза Альки сверкали, как сигнальные лампочки в рубке. – Читаю… «Месяц прошёл, как мы стартовали с Земли, дел в полёте, как всегда, много, каждая минута занята наблюдениями над приборами, съёмкой планет, астероидов и туманностей. Постоянно держим радио– и телесвязь с Землёй, слышим её голос и дыхание, видим её, словно и не покидали Землю, она улыбается нам, греет нас, даёт силу и поддержку…» Слышал?
– Ну и что? – сказал Толя, не зная, к чему клонит Алька.
– «Что, что»! Не понимаешь? – вспылил Алька. – Он ведь взрослый, выдержанный, знаменитый и сотни раз отправлялся в сверхдальние рейсы, а как пишет о Земле!.. А вот слушай, что он пишет на другой странице… «Вдруг мы ощутили резкий удар: корабль попал в поток метеоритов, электроника звездолёта не успела сработать, и звездолёт отклонился в сторону, – недоделка, обратить внимание инженеров! Внутри корабля стало медленно падать давление, значит, пробита наружная обшивка… Приборы мгновенно показали, в какое место пришёлся удар, и через минуту в открытый космос вышел наш механик в скафандре. Опасность была очень велика: поток метеоритов не кончился, и стоило мельчайшей частице задеть его… Повезло: снаружи была быстро наложена заплата, мы продолжаем полет…»
– Что это за тетрадь? – уже сильно волнуясь, спросил Толя и встал с кресла. – Ты можешь мне сказать или нет?
– Слушай дальше, – потребовал Алька.
– Нет, не буду слушать!
Толя схватил его за руки, посмотрел на потрескавшуюся в нескольких местах пластмассовую обложку и прочитал:
//-- «НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ О ПОЛЁТАХ НА „ЗВЕЗДОЛЁТЕ-100"», --//
и сверху:
//-- «КОЛЁСНИКОВ». --//
– Он ведёт записки? – вскрикнул Толя. – Вот не ждал!
– Да не он, – сказал Алька, – не он, а его дядя, Артём Колёсников. Я нашёл эту тетрадь в шкафу над своей койкой… Наверно, дядя Артём жил в моем отсеке… Наверно, это нехорошо – читать без спроса чужие дневники, но я не мог удержаться… Да и не чужой он нам, дядя Артём, раз летал на этом же корабле и получил орден Мужества… Какой это, оказывается, был труднейший, опаснейший рейс и какой это заслуженный, знаменитый, бесценный корабль! Ведь все происходило на нем. На нем, понимаешь? – Алька задыхался. – И теперь мы, мы с тобой пилотируем его…
Глава двадцать пятая. "Выход строжайше запрещён!"
Леночке было грустно. Быстро промелькнула, погасла, исчезла в космической темноте эта удивительная маленькая планета, и теперь лишь как воспоминание о ней остался в её отсеке тонкий запах синих роз и ещё каких-то цветов, не имеющих на Земле названия: голубоватых с острыми лепестками, ярко-жёлтых, ослепительно белых, красновато-чёрных…
Что они понимают в этом, мальчишки? Плавать и хохотать, кататься на листе кувшинки – это по ним, а вот чтоб по-настоящему оценить красоту новой планеты и пожить на ней – на это они не способны…
Она была сердита на мальчишек и все-таки старалась понять их. Конечно же, они не могли поступить иначе! Благоухающие цветы, плеск волн в сказочном жёлтом озере, порхание необыкновенных бабочек и редкостная тишина покинутой планеты – все это не самое главное для них в жизни…
А что, в таком случае, самое главное для неё?
Наверно, для неё самое главное то, чтоб её ценили не только за красоту, чтоб мальчишки по-настоящему дружили с ней, верили в неё…
Прошла неделя, Леночка беседовала в отсеке со своим верным Рыжим лисёнком, одарённым сложнейшим электронно-кибернетическим умом и знавшим тысячи добрых советов, шуток, загадок и сказок, как вдруг из рубки донёсся отчаянный спор. Леночка поняла: они приближаются к новой планете…
Она отодвинула дверь отсека и вышла.
– Не надо на неё садиться! – громко уверял Алька, стоявший у пульта управления, а Колёсников, сидевший в пилотском кресле, яростно сопротивлялся:
– Почему? Вы посмотрите, какого они достигли совершенства! Какие у них дороги – струнки! А какие города! Стоэтажные здания из стекла и бетона! А какие поезда и самолёты! Я отвечаю: здесь нам не будет скучно…
– А где нам было скучно? – спросила Леночка. – Или ты намекаешь…
– Ни на что я не намекаю! – стал оправдываться Колёсников. – Ты посмотри в иллюминатор вниз, там создана высокая цивилизация…
И Леночка посмотрела. Внизу и правда был образцовый порядок: необыкновенно точные квадраты, прямоугольники и треугольники лесов и лугов, правильные, по циркулю проведённые круги морей…
– Как бы не ударили по кораблю из орудий… – сказал Алька. – Ты как считаешь, Жора?
– Не знаю, – ответил Жора. – Не похоже вроде бы, но я теперь ничему не верю – такие эти планеты бывают обманчивые. Сверху видится одно, а внизу оказывается совсем другое…
– А я что говорю! – обрадовался Алька. – Летим дальше.
– Я уже трижды облетел эту планету! – Колёсников, видно, ни за что не хотел расставаться с ней и пролететь мимо неё. – Никакой опасности, и ответ на мой запрос самый благоприятный: «С огромной радостью ждём вас, люди Земли…» Ни разу ещё не было такого ответа… Ну, Толя, ты ведь все-таки мой заместитель…
– Я за то, чтоб сесть на неё, – сказал Толя: что поделаешь, иногда Колёсников бывает прав и приходится его поддерживать.
– А как ты, Лена? – спросил Колёсников. – Уверен, тебе на ней будет интересно. – Интересней, чем на Планете Синих Роз, мне не будет нигде, – ответила Леночка.
– Ребята, беру всю ответственность на себя! – Колёсников резко повёл звездолёт на снижение и включил тормозные двигатели.
И вот они сели. Отвязали ремни, натянули комбинезоны и, как всегда, цепочкой, полезли за командиром по трапу. Вот он повернул на четыре оборота ключ, и их верный друг автомат проговорил бесстрастно чётким голосом:
«Выход строжайше запрещён!» Ребята оцепенели. Колесникову оставалось последний раз повернуть ключ и толкнуть дверь. Но он застыл.
– Что ж это такое? – спросила Леночка. – Как это понять?
– Надо улетать, пока не поздно! – крикнул Алька. – Нам грозит опасность.
– А если автомат ошибся? – спросил Колёсников. – Я уверен, что он ошибся. Не сработало какое-нибудь реле или вышел из строя полупроводник. Это иногда случается…
– Но не в таком звездолёте, как наш, – сказал Толя. – Он – последнее техническое слово Земли.
– Нельзя, – поддержала его Леночка, – ни в коем случае нельзя выходить!
– Можно! – настаивал Колёсников. – На этот раз наш звездолёт оказался не идеальным и в электронно-вычислительном устройстве, контролирующем выход экипажа из корабля, оказалась неисправность.
– А если он исправен? – не согласился Алька. – Что тогда с нами будет?
– Все будет хорошо. Вот увидите, – сказал Колёсников, повернул ключ ещё на один оборот и толкнул дверь.
Дверь не открывалась. Она решительно не хотела выпускать ребят наружу.
Тогда Колёсников стремительно взбежал наверх, больно задевая своими острыми локтями ребят, гуськом стоявших на трапе, дёрнул в рубке голубой рубильничек – выключил энергосистему корабля – и так же стремительно скатился вниз.
Ребята и опомниться не успели, как он сильно толкнул дверь, вышел наружу, и грянувшая с космодрома музыка оглушила ребят.
– Как встречают, а вы… – Колёсников полоснул глазами по лицам ребят и поднял в приветствии руку.
И все, кто пришёл встретить их – а пришла, наверно, добрая тысяча человек! – подняли вверх руки. Лица их засверкали улыбками, и они громко и очень стройно запели. Но самое удивительное было не это. В небе над ними неподвижно висели сотни бескрылых летательных машин, похожих на вертолёты, и с них тоже оглушительно гремела музыка.
Пятеро маленьких землян робко стояли у своего синего, нацеленного в небо звездолёта, а над ними и перед ними все содрогалось от радостного, восторженного грохота. Впереди правильным, чётким квадратом выстроилась тысяча людей и пела с воодушевлением и мощью. Нигде ещё не встречали их так. Даже на их далёкой гостеприимной Земле никогда не было на космодромах таких встреч.
Перед строем стоял прямой, подтянутый человек в чёрном костюме с блестящим значком на груди и взмахивал дирижёрской палочкой.
Вдруг оркестр и пение враз замолкли, оборвались – ни один человек не ошибся даже на долю секунды.
И когда на мгновение стало тихо, Колёсников шепнул Толе:
– Вот это я понимаю! Какая синхронность, порядок! А посмотри, как они одеты…
Одеты люди были очень просто и продуманно: каждые пять рядов в свой цвет.В синие, коричневые,
чёрные, зеленые, жёлтые и белые костюмы. И даже отсюда, от звездолёта, было видно, что сшиты они у прекрасных портных и с точностью до миллиметра пригнаны к фигуре. И фигуры у этих людей были спортивные – ни одного толстяка, распустившего пузо, или худого, с запавшим животом и провалившимися щеками.
– Красотища! – ахнула Леночка.
– И все это ради нас? – не верил Алька. – Когда они успели так приготовиться? Мы ведь только что прилетели…
– Они все умеют! – восхищённо сказал Колёсников.
– С какой вы планеты, пришельцы? – громогласно и радостно спросил их подтянутый, стройный человек в синем костюме, внезапно отделившийся от неподвижного квадрата встречающих.
– Мы с планеты Земля! – так же радостно, подобравшись и вытянувшись, крикнул Колёсников.
– Будете нашими гостями! Мы, люди этой планеты, восторгаемся вами и вашим космическим кораблём… Вы сами довольны им?
– О да! – непривычно торжественным тоном продолжал Колёсников. – Он – чудо техники, электроники и кибернетики, он летает на любые расстояния со скоростью мысли и быстрее! Он так прост в управлении, что его с полной безопасностью может пилотировать даже младенец! Его двигатели работают так экономно…
Колёсников говорил долго, подробно; Толю удивили его словоохотливость, откровенность и жар. И пока Колёсников говорил, ни один из тысячи встречавших их людей не переступил с ноги на ногу, не шевельнул бровью.
Потом эти восторженные, добрые люди, как-то быстро и мудрено перестроившись и составив новый, ещё более изумительный строй, четырьмя правильными треугольниками окружили звездолёт и ребят, стоявших возле него. И стали с пристальным восхищением рассматривать корабль. Вертолёты, неподвижно висевшие в воздухе, приблизились к звездолёту, и с них тоже восхищённо смотрели планетяне.
Они рассматривали корабль долго и в полном молчании, как какое-то чудо, невидаль, верх совершенства. И Колёсников шепнул на ухо Толе:
– Вот кто умеет ценить технику!..
Толя промолчал: видел это и без его слов, и, признаться, такое поклонение их звездолёту, пусть даже очень красивому и совершённому, удивило его.
Внезапно, нарушив строй, на три шага вперёд вышел все тот же человек в безукоризненном синем костюме и громко произнёс:
– Хвала цивилизации, сумевшей построить такое чудо!
И опять прогремело согласное «ура» с космодрома и с неба – с машин, неподвижно застывших в воздухе.
– Слыхали? – Колёсников обернулся к ребятам. – Вот как они отзываются о нашей Земле!
– Чего ж вы тогда улетели с неё? – спросил Жора. – Ну, чего?
– Молчи! – громко шикнул на него Толя. – Ты все равно не поймёшь…
– У нас на планете достижения более скромные, – продолжал человек в синем, – но и мы кое-чего достигли и хотим продемонстрировать вам…
Что они понимают в этом, мальчишки? Плавать и хохотать, кататься на листе кувшинки – это по ним, а вот чтоб по-настоящему оценить красоту новой планеты и пожить на ней – на это они не способны…
Она была сердита на мальчишек и все-таки старалась понять их. Конечно же, они не могли поступить иначе! Благоухающие цветы, плеск волн в сказочном жёлтом озере, порхание необыкновенных бабочек и редкостная тишина покинутой планеты – все это не самое главное для них в жизни…
А что, в таком случае, самое главное для неё?
Наверно, для неё самое главное то, чтоб её ценили не только за красоту, чтоб мальчишки по-настоящему дружили с ней, верили в неё…
Прошла неделя, Леночка беседовала в отсеке со своим верным Рыжим лисёнком, одарённым сложнейшим электронно-кибернетическим умом и знавшим тысячи добрых советов, шуток, загадок и сказок, как вдруг из рубки донёсся отчаянный спор. Леночка поняла: они приближаются к новой планете…
Она отодвинула дверь отсека и вышла.
– Не надо на неё садиться! – громко уверял Алька, стоявший у пульта управления, а Колёсников, сидевший в пилотском кресле, яростно сопротивлялся:
– Почему? Вы посмотрите, какого они достигли совершенства! Какие у них дороги – струнки! А какие города! Стоэтажные здания из стекла и бетона! А какие поезда и самолёты! Я отвечаю: здесь нам не будет скучно…
– А где нам было скучно? – спросила Леночка. – Или ты намекаешь…
– Ни на что я не намекаю! – стал оправдываться Колёсников. – Ты посмотри в иллюминатор вниз, там создана высокая цивилизация…
И Леночка посмотрела. Внизу и правда был образцовый порядок: необыкновенно точные квадраты, прямоугольники и треугольники лесов и лугов, правильные, по циркулю проведённые круги морей…
– Как бы не ударили по кораблю из орудий… – сказал Алька. – Ты как считаешь, Жора?
– Не знаю, – ответил Жора. – Не похоже вроде бы, но я теперь ничему не верю – такие эти планеты бывают обманчивые. Сверху видится одно, а внизу оказывается совсем другое…
– А я что говорю! – обрадовался Алька. – Летим дальше.
– Я уже трижды облетел эту планету! – Колёсников, видно, ни за что не хотел расставаться с ней и пролететь мимо неё. – Никакой опасности, и ответ на мой запрос самый благоприятный: «С огромной радостью ждём вас, люди Земли…» Ни разу ещё не было такого ответа… Ну, Толя, ты ведь все-таки мой заместитель…
– Я за то, чтоб сесть на неё, – сказал Толя: что поделаешь, иногда Колёсников бывает прав и приходится его поддерживать.
– А как ты, Лена? – спросил Колёсников. – Уверен, тебе на ней будет интересно. – Интересней, чем на Планете Синих Роз, мне не будет нигде, – ответила Леночка.
– Ребята, беру всю ответственность на себя! – Колёсников резко повёл звездолёт на снижение и включил тормозные двигатели.
И вот они сели. Отвязали ремни, натянули комбинезоны и, как всегда, цепочкой, полезли за командиром по трапу. Вот он повернул на четыре оборота ключ, и их верный друг автомат проговорил бесстрастно чётким голосом:
«Выход строжайше запрещён!» Ребята оцепенели. Колесникову оставалось последний раз повернуть ключ и толкнуть дверь. Но он застыл.
– Что ж это такое? – спросила Леночка. – Как это понять?
– Надо улетать, пока не поздно! – крикнул Алька. – Нам грозит опасность.
– А если автомат ошибся? – спросил Колёсников. – Я уверен, что он ошибся. Не сработало какое-нибудь реле или вышел из строя полупроводник. Это иногда случается…
– Но не в таком звездолёте, как наш, – сказал Толя. – Он – последнее техническое слово Земли.
– Нельзя, – поддержала его Леночка, – ни в коем случае нельзя выходить!
– Можно! – настаивал Колёсников. – На этот раз наш звездолёт оказался не идеальным и в электронно-вычислительном устройстве, контролирующем выход экипажа из корабля, оказалась неисправность.
– А если он исправен? – не согласился Алька. – Что тогда с нами будет?
– Все будет хорошо. Вот увидите, – сказал Колёсников, повернул ключ ещё на один оборот и толкнул дверь.
Дверь не открывалась. Она решительно не хотела выпускать ребят наружу.
Тогда Колёсников стремительно взбежал наверх, больно задевая своими острыми локтями ребят, гуськом стоявших на трапе, дёрнул в рубке голубой рубильничек – выключил энергосистему корабля – и так же стремительно скатился вниз.
Ребята и опомниться не успели, как он сильно толкнул дверь, вышел наружу, и грянувшая с космодрома музыка оглушила ребят.
– Как встречают, а вы… – Колёсников полоснул глазами по лицам ребят и поднял в приветствии руку.
И все, кто пришёл встретить их – а пришла, наверно, добрая тысяча человек! – подняли вверх руки. Лица их засверкали улыбками, и они громко и очень стройно запели. Но самое удивительное было не это. В небе над ними неподвижно висели сотни бескрылых летательных машин, похожих на вертолёты, и с них тоже оглушительно гремела музыка.
Пятеро маленьких землян робко стояли у своего синего, нацеленного в небо звездолёта, а над ними и перед ними все содрогалось от радостного, восторженного грохота. Впереди правильным, чётким квадратом выстроилась тысяча людей и пела с воодушевлением и мощью. Нигде ещё не встречали их так. Даже на их далёкой гостеприимной Земле никогда не было на космодромах таких встреч.
Перед строем стоял прямой, подтянутый человек в чёрном костюме с блестящим значком на груди и взмахивал дирижёрской палочкой.
Вдруг оркестр и пение враз замолкли, оборвались – ни один человек не ошибся даже на долю секунды.
И когда на мгновение стало тихо, Колёсников шепнул Толе:
– Вот это я понимаю! Какая синхронность, порядок! А посмотри, как они одеты…
Одеты люди были очень просто и продуманно: каждые пять рядов в свой цвет.В синие, коричневые,
чёрные, зеленые, жёлтые и белые костюмы. И даже отсюда, от звездолёта, было видно, что сшиты они у прекрасных портных и с точностью до миллиметра пригнаны к фигуре. И фигуры у этих людей были спортивные – ни одного толстяка, распустившего пузо, или худого, с запавшим животом и провалившимися щеками.
– Красотища! – ахнула Леночка.
– И все это ради нас? – не верил Алька. – Когда они успели так приготовиться? Мы ведь только что прилетели…
– Они все умеют! – восхищённо сказал Колёсников.
– С какой вы планеты, пришельцы? – громогласно и радостно спросил их подтянутый, стройный человек в синем костюме, внезапно отделившийся от неподвижного квадрата встречающих.
– Мы с планеты Земля! – так же радостно, подобравшись и вытянувшись, крикнул Колёсников.
– Будете нашими гостями! Мы, люди этой планеты, восторгаемся вами и вашим космическим кораблём… Вы сами довольны им?
– О да! – непривычно торжественным тоном продолжал Колёсников. – Он – чудо техники, электроники и кибернетики, он летает на любые расстояния со скоростью мысли и быстрее! Он так прост в управлении, что его с полной безопасностью может пилотировать даже младенец! Его двигатели работают так экономно…
Колёсников говорил долго, подробно; Толю удивили его словоохотливость, откровенность и жар. И пока Колёсников говорил, ни один из тысячи встречавших их людей не переступил с ноги на ногу, не шевельнул бровью.
Потом эти восторженные, добрые люди, как-то быстро и мудрено перестроившись и составив новый, ещё более изумительный строй, четырьмя правильными треугольниками окружили звездолёт и ребят, стоявших возле него. И стали с пристальным восхищением рассматривать корабль. Вертолёты, неподвижно висевшие в воздухе, приблизились к звездолёту, и с них тоже восхищённо смотрели планетяне.
Они рассматривали корабль долго и в полном молчании, как какое-то чудо, невидаль, верх совершенства. И Колёсников шепнул на ухо Толе:
– Вот кто умеет ценить технику!..
Толя промолчал: видел это и без его слов, и, признаться, такое поклонение их звездолёту, пусть даже очень красивому и совершённому, удивило его.
Внезапно, нарушив строй, на три шага вперёд вышел все тот же человек в безукоризненном синем костюме и громко произнёс:
– Хвала цивилизации, сумевшей построить такое чудо!
И опять прогремело согласное «ура» с космодрома и с неба – с машин, неподвижно застывших в воздухе.
– Слыхали? – Колёсников обернулся к ребятам. – Вот как они отзываются о нашей Земле!
– Чего ж вы тогда улетели с неё? – спросил Жора. – Ну, чего?
– Молчи! – громко шикнул на него Толя. – Ты все равно не поймёшь…
– У нас на планете достижения более скромные, – продолжал человек в синем, – но и мы кое-чего достигли и хотим продемонстрировать вам…
Глава двадцать шестая. Дым, грохот и треск
Не успел он это сказать, как встречающие их чётко и размеренно разомкнули строй, и к ребятам подкатила низкая, открытая, сверкающая чёрным лаком машина. Ребята забрались в неё. За ними вошли пять человек в зелёных, отлично выглаженных костюмах со значками на груди и приветливо заулыбались им. И почти тотчас машина мягко взяла с места и промчалась между чётко сомкнутым строем.
– Ну и дисциплинка у них! – сказал Алька, крутя во все стороны головой.
– Как по струнке ходят!
Услышав эти слова, люди в зелёных блестящих костюмах, сидевшие рядом с ними, вежливо закивали головами. И радостно, благодарно заулыбались.
– Чего они так радуются нам? – тихонько спросила Леночка. – Почему они так торжественно одеты?
Толя с Алькой молча смотрели вперёд. Леночка внимательно разглядывала лица планетян, очень здоровые, с правильными чертами и плотным во всю щеку румянцем и добавила:
– И почему они не встретили нас цветами? Я не вижу вокруг ни одного ветка…
– Им не до сантиментов! – сказал Колёсников. – Они люди дела, у них нет времени возиться с ними…
– Да, но хоть один цветок должен расти в городе… А здесь совсем зелени нет! Ну хоть бы одно живое дерево!
Толя, оглушённый огромным городом, рёвом, скрежетом, грохотом и свистом машин, только сейчас обратил на это внимание: и в самом деле, в городе не было ни бульваров, ни скверов, ни даже маленького газончика меж домами.
Правда, в одном месте, возле гигантского дома с полосами блестящих окон, стояло три больших дерева, но они давно засохли – ни одного листка, и были они за оградой с какой-то надписью на белой дощечке.
Между тем сопровождавшие внимательно смотрели на лица ребят, и когда Толя спросил у одного планетянина о деревьях, тот не без гордости ответил:
– Они оказались нам ненужными, сохраняем как экспонат давно прошедших времён. – Человек ярко улыбнулся белыми зубами.
– Как же не нужно! – ворвалась в разговор Леночка. – Чем же вы тогда дышите? И это ж очень красиво! И почему у вас нигде нет цветов?
– А что это? – спросил улыбчивый человек. Леночка даже растерялась немножко:
– Вы… вы не знаете, что такое цветы?
– Не знаем… Их едят? Употребляют в производство? Или это смазочный материал для механизмов?
– Нет, – совсем расстроилась Леночка, – цветы – это… Ну как вам объяснить… Они состоят из стебля, листьев, чашечек и лепестков, и они так пахнут, так радуют глаз… – Она вдруг чуть не расплакалась, понимая, что ей не хватает слов, и стала помогать себе руками, рисуя форму цветов, но и руки были беспомощны выразить их красоту. – Ну, цветы – это цветы… Понимаете?
– Понимаю-понимаю… – Человек закивал головой. – Это раньше было и у нас, а теперь, как говорится, пройденный этап, но, по-моему, в музее они сохранились…
«В музее?.. До чего они дожили! – подумала Леночка. – Как они живут в таком грохоте, лязге и духоте?» И она сказала вслух:
– Как же так – цветы в музее?
– Ну и что же! – проговорил Колёсников. – Я чуть с тоски не умер среди твоих цветиков на той планете… Давайте поживём здесь. Лучшей цивилизации нет и быть не может!
– Не торопись, – сказал Алька, – все это надо обдумать и обсудить, и не ты один будешь решать…
– Хорошо, обсудим, – ответил Колёсников. Жора сидел в сторонке и подавленно молчал. Толя по-прежнему рассматривал дома и думал: «А ведь Леночка, пожалуй, права: здесь очень шумно, душно и, в сущности, очень некрасиво…» Вокруг неслись машины, рядом с ними и по особым мостам – над ними, а над теми мостами тоже летели какие-то машины. В высоченных – стоэтажных и выше – домах стоял непрерывный грохот и треск, вспыхивала электросварка; Толя то и дело заслонялся от её вспышек рукой, моргал и вздрагивал. Но сопровождавшие их люди были абсолютно спокойны, ни разу не моргнули, не вздрогнули, и на лицах у них наготове была любезная улыбка…
Жора между тем страшно проголодался; он пытался отыскать глазами какое-нибудь кафе, или ресторан, или обычную столовую, но так и не мог отыскать. Он хотел было поговорить об этом с ребятами, но тут же передумал: нет, нельзя, не нужно. Ни в коем случае! Ведь они тоже когда-нибудь должны захотеть есть, и надо терпеть…
– А где у них дети? – спросила Леночка. – Я вижу только взрослых и ни одного мальчика или девочки…
– При таком движении им рискованно выходить на улицу, – пояснил Колёсников, зорко смотревший вперёд.
– Ты хочешь сказать, при таком развитии техники они должны сидеть дома?
– Не сердись, Лена, – более мягко произнёс Колёсников, – ты ещё оценишь все это…
– Этот дым и копоть, этот грохот и лязг? – тихо, чтоб не обидеть планетян, сказала Леночка, однако они все расслышали.
– Не надо, девочка, – сказал один планетянин и коснулся рукой лба. – Вы совсем из другого мира, но ведь одни миры создают другие миры и не сразу привыкают друг к другу и оказываются в силах оценить преимущества одной жизни перед другой. У нас свой чертёж и схема жизни и работы, у вас – свой; мы не болеем, мы бессмертны и точны, у нас нет недоказанных истин и отсутствуют сомнения…
Леночка вдруг почему-то испугалась и потесней придвинулась к Толе.
– Ты что-нибудь понял? – шёпотом спросила она.
– Нет, – признался Толя. – Здесь как-то странно и что-то не так…
– И мне так кажется: говорят они как-то мудрено и заученно… Ты не хочешь есть?
– Очень хочу.
– Давай попросим, чтоб нас где-нибудь покормили.
– Знаешь, неловко, – сказал Толя. – Только прилетели – и уже за еду.
– Ничего! – И Леночка громко, полным голосом попросила: – Мы в полёте очень проголодались, очень…
Человек посмотрел на неё, улыбнулся и сказал:
– Понимаю, я вас понимаю…
– И нам бы очень хотелось чего-нибудь такого, – продолжала Леночка. – Ну, такого, что на пашей планете особенно ценится и считается деликатесом…
– Обязательно-обязательно! – проговорил человек и ослепительно улыбнулся. – Мы это все обдумаем и решим лучшим для вас образом, а вначале мы покажем вам один завод…
– А сейчас, а сразу… нельзя? – сказала Леночка. – Мы хотим, мы очень хотим… Ну, вы понимаете?
– Как же не понять! Отлично понимаем!
– Уважаемые, мы… Мы хотим, говоря попросту, жрать! – вдруг объявил Жора и заулыбался, поняв, что теперь ребята не осудят его.
– Жора, как тебе не стыдно! – сказал Колёсников. – Потерпеть не можешь? И разве так просят? Вы простите нас, он…
– Нет, нет, что вы! Не надо просить прощения… – вдруг быстро заговорил человек. – Сейчас я посовещаюсь с моими коллегами… – Человек нагнулся к четырём своим товарищам, и они стали о чем-то шептаться.
«Да они ж совершенно невоспитанные люди! – с удивлением подумала Леночка. – На глазах у других шепчутся…» Наконец этот человек выпрямился и сказал все с той же белозубой улыбкой, которая уже стала надоедать Леночке:
– Мы вам покажем вначале завод, а потом все решим… Успокойтесь, вы будете чрезвычайно довольны нами…
– Зачем нам завод! – не выдержал Толя. – Нам…
– Мальчики, тихо! – сказал Колёсников. – Как вы можете говорить о еде в то время, когда…
Сопровождавшие их внезапно заволновались, вскочили со своих мест, запрыгали, заплясали вокруг ребят:
– Хорошо, хорошо! Сейчас мы все уладим… Мы поедем на другой завод!
Он рядом! Через пять минут вы будете иметь это самое ваше дорогое и нужное «жрать».
Алька с Толей и Леночка тревожно переглянулись, а Жора улыбнулся:
– Ладно, так уж и быть! Но чтоб не дольше пяти…
Машина резко повернула влево, промчалась на огромной скорости по гладкой автостраде и остановилась у высоченного здания с козырьком у входа и широкими ступенями.
– Да, просим вас, – сказал один из людей, и ребята вылезли из машины.
– Ну и дисциплинка у них! – сказал Алька, крутя во все стороны головой.
– Как по струнке ходят!
Услышав эти слова, люди в зелёных блестящих костюмах, сидевшие рядом с ними, вежливо закивали головами. И радостно, благодарно заулыбались.
– Чего они так радуются нам? – тихонько спросила Леночка. – Почему они так торжественно одеты?
Толя с Алькой молча смотрели вперёд. Леночка внимательно разглядывала лица планетян, очень здоровые, с правильными чертами и плотным во всю щеку румянцем и добавила:
– И почему они не встретили нас цветами? Я не вижу вокруг ни одного ветка…
– Им не до сантиментов! – сказал Колёсников. – Они люди дела, у них нет времени возиться с ними…
– Да, но хоть один цветок должен расти в городе… А здесь совсем зелени нет! Ну хоть бы одно живое дерево!
Толя, оглушённый огромным городом, рёвом, скрежетом, грохотом и свистом машин, только сейчас обратил на это внимание: и в самом деле, в городе не было ни бульваров, ни скверов, ни даже маленького газончика меж домами.
Правда, в одном месте, возле гигантского дома с полосами блестящих окон, стояло три больших дерева, но они давно засохли – ни одного листка, и были они за оградой с какой-то надписью на белой дощечке.
Между тем сопровождавшие внимательно смотрели на лица ребят, и когда Толя спросил у одного планетянина о деревьях, тот не без гордости ответил:
– Они оказались нам ненужными, сохраняем как экспонат давно прошедших времён. – Человек ярко улыбнулся белыми зубами.
– Как же не нужно! – ворвалась в разговор Леночка. – Чем же вы тогда дышите? И это ж очень красиво! И почему у вас нигде нет цветов?
– А что это? – спросил улыбчивый человек. Леночка даже растерялась немножко:
– Вы… вы не знаете, что такое цветы?
– Не знаем… Их едят? Употребляют в производство? Или это смазочный материал для механизмов?
– Нет, – совсем расстроилась Леночка, – цветы – это… Ну как вам объяснить… Они состоят из стебля, листьев, чашечек и лепестков, и они так пахнут, так радуют глаз… – Она вдруг чуть не расплакалась, понимая, что ей не хватает слов, и стала помогать себе руками, рисуя форму цветов, но и руки были беспомощны выразить их красоту. – Ну, цветы – это цветы… Понимаете?
– Понимаю-понимаю… – Человек закивал головой. – Это раньше было и у нас, а теперь, как говорится, пройденный этап, но, по-моему, в музее они сохранились…
«В музее?.. До чего они дожили! – подумала Леночка. – Как они живут в таком грохоте, лязге и духоте?» И она сказала вслух:
– Как же так – цветы в музее?
– Ну и что же! – проговорил Колёсников. – Я чуть с тоски не умер среди твоих цветиков на той планете… Давайте поживём здесь. Лучшей цивилизации нет и быть не может!
– Не торопись, – сказал Алька, – все это надо обдумать и обсудить, и не ты один будешь решать…
– Хорошо, обсудим, – ответил Колёсников. Жора сидел в сторонке и подавленно молчал. Толя по-прежнему рассматривал дома и думал: «А ведь Леночка, пожалуй, права: здесь очень шумно, душно и, в сущности, очень некрасиво…» Вокруг неслись машины, рядом с ними и по особым мостам – над ними, а над теми мостами тоже летели какие-то машины. В высоченных – стоэтажных и выше – домах стоял непрерывный грохот и треск, вспыхивала электросварка; Толя то и дело заслонялся от её вспышек рукой, моргал и вздрагивал. Но сопровождавшие их люди были абсолютно спокойны, ни разу не моргнули, не вздрогнули, и на лицах у них наготове была любезная улыбка…
Жора между тем страшно проголодался; он пытался отыскать глазами какое-нибудь кафе, или ресторан, или обычную столовую, но так и не мог отыскать. Он хотел было поговорить об этом с ребятами, но тут же передумал: нет, нельзя, не нужно. Ни в коем случае! Ведь они тоже когда-нибудь должны захотеть есть, и надо терпеть…
– А где у них дети? – спросила Леночка. – Я вижу только взрослых и ни одного мальчика или девочки…
– При таком движении им рискованно выходить на улицу, – пояснил Колёсников, зорко смотревший вперёд.
– Ты хочешь сказать, при таком развитии техники они должны сидеть дома?
– Не сердись, Лена, – более мягко произнёс Колёсников, – ты ещё оценишь все это…
– Этот дым и копоть, этот грохот и лязг? – тихо, чтоб не обидеть планетян, сказала Леночка, однако они все расслышали.
– Не надо, девочка, – сказал один планетянин и коснулся рукой лба. – Вы совсем из другого мира, но ведь одни миры создают другие миры и не сразу привыкают друг к другу и оказываются в силах оценить преимущества одной жизни перед другой. У нас свой чертёж и схема жизни и работы, у вас – свой; мы не болеем, мы бессмертны и точны, у нас нет недоказанных истин и отсутствуют сомнения…
Леночка вдруг почему-то испугалась и потесней придвинулась к Толе.
– Ты что-нибудь понял? – шёпотом спросила она.
– Нет, – признался Толя. – Здесь как-то странно и что-то не так…
– И мне так кажется: говорят они как-то мудрено и заученно… Ты не хочешь есть?
– Очень хочу.
– Давай попросим, чтоб нас где-нибудь покормили.
– Знаешь, неловко, – сказал Толя. – Только прилетели – и уже за еду.
– Ничего! – И Леночка громко, полным голосом попросила: – Мы в полёте очень проголодались, очень…
Человек посмотрел на неё, улыбнулся и сказал:
– Понимаю, я вас понимаю…
– И нам бы очень хотелось чего-нибудь такого, – продолжала Леночка. – Ну, такого, что на пашей планете особенно ценится и считается деликатесом…
– Обязательно-обязательно! – проговорил человек и ослепительно улыбнулся. – Мы это все обдумаем и решим лучшим для вас образом, а вначале мы покажем вам один завод…
– А сейчас, а сразу… нельзя? – сказала Леночка. – Мы хотим, мы очень хотим… Ну, вы понимаете?
– Как же не понять! Отлично понимаем!
– Уважаемые, мы… Мы хотим, говоря попросту, жрать! – вдруг объявил Жора и заулыбался, поняв, что теперь ребята не осудят его.
– Жора, как тебе не стыдно! – сказал Колёсников. – Потерпеть не можешь? И разве так просят? Вы простите нас, он…
– Нет, нет, что вы! Не надо просить прощения… – вдруг быстро заговорил человек. – Сейчас я посовещаюсь с моими коллегами… – Человек нагнулся к четырём своим товарищам, и они стали о чем-то шептаться.
«Да они ж совершенно невоспитанные люди! – с удивлением подумала Леночка. – На глазах у других шепчутся…» Наконец этот человек выпрямился и сказал все с той же белозубой улыбкой, которая уже стала надоедать Леночке:
– Мы вам покажем вначале завод, а потом все решим… Успокойтесь, вы будете чрезвычайно довольны нами…
– Зачем нам завод! – не выдержал Толя. – Нам…
– Мальчики, тихо! – сказал Колёсников. – Как вы можете говорить о еде в то время, когда…
Сопровождавшие их внезапно заволновались, вскочили со своих мест, запрыгали, заплясали вокруг ребят:
– Хорошо, хорошо! Сейчас мы все уладим… Мы поедем на другой завод!
Он рядом! Через пять минут вы будете иметь это самое ваше дорогое и нужное «жрать».
Алька с Толей и Леночка тревожно переглянулись, а Жора улыбнулся:
– Ладно, так уж и быть! Но чтоб не дольше пяти…
Машина резко повернула влево, промчалась на огромной скорости по гладкой автостраде и остановилась у высоченного здания с козырьком у входа и широкими ступенями.
– Да, просим вас, – сказал один из людей, и ребята вылезли из машины.
Глава двадцать седьмая. Последний человек
Они вошли в вестибюль этого здания и потом сразу в цех – длинное светлое помещение с цепью непрерывно работающих станков и движущейся лентой конвейера. У некоторых станков стояли люди, дёргали за какие-то металлические ручки и поджидали, пока лента доставит другую деталь. Одни из сопровождающих, опять пошептавшись о чем-то, быстро ушёл в другой зал, второй стал рассказывать ребятам о работе цеха, а трое других остались у двери, через которую они вошли; и стояли они у двери молча и неподвижно, как часовые на посту.
«Что-то здесь не так», – подумала Леночка, незаметно оторвалась от ребят и юркнула в зал, куда ушёл одни из сопровождающих, быстро прошла вдоль линии других станков, заглянула в дверь, в которой скрылся тот человек. И увидела его там. Он стоял возле огромного прозрачного куба и через маленькое окошечко о чем-то разговаривал с человеком, сидевшим внутри.
Он был совершенно непохож на жителей этой планеты – худ, морщинист и бледен. Леночке стало не по себе. Человек в зеленом говорил с ним отрывисто, грубо – прямо-таки скрежетал зубами, а не говорил! – не то что с ней, Леночкой, и ребятами. До неё опять донеслось грубое слово «жрать», сказанное Жорой.
Леночку даже прошиб озноб, и на лбу выступил пот.
И сердце сжалось. Похоже было, что человек в прозрачном кубе в чем-то сильно провинился и, может быть, его никуда не выпускали оттуда.
Что-то узнав у него, зелёный человек повернулся к выходу, и за какую-то долю секунды до этого Леночка метнулась за чёрный металлический шкаф и прильнула, прижалась к стенке. Зелёный не заметил её и прошёл мимо.
Тогда Леночка отпрянула от стенки и бросилась к прозрачному кубу.
Человек угрюмо сидел перед низеньким столиком.
– Почему вы здесь? – быстро спросила Леночка. – Почему сидите в этом кубе?
– Потому что я человек… А ты… ты человеческая девочка или…
– Или кто? – Леночка вдруг испугалась. – Какая ж я могу ещё быть?
– А как ты, в таком случае, здесь очутилась? Здесь нет больше людей… Я последний человек на этой планете…
Леночку сковал страх.
– А кто же только что с вами говорил?
– Со мной говорила машина, робот, и все на этой планете теперь роботы, у них вместо сердца и мозга провода, рычаги, реле, бесшумные моторы и программные устройства…
– А куда ж девались люди? – спросила Леночка.
– Не спрашивай про людей! – переводя дыхание, сказал человек. – Если ты вправду живая девочка, ты все поймёшь… Дай мне твою руку, ну хоть палец…
Леночка с некоторой опаской протянула ему руку и почувствовала твёрдую худобу пальцев человека.
– Ты живая, ты поймёшь… – На лице человека обозначилась мучительная улыбка. – Мы создали на этой планете в помощь себе сотни тысяч удивительных роботов, очень похожих на настоящих людей, поручали им любую работу, и постепенно они научились делать её не хуже, а временами и лучше нас. Мы открыли им все тайны науки и жизни, все секреты, мы доверили им больше, чем следовало, и они научились почти всему, чему может научиться тончайший электронно-кибернетический механизм. И мы успокоились, обленились и целиком положились на них, и они все делали для нас; они никогда не ошибались, обладали непостижимой точностью, аккуратностью, дисциплиной, и мы были в восторге от них, потому что они освободили нас от всех забот, тревог и тягот жизни. Но потом в схеме и программе усовершенствованной марки робота наш конструктор допустил какую-то ошибку, и роботы, все как один, вышли из-под нашего контроля, стали ловить нас и расправляться снами, потому что мы, очевидно, стали мешать им в их электронно-механической жизни. Все спаслись на космических кораблях и переселились на другую планету, и лишь один я не успел; они схватили меня и заключили сюда, в этот прозрачный ящик. Они используют меня как консультанта по особо сложным, непредвиденным в их программе вопросам; они держат меня здесь, на своём главном заводе, изготовляющем роботов последнего образца… На этот раз они не поняли, что означает слово «жрать», и обратились за помощью ко мне… Девочка, откуда ты здесь?
– Мы с Земли, – быстро сказала Леночка. – Есть такая планета…
– С Земли? – не поверил человек. – Но она так далеко от нашей планеты!
У вас, наверно, сверхмощный звездолёт? Ни один ещё корабль Земли не добирался до нас…
– А мы добрались… Мы ничего не знали… Электронное устройство велело не выходить, а мы вышли…
– А взрослые с вами есть?
– Откуда же? – смутилась и растерялась Леночка. – Мы одни… Без взрослых… Мы нарочно…
– И вы одни улетели во Вселенную? И сели на нашу планету? И вышли наружу? – в сильном волнении спросил человек.
У Леночки даже не хватило сил, чтоб ещё раз подтвердить это словами, и она только кивнула головой.
– Несчастные дети! Зачем вы это сделали! А где стоит ваш звездолёт?
– На космодроме. – Леночка судорожно глотнула.
– Скажи, а когда вы прилетели и вас встретили, роботы проявили хоть какой-нибудь интерес к вашему кораблю? Спрашивали что-нибудь о нем, о его классе, устройстве, о его возможностях?
– Ну а как же! Только и спрашивали об этом, – сказала Леночка, чувствуя, что случилось что-то непоправимое. – И наш Колёсников все им подробно рассказал и объяснил…
– А вы хоть заперли дверь корабля? – Худое, в резких морщинах лицо напряжённо смотрело на Леночку.
– По-моему, нет… Колёсников так верил в добрые чувства встречавших… На Планете Совершенства он запер дверь звездолёта, и планетяне так поразились…
– Что ж вы наделали! – Человек в отчаянии всплеснул руками. – Им как раз нужен звездолёт с неограниченной дальностью полёта, чтоб захватывать другие планеты и уничтожать во всей Вселенной живую жизнь и насаждать свою – мёртвую, механическую и бездушную! Уверен, что они сейчас переснимают, перерисовывают все системы вашего корабля, а возможно, даже…
В это время в дальнем коридоре послышались размеренно-чёткие шаги.
– Это за мной! – испуганно шепнула Леночка. – Они хватились меня!
– Уходи отсюда и ни в чем не признавайся… – быстро заговорил человек.
– Спасайте свой звездолёт и знайте: у них на спинах, между лопатками, есть кнопка выключения… Я больше ничем не могу вам помочь…
Леночка быстро пошла навстречу деловито шагающему к ней зеленому че…
Нет, не человеку – роботу. Она с ужасом посмотрела на его бодрое краснощёкое лицо с правильными чертами, на его значок – металлическую пластинку на костюме, на которой был выбит номер… Да, да, только сейчас заметила Леночка эти номера; на пластинке зеленого был номер 13 852!
Когда они поравнялись, зелёный робот отвратительно улыбнулся ей:
– Вы с ним говорили? Зачем?
– Я с ним не говорила, я просто посмотрела на него вблизи! – взяв себя в руки, сказала Леночка.
– Ну, тогда хорошо. – Робот, выдававший себя за человека, заулыбался ещё шире. – А если он что-нибудь и сказал вам, не верьте ни одному его слову, он немножко не в себе, немножко тронулся, он из породы ненормальных… – Робот не спускал с Леночки глаз, он пристально смотрел на неё, точно хотел своим хитрым электронным умом понять, докопаться, выведать, сказал ли ей что-нибудь этот человек, заключённый в прозрачный куб. – И ещё он любит выдавать себя не за того, кто он есть, и считает настоящим человеком только себя, одного себя на всей нашей замечательной планете…
– А кем же он считает других? – спросила Леночка.
– Ненастоящими, примитивными, ни на что неспособными, а все как раз наоборот…
«А что, если он прав? – неожиданно подумала Леночка. – Как же мне быть? И как сказать обо всем ребятам? Ведь он все время смотрит на меня!» Они вернулись в огромный цех, где были ребята и слушали второго зеленого ро… А вдруг и он был человек?…
– Сейчас мы вас поведём жрать, – сказал не то робот, не то человек в зеленом костюме с номером 13852 на металлической пластинке, шедший за Леночкой.
– Ну зачем же так грубо? – заметил Алька. – Мы ведь не какие-то там свиньи… Жора пошутил, а вы…
– Простите, я не хотел вас обидеть, вы далеко не свиньи, значительно превосходите их в культурно-техническом отношении… «Он робот, и все они роботы! – вдруг окончательно поняла, поверила Леночка. – Он даже, наверно, не знает, что такое свинья, потому что роботам не нужно мясо и сало. Они, наверно, только старательно смазывают свои трущиеся металлические и пластмассовые части машинным маслом, их мёртвым механическим душам не нужны цветы, зеленые деревья, свежий воздух и музыка, потому что они не могут понять красоту и радость настоящей жизни; у них нет чувств, нет жалости, совести, гордости, боли… Но до чего же они похожи на настоящих людей! Выходит, роботы могут делать не только добро, не только помогать людям, как помогают они им на Земле, любить их, как, например, любит её Рыжий лисёнок – он ведь тоже маленький робот…» Надо сказать, сказать обо всем ребятам, и в первую очередь Толе с Алькой… Но как скажешь, если этот зелёный, с порядковым номером 13852 на металлической пластинке на груди, по-прежнему не спускает с неё глаз. Надо попытаться сказать, но не здесь, а на улице – там это легче. А для этого нужно пройти мимо трех роботов, стоявших на страже у дверей. Но что будет, если они услышат? Они… они тогда могут сделать с пей все, что угодно… Они ведь не понимают, что такое жалость…
Леночке стало холодно от одной этой мысли. Все в её голове смешалось, и она не знала, что делать, как поступить…
– Пожалуйста, пойдёмте. – «Её» робот показал рукой на выход.
И они пошли. И впереди – Леночка.
Страх разрывал её сердце. Надо было сказать ребятам, надо было, надо…
Иначе все они погибнут!
И Леночка пошла ещё быстрей, чтоб оторваться от «своего» робота. Чтоб быть поближе к ребятам. Чтоб успеть шепнуть кому-либо из них на ухо, что нужно немедленно спасаться бегством и спасать свой звездолёт и не верить ни одному слову этих хитроумных машин в образе человека. Но робот придерживал Леночку за руку, ни на шаг не отпуская от себя. И конечно же, только потому, что подозревал: человек в прозрачном кубе раскрыл ей их секрет, и она теперь может рассказать все своим товарищам. А робот не хотел этого…
«Что-то здесь не так», – подумала Леночка, незаметно оторвалась от ребят и юркнула в зал, куда ушёл одни из сопровождающих, быстро прошла вдоль линии других станков, заглянула в дверь, в которой скрылся тот человек. И увидела его там. Он стоял возле огромного прозрачного куба и через маленькое окошечко о чем-то разговаривал с человеком, сидевшим внутри.
Он был совершенно непохож на жителей этой планеты – худ, морщинист и бледен. Леночке стало не по себе. Человек в зеленом говорил с ним отрывисто, грубо – прямо-таки скрежетал зубами, а не говорил! – не то что с ней, Леночкой, и ребятами. До неё опять донеслось грубое слово «жрать», сказанное Жорой.
Леночку даже прошиб озноб, и на лбу выступил пот.
И сердце сжалось. Похоже было, что человек в прозрачном кубе в чем-то сильно провинился и, может быть, его никуда не выпускали оттуда.
Что-то узнав у него, зелёный человек повернулся к выходу, и за какую-то долю секунды до этого Леночка метнулась за чёрный металлический шкаф и прильнула, прижалась к стенке. Зелёный не заметил её и прошёл мимо.
Тогда Леночка отпрянула от стенки и бросилась к прозрачному кубу.
Человек угрюмо сидел перед низеньким столиком.
– Почему вы здесь? – быстро спросила Леночка. – Почему сидите в этом кубе?
– Потому что я человек… А ты… ты человеческая девочка или…
– Или кто? – Леночка вдруг испугалась. – Какая ж я могу ещё быть?
– А как ты, в таком случае, здесь очутилась? Здесь нет больше людей… Я последний человек на этой планете…
Леночку сковал страх.
– А кто же только что с вами говорил?
– Со мной говорила машина, робот, и все на этой планете теперь роботы, у них вместо сердца и мозга провода, рычаги, реле, бесшумные моторы и программные устройства…
– А куда ж девались люди? – спросила Леночка.
– Не спрашивай про людей! – переводя дыхание, сказал человек. – Если ты вправду живая девочка, ты все поймёшь… Дай мне твою руку, ну хоть палец…
Леночка с некоторой опаской протянула ему руку и почувствовала твёрдую худобу пальцев человека.
– Ты живая, ты поймёшь… – На лице человека обозначилась мучительная улыбка. – Мы создали на этой планете в помощь себе сотни тысяч удивительных роботов, очень похожих на настоящих людей, поручали им любую работу, и постепенно они научились делать её не хуже, а временами и лучше нас. Мы открыли им все тайны науки и жизни, все секреты, мы доверили им больше, чем следовало, и они научились почти всему, чему может научиться тончайший электронно-кибернетический механизм. И мы успокоились, обленились и целиком положились на них, и они все делали для нас; они никогда не ошибались, обладали непостижимой точностью, аккуратностью, дисциплиной, и мы были в восторге от них, потому что они освободили нас от всех забот, тревог и тягот жизни. Но потом в схеме и программе усовершенствованной марки робота наш конструктор допустил какую-то ошибку, и роботы, все как один, вышли из-под нашего контроля, стали ловить нас и расправляться снами, потому что мы, очевидно, стали мешать им в их электронно-механической жизни. Все спаслись на космических кораблях и переселились на другую планету, и лишь один я не успел; они схватили меня и заключили сюда, в этот прозрачный ящик. Они используют меня как консультанта по особо сложным, непредвиденным в их программе вопросам; они держат меня здесь, на своём главном заводе, изготовляющем роботов последнего образца… На этот раз они не поняли, что означает слово «жрать», и обратились за помощью ко мне… Девочка, откуда ты здесь?
– Мы с Земли, – быстро сказала Леночка. – Есть такая планета…
– С Земли? – не поверил человек. – Но она так далеко от нашей планеты!
У вас, наверно, сверхмощный звездолёт? Ни один ещё корабль Земли не добирался до нас…
– А мы добрались… Мы ничего не знали… Электронное устройство велело не выходить, а мы вышли…
– А взрослые с вами есть?
– Откуда же? – смутилась и растерялась Леночка. – Мы одни… Без взрослых… Мы нарочно…
– И вы одни улетели во Вселенную? И сели на нашу планету? И вышли наружу? – в сильном волнении спросил человек.
У Леночки даже не хватило сил, чтоб ещё раз подтвердить это словами, и она только кивнула головой.
– Несчастные дети! Зачем вы это сделали! А где стоит ваш звездолёт?
– На космодроме. – Леночка судорожно глотнула.
– Скажи, а когда вы прилетели и вас встретили, роботы проявили хоть какой-нибудь интерес к вашему кораблю? Спрашивали что-нибудь о нем, о его классе, устройстве, о его возможностях?
– Ну а как же! Только и спрашивали об этом, – сказала Леночка, чувствуя, что случилось что-то непоправимое. – И наш Колёсников все им подробно рассказал и объяснил…
– А вы хоть заперли дверь корабля? – Худое, в резких морщинах лицо напряжённо смотрело на Леночку.
– По-моему, нет… Колёсников так верил в добрые чувства встречавших… На Планете Совершенства он запер дверь звездолёта, и планетяне так поразились…
– Что ж вы наделали! – Человек в отчаянии всплеснул руками. – Им как раз нужен звездолёт с неограниченной дальностью полёта, чтоб захватывать другие планеты и уничтожать во всей Вселенной живую жизнь и насаждать свою – мёртвую, механическую и бездушную! Уверен, что они сейчас переснимают, перерисовывают все системы вашего корабля, а возможно, даже…
В это время в дальнем коридоре послышались размеренно-чёткие шаги.
– Это за мной! – испуганно шепнула Леночка. – Они хватились меня!
– Уходи отсюда и ни в чем не признавайся… – быстро заговорил человек.
– Спасайте свой звездолёт и знайте: у них на спинах, между лопатками, есть кнопка выключения… Я больше ничем не могу вам помочь…
Леночка быстро пошла навстречу деловито шагающему к ней зеленому че…
Нет, не человеку – роботу. Она с ужасом посмотрела на его бодрое краснощёкое лицо с правильными чертами, на его значок – металлическую пластинку на костюме, на которой был выбит номер… Да, да, только сейчас заметила Леночка эти номера; на пластинке зеленого был номер 13 852!
Когда они поравнялись, зелёный робот отвратительно улыбнулся ей:
– Вы с ним говорили? Зачем?
– Я с ним не говорила, я просто посмотрела на него вблизи! – взяв себя в руки, сказала Леночка.
– Ну, тогда хорошо. – Робот, выдававший себя за человека, заулыбался ещё шире. – А если он что-нибудь и сказал вам, не верьте ни одному его слову, он немножко не в себе, немножко тронулся, он из породы ненормальных… – Робот не спускал с Леночки глаз, он пристально смотрел на неё, точно хотел своим хитрым электронным умом понять, докопаться, выведать, сказал ли ей что-нибудь этот человек, заключённый в прозрачный куб. – И ещё он любит выдавать себя не за того, кто он есть, и считает настоящим человеком только себя, одного себя на всей нашей замечательной планете…
– А кем же он считает других? – спросила Леночка.
– Ненастоящими, примитивными, ни на что неспособными, а все как раз наоборот…
«А что, если он прав? – неожиданно подумала Леночка. – Как же мне быть? И как сказать обо всем ребятам? Ведь он все время смотрит на меня!» Они вернулись в огромный цех, где были ребята и слушали второго зеленого ро… А вдруг и он был человек?…
– Сейчас мы вас поведём жрать, – сказал не то робот, не то человек в зеленом костюме с номером 13852 на металлической пластинке, шедший за Леночкой.
– Ну зачем же так грубо? – заметил Алька. – Мы ведь не какие-то там свиньи… Жора пошутил, а вы…
– Простите, я не хотел вас обидеть, вы далеко не свиньи, значительно превосходите их в культурно-техническом отношении… «Он робот, и все они роботы! – вдруг окончательно поняла, поверила Леночка. – Он даже, наверно, не знает, что такое свинья, потому что роботам не нужно мясо и сало. Они, наверно, только старательно смазывают свои трущиеся металлические и пластмассовые части машинным маслом, их мёртвым механическим душам не нужны цветы, зеленые деревья, свежий воздух и музыка, потому что они не могут понять красоту и радость настоящей жизни; у них нет чувств, нет жалости, совести, гордости, боли… Но до чего же они похожи на настоящих людей! Выходит, роботы могут делать не только добро, не только помогать людям, как помогают они им на Земле, любить их, как, например, любит её Рыжий лисёнок – он ведь тоже маленький робот…» Надо сказать, сказать обо всем ребятам, и в первую очередь Толе с Алькой… Но как скажешь, если этот зелёный, с порядковым номером 13852 на металлической пластинке на груди, по-прежнему не спускает с неё глаз. Надо попытаться сказать, но не здесь, а на улице – там это легче. А для этого нужно пройти мимо трех роботов, стоявших на страже у дверей. Но что будет, если они услышат? Они… они тогда могут сделать с пей все, что угодно… Они ведь не понимают, что такое жалость…
Леночке стало холодно от одной этой мысли. Все в её голове смешалось, и она не знала, что делать, как поступить…
– Пожалуйста, пойдёмте. – «Её» робот показал рукой на выход.
И они пошли. И впереди – Леночка.
Страх разрывал её сердце. Надо было сказать ребятам, надо было, надо…
Иначе все они погибнут!
И Леночка пошла ещё быстрей, чтоб оторваться от «своего» робота. Чтоб быть поближе к ребятам. Чтоб успеть шепнуть кому-либо из них на ухо, что нужно немедленно спасаться бегством и спасать свой звездолёт и не верить ни одному слову этих хитроумных машин в образе человека. Но робот придерживал Леночку за руку, ни на шаг не отпуская от себя. И конечно же, только потому, что подозревал: человек в прозрачном кубе раскрыл ей их секрет, и она теперь может рассказать все своим товарищам. А робот не хотел этого…
Глава двадцать восьмая. Погоня
Они вышли на улицу, в грохот, шум и духоту этого бездушного, безлюдного города, в копоть, в сажу и скрежет сложных механизмов. И тут, поймав на себе Толин взгляд, Леночка незаметно поманила его пальцем опущенной левой руки.
Толя все понял и подошёл к ней.
– Они не люди, они роботы… – быстро шепнула Леночка. – Скажи всем…
Надо спасаться, надо бежать на космодром…
Толя побледнел, и тотчас Леночкин робот, поняв что-то неладное, вежливо, не сильно сжимая своей механической рукой её руку, оттянул Леночку от Толи.
Но дело было сделано. Леночка смотрела на Толю. Она видела, как по-новому косятся его глаза на сопровождающие их машины, как он борется с собой, постепенно привыкая к тому, что только что услышал, проверяя, веря и не веря ей; как он косится на неё, Леночку, на её тоже, наверно, бледное, испуганное лицо и видит, как уверенно и вместе с тем боязливо держит её за руку эта машина в тщательно отглаженном зеленом костюме.
«Ну говори же, говори всем, не медли! – шевелила Леночка губами. – Иначе мы погибли».Она
мимикой лица требовала от него этого, приказывала, торопила. Наконец Толя подозвал к себе Альку, потом Жору и что-то сказал им, впрочем, совершенно ясно – что. Лица их стали тревожными. Потом Толя незаметно отозвал в сторонку Колесникова и сказал ему то же самое. И вот здесь случилось непредвиденное. Услышав Толю, Колёсников внезапно повернул к нему лицо и с досадой ответил:
– Это неправда! Мы обязательно поживём на этой планете, а кто не хочет…
Робот, шагавший рядом с Леночкой, повернул к Колесникову голову и спросил:
– Чем вы так взволнованы? Вам нехорошо?
– Нет, все в порядке… – и Колёсников негромко спросил у ребят: – Вы, правда, думаете, что они не люди, а роботы?
– Уверены! – сказал Толя.
– Они говорят ерунду! – проговорил № 13852. – Не верьте им… Мы… Мы значительно умней, твёрже и организованней людей…
– Ага, значит, вы все-таки не люди! – закричала Леночка и отскочила от робота, вырвав из его руки свою руку. – Вы проговорились… Ребята, бежим от них, они хотят перерисовать схему нашего звездолёта, чтоб покорять другие планеты! Они бесчувственные, бессердечные, жестокие машины!.. Бежим, бежим!.. – И она побежала.
И за ней побежали Толя с Алькой и Жора. И даже Колёсников бросился за ними, правда не сразу, не уверенный ещё до конца, что словам Леночки нужно верить. Лицо у него было очень озабоченное, даже угрюмое, и лоб по-взрослому разрезала вертикальная морщинка. Видно, то, о чем он думал, никак не укладывалось в его голове.
Между тем все пять роботов дружно припустили за ними с криками:
– Стойте!.. Не верьте ей!.. Мы люди!.. Мы такие же, как и вы!..
– Беги, Колёсников, спасайся! – подгоняла его Леночка. – Они уже, наверно, разобрали на части наш звездолёт! Надо успеть!
Эти слова будто подхлестнули и окончательно образумили Колесникова, и он побежал по-настоящему, прижав к бокам согнутые в локтях руки. Но все равно он был последним: не умел он бегать, как Леночка, или Толя с Алькой, или даже все ещё толстоватый Жора, которые мчались во всю прыть.
А сзади неслось требовательно и грозно:
– Не верьте ей, мы люди!.. Мы любим вас, мы очень, очень любим вас!..
Первой мчалась Леночка в ярко-фиолетовом комбинезоне; она то и дело беспокойно оглядывалась:
Колёсников сильно отставал от них, роботы почти нагоняли его. Их по-прежнему было пятеро, но где-то вдали, в конце улицы, на помощь им спешило ещё несколько.
Вдруг передний робот схватил Колесникова за ослепительно белый комбинезон и поднял, обняв обеими руками и приговаривая:
– Не надо бежать, не надо, мы любим вас, мы любим…
Колёсников закричал, стал вырываться из прочных, на совесть сработанных механических рук. Он не сдавался. Пытаясь выскользнуть, он резко двигал плечами, дёргал головой, работал пальцами, отцепляя их руки.
Леночка остановилась, за ней остановился Толя, потом Алька. И уже после него, метрах в ста от них, – Жора.
– Что нам делать? – закричал Толя. – Они убьют его, растерзают! Надо помочь ему! – и кинулся к Колесникову.
Однако помогать тому не пришлось. Внезапно он вырвался, выкрутился, отделился от державших его роботов и с огромной скоростью побежал к ребятам. Был он уже в одних трусах и в синей изодранной майке с болтающимся на цепочке ключом, а роботы, оставаясь на месте, ожесточённо рвали на куски великолепный белый комбинезон, из которого Колёсников выскользнул.
Ребята мчались дальше. Разорвав на мельчайшие клочки комбинезон, роботы снова побежали за ними. И опять Колёсников, израсходовав все силы, начал отставать. Конечно же, меньше сиди он в автолетах и больше ходи по Земле, ноги б у него стали покрепче, повыносливей…
Леночка опять бежала первая. Она то и дело оглядывалась: как бы снова не схватили Колесникова…
Сердце её отчаянно билось. Она дышала открытым ртом и слышала за собой топот ребят. Ах, как бы опять не подвёл Колёсников…
Готово! Попался! Снова схватили его роботы; окружив, нагнулись над ним и, повернув к ребятам свои спины, что-то стали делать с их командиром.
– Ребята, Колёсников погибает! – закричал Алька.
Они остановились, не зная, что предпринять.
Леночка посмотрела на выставленные спины роботов и вдруг вспомнила слова человека в прозрачном кубе, скинула туфли, чтоб не было слышно её шагов, и, не в силах больше думать и рассуждать об опасности и страхе, босиком бросилась назад, к куче зелёных машин, склонившихся над Колесниковым, – из этой кучи время от времени высовывались дёргающиеся босые ноги их командира. Подбежав, Леночка провела рукой по спине крайнего робота – от лопатки до лопатки, и точно посерёдке её пальцы наткнулись на что-то твёрдое, круглое; нажала, и робот со стуком упал на асфальт.
Леночка нажала кнопку другого, третьего, четвёртого, пятого, и все они покорно и мгновенно падали и вытягивались на асфальте. К Леночке подбежали остальные ребята.
– Что ты сделала с ними? – спросил Толя, поднимая за руку Колесникова; он был весь в синяках, с разодранными сзади трусами, без майки, но ключ от звездолёта все ещё болтался на его шее.
– Я их выключила! – сказала Леночка. – У них есть кнопки-выключатели между лопатками… Запомните!
Колёсников закричал:
– Я ненавижу их!.. Они бьют меня, а сами все клянутся в любви!
Снова раздался стройный тяжёлый топот – к ним бежало штук двадцать пять роботов, и ребята кинулись от них, продолжая свой путь.
– А мы правильно бежим? – спросил Алька. – Я совсем не помню дороги.
– И я! – выдохнула Леночка на бегу. – Не обращала внимания…
– Я тоже, – бросил Толя, тяжело дыша.
– Считал ворон в небе? – подал голос Жора. – Этажи домов? Машины на улицах? Не огорчайся, я все помню! Ехал с ними и запоминал… На всякий случай. Не нравились мне эти автоматические людишки… Мы не очень далеко отъехали от космодрома. Уже близко.
– Не снижайте скорости! – задыхаясь, потребовал Толя. – Не оставляйте Колесникова сзади!..
Они не знали, сколько времени бежали, – может, час, может, двадцать минут.
– Теперь направо! – командовал Жора, и они бежали направо. – Теперь налево и наискось, той вон улочкой!
И ребята слушались его, нажимали изо всех сил и убегали от громкого, ритмичного топота за спиной. Вот и космодром – огромный, в гладких плитах, со зданием космопорта. А вон – звездолёт. Возле него и на нем копошится десятка три роботов в синих и чёрных костюмах: одни измеряют корабль метром, другие зарисовывают шасси и линии корпуса, третьи фотографируют, четвёртые, забравшись наверх, обвязывают звездолёт стальными тросами, чтоб отвезти его куда-то – рядом уже стоит огромная буксирная машина.
Дверь звездолёта распахнута.
Ребята стали бесшумно подкрадываться к кораблю. Однако в это время сзади послышался топот, крики преследовавших роботов, и ребята, не прячась, напрямую, бросились к звездолёту. Первый – Алька, за ним Толя с Леной и Колёсников с Жорой.
Услышав крики своих, роботы у корабля обернулись, но…
Но ребята знали секрет их уязвимости – прикосновение к спине, и робот с грохотом летит на бетон космодрома. Уже штук двадцать валяются в неподвижности, и ребячьи ноги то и дело спотыкаются о них.
– Лезь внутрь, пока не подоспели! – Алька подтолкнул Леночку к двери, за ней прыгнул Колёсников, – разодранные трусы каким-то чудом держались на нем и развевались сзади, как флаг потерпевшего поражение.
Босые ноги его быстренько прошлёпали по трапу вверх.
– Включай энергосистему! – велел ему Алька. – Готовь корабль к отлёту!
В это время внутри звездолёта раздался душераздирающий визг Леночки.
– Жора, на помощь нашим! – отдал команду Толя. – Быстро! И не жалей мускулов!
Толя все понял и подошёл к ней.
– Они не люди, они роботы… – быстро шепнула Леночка. – Скажи всем…
Надо спасаться, надо бежать на космодром…
Толя побледнел, и тотчас Леночкин робот, поняв что-то неладное, вежливо, не сильно сжимая своей механической рукой её руку, оттянул Леночку от Толи.
Но дело было сделано. Леночка смотрела на Толю. Она видела, как по-новому косятся его глаза на сопровождающие их машины, как он борется с собой, постепенно привыкая к тому, что только что услышал, проверяя, веря и не веря ей; как он косится на неё, Леночку, на её тоже, наверно, бледное, испуганное лицо и видит, как уверенно и вместе с тем боязливо держит её за руку эта машина в тщательно отглаженном зеленом костюме.
«Ну говори же, говори всем, не медли! – шевелила Леночка губами. – Иначе мы погибли».Она
мимикой лица требовала от него этого, приказывала, торопила. Наконец Толя подозвал к себе Альку, потом Жору и что-то сказал им, впрочем, совершенно ясно – что. Лица их стали тревожными. Потом Толя незаметно отозвал в сторонку Колесникова и сказал ему то же самое. И вот здесь случилось непредвиденное. Услышав Толю, Колёсников внезапно повернул к нему лицо и с досадой ответил:
– Это неправда! Мы обязательно поживём на этой планете, а кто не хочет…
Робот, шагавший рядом с Леночкой, повернул к Колесникову голову и спросил:
– Чем вы так взволнованы? Вам нехорошо?
– Нет, все в порядке… – и Колёсников негромко спросил у ребят: – Вы, правда, думаете, что они не люди, а роботы?
– Уверены! – сказал Толя.
– Они говорят ерунду! – проговорил № 13852. – Не верьте им… Мы… Мы значительно умней, твёрже и организованней людей…
– Ага, значит, вы все-таки не люди! – закричала Леночка и отскочила от робота, вырвав из его руки свою руку. – Вы проговорились… Ребята, бежим от них, они хотят перерисовать схему нашего звездолёта, чтоб покорять другие планеты! Они бесчувственные, бессердечные, жестокие машины!.. Бежим, бежим!.. – И она побежала.
И за ней побежали Толя с Алькой и Жора. И даже Колёсников бросился за ними, правда не сразу, не уверенный ещё до конца, что словам Леночки нужно верить. Лицо у него было очень озабоченное, даже угрюмое, и лоб по-взрослому разрезала вертикальная морщинка. Видно, то, о чем он думал, никак не укладывалось в его голове.
Между тем все пять роботов дружно припустили за ними с криками:
– Стойте!.. Не верьте ей!.. Мы люди!.. Мы такие же, как и вы!..
– Беги, Колёсников, спасайся! – подгоняла его Леночка. – Они уже, наверно, разобрали на части наш звездолёт! Надо успеть!
Эти слова будто подхлестнули и окончательно образумили Колесникова, и он побежал по-настоящему, прижав к бокам согнутые в локтях руки. Но все равно он был последним: не умел он бегать, как Леночка, или Толя с Алькой, или даже все ещё толстоватый Жора, которые мчались во всю прыть.
А сзади неслось требовательно и грозно:
– Не верьте ей, мы люди!.. Мы любим вас, мы очень, очень любим вас!..
Первой мчалась Леночка в ярко-фиолетовом комбинезоне; она то и дело беспокойно оглядывалась:
Колёсников сильно отставал от них, роботы почти нагоняли его. Их по-прежнему было пятеро, но где-то вдали, в конце улицы, на помощь им спешило ещё несколько.
Вдруг передний робот схватил Колесникова за ослепительно белый комбинезон и поднял, обняв обеими руками и приговаривая:
– Не надо бежать, не надо, мы любим вас, мы любим…
Колёсников закричал, стал вырываться из прочных, на совесть сработанных механических рук. Он не сдавался. Пытаясь выскользнуть, он резко двигал плечами, дёргал головой, работал пальцами, отцепляя их руки.
Леночка остановилась, за ней остановился Толя, потом Алька. И уже после него, метрах в ста от них, – Жора.
– Что нам делать? – закричал Толя. – Они убьют его, растерзают! Надо помочь ему! – и кинулся к Колесникову.
Однако помогать тому не пришлось. Внезапно он вырвался, выкрутился, отделился от державших его роботов и с огромной скоростью побежал к ребятам. Был он уже в одних трусах и в синей изодранной майке с болтающимся на цепочке ключом, а роботы, оставаясь на месте, ожесточённо рвали на куски великолепный белый комбинезон, из которого Колёсников выскользнул.
Ребята мчались дальше. Разорвав на мельчайшие клочки комбинезон, роботы снова побежали за ними. И опять Колёсников, израсходовав все силы, начал отставать. Конечно же, меньше сиди он в автолетах и больше ходи по Земле, ноги б у него стали покрепче, повыносливей…
Леночка опять бежала первая. Она то и дело оглядывалась: как бы снова не схватили Колесникова…
Сердце её отчаянно билось. Она дышала открытым ртом и слышала за собой топот ребят. Ах, как бы опять не подвёл Колёсников…
Готово! Попался! Снова схватили его роботы; окружив, нагнулись над ним и, повернув к ребятам свои спины, что-то стали делать с их командиром.
– Ребята, Колёсников погибает! – закричал Алька.
Они остановились, не зная, что предпринять.
Леночка посмотрела на выставленные спины роботов и вдруг вспомнила слова человека в прозрачном кубе, скинула туфли, чтоб не было слышно её шагов, и, не в силах больше думать и рассуждать об опасности и страхе, босиком бросилась назад, к куче зелёных машин, склонившихся над Колесниковым, – из этой кучи время от времени высовывались дёргающиеся босые ноги их командира. Подбежав, Леночка провела рукой по спине крайнего робота – от лопатки до лопатки, и точно посерёдке её пальцы наткнулись на что-то твёрдое, круглое; нажала, и робот со стуком упал на асфальт.
Леночка нажала кнопку другого, третьего, четвёртого, пятого, и все они покорно и мгновенно падали и вытягивались на асфальте. К Леночке подбежали остальные ребята.
– Что ты сделала с ними? – спросил Толя, поднимая за руку Колесникова; он был весь в синяках, с разодранными сзади трусами, без майки, но ключ от звездолёта все ещё болтался на его шее.
– Я их выключила! – сказала Леночка. – У них есть кнопки-выключатели между лопатками… Запомните!
Колёсников закричал:
– Я ненавижу их!.. Они бьют меня, а сами все клянутся в любви!
Снова раздался стройный тяжёлый топот – к ним бежало штук двадцать пять роботов, и ребята кинулись от них, продолжая свой путь.
– А мы правильно бежим? – спросил Алька. – Я совсем не помню дороги.
– И я! – выдохнула Леночка на бегу. – Не обращала внимания…
– Я тоже, – бросил Толя, тяжело дыша.
– Считал ворон в небе? – подал голос Жора. – Этажи домов? Машины на улицах? Не огорчайся, я все помню! Ехал с ними и запоминал… На всякий случай. Не нравились мне эти автоматические людишки… Мы не очень далеко отъехали от космодрома. Уже близко.
– Не снижайте скорости! – задыхаясь, потребовал Толя. – Не оставляйте Колесникова сзади!..
Они не знали, сколько времени бежали, – может, час, может, двадцать минут.
– Теперь направо! – командовал Жора, и они бежали направо. – Теперь налево и наискось, той вон улочкой!
И ребята слушались его, нажимали изо всех сил и убегали от громкого, ритмичного топота за спиной. Вот и космодром – огромный, в гладких плитах, со зданием космопорта. А вон – звездолёт. Возле него и на нем копошится десятка три роботов в синих и чёрных костюмах: одни измеряют корабль метром, другие зарисовывают шасси и линии корпуса, третьи фотографируют, четвёртые, забравшись наверх, обвязывают звездолёт стальными тросами, чтоб отвезти его куда-то – рядом уже стоит огромная буксирная машина.
Дверь звездолёта распахнута.
Ребята стали бесшумно подкрадываться к кораблю. Однако в это время сзади послышался топот, крики преследовавших роботов, и ребята, не прячась, напрямую, бросились к звездолёту. Первый – Алька, за ним Толя с Леной и Колёсников с Жорой.
Услышав крики своих, роботы у корабля обернулись, но…
Но ребята знали секрет их уязвимости – прикосновение к спине, и робот с грохотом летит на бетон космодрома. Уже штук двадцать валяются в неподвижности, и ребячьи ноги то и дело спотыкаются о них.
– Лезь внутрь, пока не подоспели! – Алька подтолкнул Леночку к двери, за ней прыгнул Колёсников, – разодранные трусы каким-то чудом держались на нем и развевались сзади, как флаг потерпевшего поражение.
Босые ноги его быстренько прошлёпали по трапу вверх.
– Включай энергосистему! – велел ему Алька. – Готовь корабль к отлёту!
В это время внутри звездолёта раздался душераздирающий визг Леночки.
– Жора, на помощь нашим! – отдал команду Толя. – Быстро! И не жалей мускулов!
Глава двадцать девятая. пленник с выключенной системой
Жора скрылся в двери, а Толя с Алькой стали отбиваться от подбежавших к кораблю роботов. Те лезли напролом, ни с чем не считаясь, не понимая, что такое страх, боль, опасность. Руки у них были не металлические, а, очевидно, из пластмассы, поэтому удары не были смертельными для мальчишек. Но тем не менее они были в синяках, царапинах, ссадинах. И ещё вот что спасало их: роботы никак не могли сообразить своим механическим мозгом, что сзади у них выключатели и спину нужно оберегать. Не могли сообразить и падали одни за другим.
Внутри корабля что-то загремело. В дверях появился Жора, весь взъерошенный, мокрый от пота, и выволок твёрдого, негнущегося, как бревно, робота, вытолкнул и ногой откатил подальше, за ним другого, третьего… десятого…
– Ого, сколько их там! – вскрикнул Толя. – Не повредили звездолёт?
– Не знаю… Кажется, все, – сказал Жора, тяжело отдуваясь. – Немедленно полезайте внутрь, попробуем взять старт…
Ребята один за другим вскочили, захлопнули за собой дверь, Толя повернул на пять оборотов ключ, взятый у Жоры. Жора заорал во всю силу своей глотки: «Жми!» Заревели двигатели, корпус звездолёта вздрогнул, качнулся, и стало слышно, как с него скатываются стальные тросы, которые уже успели поднять вверх роботы, и как колотят они по обшивке корпуса и по шасси своими кулаками.
Рёв усилился. Корабль оторвался от космодрома и ушёл в небо.
Толя с Алькой поднялись вверх и вошли в рубку. В небольшом, сильно подкрученном пилотском кресле сидел Колёсников, босой, в трусах; грязные, все в царапинах и ссадинах руки его лежали на маленьком белом штурвале.
Минут через десять он слез с кресла, сказал:
«Ну, кажется, все», глубоко вздохнул и, вдруг увидев в рубке Леночку, застеснялся, покраснел и стал лихорадочно придерживать сзади обрывки трусов.
Леночка вышла из рубки, а Алька покачал головой:
– Что они с тобой сделали!.. Толя, принеси мазь… Вымойся хорошенько и оденься…
– Да-да, – проговорил Колёсников, и голос его прозвучал жалобно и благодарно. – Вымоюсь и оденусь… – И он, кажется, впервые посмотрел на своё тело, на кривые царапины на животе и груди, на ссадины на боку и коленках. – Плевать на это! Зато вовремя успели и спасли машину…
– Не болит? – спросил Алька. – Как им не совестно так обращаться с живым, мягким, не пластмассовым, не металлическим человеком!
– От кого захотел жалости! – сказал Толя. Вдруг на лице Колесникова отразился испуг.
– Мы перегружены на пятьдесят килограммов! – ахнул он, не спуская глаз со стрелки циферблата, показывающей вес корабля. – В чем дело? Внезапно ровный гул двигателей прорезал визг. В двери рубки появилась Леночка, бледная, с перекошенным от страха лицом.
– Он… Он там! – закричала она. – Я пошла в туалет, а он…
– Кто – он? – спросил Толя.
– Робот… Открыла дверь, а он стоит на корточках; нагнулся и разглядывает, зарисовывает спусковой механизм унитаза и время от времени сливает воду… Я чуть не умерла от страха… Ой, он! Он идёт, идёт сюда… Вы слышите его шаги?
И правда, по коридору раздались негромкие, ритмичные, однообразно-чёткие шаги.
– На их планете ты ничего не боялась, а здесь? – спросил Алька. – Сейчас мы его выключим.
– Там… там я привыкла к страху… А здесь… Ой!
В двери показался робот: прямой, стройный, краснощёкий, пронумерованный – та же пластинка на груди, в безукоризненно отглаженном чёрном костюме и с не менее безукоризненно правильными чертами лица.
– Здравствуйте! – Робот бодро блеснул ровными белыми зубами. – Мы, кажется, летим… Куда? – Он пристально посмотрел на Колесникова. – Люблю вас, людей науки и техники… А где все мои коллеги?
– Мы их вышвырнули ко всем чертям отсюда! – выругался Жора и, потеснив робота, протиснулся в коридор.
– А как же быть мне? – спросил робот. – Мне скучно здесь без них, в одиночестве, у меня болит сердце…
– У тебя? – спросил Жора. – А ты знаешь, что такое сердце и где оно находится?
Алька с Леночкой, Толя и Колёсников с острым любопытством и лёгким ужасом смотрели на робота.
– Как не знать! Вот здесь. – Правая рука робота коснулась левой стороны груди.
– Так вот знай, – сказал Жора, – нет у тебя там ничего, кроме катушек, моторчиков и реле!
– Вы глубоко ошибаетесь! – запротестовал робот. – Мы имеем сердце, и более прочное, надёжное и верное, чем у человека.
Услышав это, Колёсников почему-то побледнел.
– А мозг у тебя есть? – спросил из-за спины робота Жора.
– Есть, – уверенно ответил робот.
– А где он у тебя помещается?
Робот аккуратно и точно коснулся рукою лба.
Жора засмеялся:
– Ничего там у тебя нет, кроме каких-то винтиков, проводов и полупроводников! Колёсников ещё больше побледнел. Жора между тем совсем распоясался:
– Эй, ты! – сказал он. – Докажи нам чем-нибудь, что ты не робот!
– Оставь его в покое и не груби, – проговорил Алька. – Он ни в чем не виноват, его таким сделали…
– И пожалуйста, выключи его, – попросил Толя.
– Меня? Я никакой не робот! – запротестовал робот. – Я не выключаюсь! Вы не смеете так говорить…
– Почему же? – сказал Жора. – Ты не у себя на планете, а в наших руках…
– Не шуми, – сказал Алька. – Мы придержим его, чтоб не упал и не разбился…
– Кто не упал? – спросил робот. – Кто не разбился?
– Один наш знакомый… Жора, начинай! – Толя с Алькой подошли к роботу, но не вплотную – чего доброго, ещё ударит рукой или ногой.
Жора точным движением нажал сзади кнопку, и тотчас глаза робота закрылись, губы сжались, руки опустились, повисли, и робот безжизненно привалился к Толе с Алькой.
– Доставим его в целости-сохранности на Землю, – сказал Жора.
Леночка вздохнула:
– Зачем его сделали таким похожим на человека?
Колёсников сидел потрясённый.
– Не горюй, – сказал Жора, – его ещё включат, он оживёт и будет делать полезную работу.
– Кто его включит? – спросил Алька. – Ты знаешь, как его включить?
– На Земле узнают, – сказал Толя. – Разберутся… Колёсников, куда его тащить? И помогите нам, а то он такой тяжёлый…
– В складской отсек, дверь № 10, – устало произнёс Колёсников.
– А корабль будет лететь с лишним грузом? – Будет.
– А ты же говорил…
– Двигатели будут сжигать больше топлива, и скорость уменьшится, но мы долетим…
Толя с Жорой и Алькой с трудом перетащили выключенную машину в отсек, кое-как разместили там, плотно прижав к стене, чтоб закрылась дверь. Потом вернулись, дали Колесникову мазь, велели смазать ссадины и отправили в душевую. Потом приказали одеться. И Колёсников покорно и как-то потерянно, как-то машинально повторял каждый раз:
– Помоюсь. Оденусь. Смажусь.
И выполнил все. Только забыл смазаться. Не чувствовал боли? Его ссадины и ушибы чуть не силой смазал Алька, и Колёсников даже не поблагодарил его. В серых глазах его прочно засела боль.
Толя стоял на вахте и смотрел в иллюминатор.
Он думал, что, наверно, роботы не проникли бы в зведолет, если б Колёсников не выключил энергосистему корабля. Недаром же, когда они улетали с Земли, начальник космодрома велел им не выключать её. Но почему? Была в этом какая-то загадка…
Где-то впереди сияли и переливались огоньки маленьких зеленоватых звёзд, по правую руку светились голубым мерцающим светом какие-то туманности.
Изредка чёрное небо сверху вниз прочерчивали огненные метеориты.
Сзади к Толе неслышно подошёл Жора.
– Между прочим, куда мы летим? – спросил он и тоже уставился в иллюминатор.
– Вперёд, – сказал Толя. – Мы летим вперёд.
– А может, назад? – Маленькие Жорины глазки наполнились хитростью и лукавством.
– Смотря от чего считать…
– А скоро мы куда-нибудь сядем? – Лукавство не покидало Жориных глазок.
– На какую-нибудь ещё планету, ну, на которой, скажем…
– Никаких больше приземлений!
– Чего нам не надо бояться, так это приземления… – остановил его Жора. Толя сразу понял его и рассердился:
– Перестань! – и повернул голову в другую сторону. – Пошёл бы ты лучше поспал в своём отсеке…
– С удовольствием! – Весёлое настроение у*censored* не покидало Жору. – Да боюсь, что в мою койку улёгся ещё один робот… Как ты думаешь, они когда-нибудь спят? Отдыхают? Лечатся?
– Они проходят техосмотры, профилактические и капитальные ремонты, – сказал Алька, входя в рубку с пустым из-под мази тюбиком в руках. – Весь ушёл на Колесникова… Как только терпел? Все терзается теперь, что не послушался голоса электронного устройства перед выходом…
Внутри корабля что-то загремело. В дверях появился Жора, весь взъерошенный, мокрый от пота, и выволок твёрдого, негнущегося, как бревно, робота, вытолкнул и ногой откатил подальше, за ним другого, третьего… десятого…
– Ого, сколько их там! – вскрикнул Толя. – Не повредили звездолёт?
– Не знаю… Кажется, все, – сказал Жора, тяжело отдуваясь. – Немедленно полезайте внутрь, попробуем взять старт…
Ребята один за другим вскочили, захлопнули за собой дверь, Толя повернул на пять оборотов ключ, взятый у Жоры. Жора заорал во всю силу своей глотки: «Жми!» Заревели двигатели, корпус звездолёта вздрогнул, качнулся, и стало слышно, как с него скатываются стальные тросы, которые уже успели поднять вверх роботы, и как колотят они по обшивке корпуса и по шасси своими кулаками.
Рёв усилился. Корабль оторвался от космодрома и ушёл в небо.
Толя с Алькой поднялись вверх и вошли в рубку. В небольшом, сильно подкрученном пилотском кресле сидел Колёсников, босой, в трусах; грязные, все в царапинах и ссадинах руки его лежали на маленьком белом штурвале.
Минут через десять он слез с кресла, сказал:
«Ну, кажется, все», глубоко вздохнул и, вдруг увидев в рубке Леночку, застеснялся, покраснел и стал лихорадочно придерживать сзади обрывки трусов.
Леночка вышла из рубки, а Алька покачал головой:
– Что они с тобой сделали!.. Толя, принеси мазь… Вымойся хорошенько и оденься…
– Да-да, – проговорил Колёсников, и голос его прозвучал жалобно и благодарно. – Вымоюсь и оденусь… – И он, кажется, впервые посмотрел на своё тело, на кривые царапины на животе и груди, на ссадины на боку и коленках. – Плевать на это! Зато вовремя успели и спасли машину…
– Не болит? – спросил Алька. – Как им не совестно так обращаться с живым, мягким, не пластмассовым, не металлическим человеком!
– От кого захотел жалости! – сказал Толя. Вдруг на лице Колесникова отразился испуг.
– Мы перегружены на пятьдесят килограммов! – ахнул он, не спуская глаз со стрелки циферблата, показывающей вес корабля. – В чем дело? Внезапно ровный гул двигателей прорезал визг. В двери рубки появилась Леночка, бледная, с перекошенным от страха лицом.
– Он… Он там! – закричала она. – Я пошла в туалет, а он…
– Кто – он? – спросил Толя.
– Робот… Открыла дверь, а он стоит на корточках; нагнулся и разглядывает, зарисовывает спусковой механизм унитаза и время от времени сливает воду… Я чуть не умерла от страха… Ой, он! Он идёт, идёт сюда… Вы слышите его шаги?
И правда, по коридору раздались негромкие, ритмичные, однообразно-чёткие шаги.
– На их планете ты ничего не боялась, а здесь? – спросил Алька. – Сейчас мы его выключим.
– Там… там я привыкла к страху… А здесь… Ой!
В двери показался робот: прямой, стройный, краснощёкий, пронумерованный – та же пластинка на груди, в безукоризненно отглаженном чёрном костюме и с не менее безукоризненно правильными чертами лица.
– Здравствуйте! – Робот бодро блеснул ровными белыми зубами. – Мы, кажется, летим… Куда? – Он пристально посмотрел на Колесникова. – Люблю вас, людей науки и техники… А где все мои коллеги?
– Мы их вышвырнули ко всем чертям отсюда! – выругался Жора и, потеснив робота, протиснулся в коридор.
– А как же быть мне? – спросил робот. – Мне скучно здесь без них, в одиночестве, у меня болит сердце…
– У тебя? – спросил Жора. – А ты знаешь, что такое сердце и где оно находится?
Алька с Леночкой, Толя и Колёсников с острым любопытством и лёгким ужасом смотрели на робота.
– Как не знать! Вот здесь. – Правая рука робота коснулась левой стороны груди.
– Так вот знай, – сказал Жора, – нет у тебя там ничего, кроме катушек, моторчиков и реле!
– Вы глубоко ошибаетесь! – запротестовал робот. – Мы имеем сердце, и более прочное, надёжное и верное, чем у человека.
Услышав это, Колёсников почему-то побледнел.
– А мозг у тебя есть? – спросил из-за спины робота Жора.
– Есть, – уверенно ответил робот.
– А где он у тебя помещается?
Робот аккуратно и точно коснулся рукою лба.
Жора засмеялся:
– Ничего там у тебя нет, кроме каких-то винтиков, проводов и полупроводников! Колёсников ещё больше побледнел. Жора между тем совсем распоясался:
– Эй, ты! – сказал он. – Докажи нам чем-нибудь, что ты не робот!
– Оставь его в покое и не груби, – проговорил Алька. – Он ни в чем не виноват, его таким сделали…
– И пожалуйста, выключи его, – попросил Толя.
– Меня? Я никакой не робот! – запротестовал робот. – Я не выключаюсь! Вы не смеете так говорить…
– Почему же? – сказал Жора. – Ты не у себя на планете, а в наших руках…
– Не шуми, – сказал Алька. – Мы придержим его, чтоб не упал и не разбился…
– Кто не упал? – спросил робот. – Кто не разбился?
– Один наш знакомый… Жора, начинай! – Толя с Алькой подошли к роботу, но не вплотную – чего доброго, ещё ударит рукой или ногой.
Жора точным движением нажал сзади кнопку, и тотчас глаза робота закрылись, губы сжались, руки опустились, повисли, и робот безжизненно привалился к Толе с Алькой.
– Доставим его в целости-сохранности на Землю, – сказал Жора.
Леночка вздохнула:
– Зачем его сделали таким похожим на человека?
Колёсников сидел потрясённый.
– Не горюй, – сказал Жора, – его ещё включат, он оживёт и будет делать полезную работу.
– Кто его включит? – спросил Алька. – Ты знаешь, как его включить?
– На Земле узнают, – сказал Толя. – Разберутся… Колёсников, куда его тащить? И помогите нам, а то он такой тяжёлый…
– В складской отсек, дверь № 10, – устало произнёс Колёсников.
– А корабль будет лететь с лишним грузом? – Будет.
– А ты же говорил…
– Двигатели будут сжигать больше топлива, и скорость уменьшится, но мы долетим…
Толя с Жорой и Алькой с трудом перетащили выключенную машину в отсек, кое-как разместили там, плотно прижав к стене, чтоб закрылась дверь. Потом вернулись, дали Колесникову мазь, велели смазать ссадины и отправили в душевую. Потом приказали одеться. И Колёсников покорно и как-то потерянно, как-то машинально повторял каждый раз:
– Помоюсь. Оденусь. Смажусь.
И выполнил все. Только забыл смазаться. Не чувствовал боли? Его ссадины и ушибы чуть не силой смазал Алька, и Колёсников даже не поблагодарил его. В серых глазах его прочно засела боль.
Толя стоял на вахте и смотрел в иллюминатор.
Он думал, что, наверно, роботы не проникли бы в зведолет, если б Колёсников не выключил энергосистему корабля. Недаром же, когда они улетали с Земли, начальник космодрома велел им не выключать её. Но почему? Была в этом какая-то загадка…
Где-то впереди сияли и переливались огоньки маленьких зеленоватых звёзд, по правую руку светились голубым мерцающим светом какие-то туманности.
Изредка чёрное небо сверху вниз прочерчивали огненные метеориты.
Сзади к Толе неслышно подошёл Жора.
– Между прочим, куда мы летим? – спросил он и тоже уставился в иллюминатор.
– Вперёд, – сказал Толя. – Мы летим вперёд.
– А может, назад? – Маленькие Жорины глазки наполнились хитростью и лукавством.
– Смотря от чего считать…
– А скоро мы куда-нибудь сядем? – Лукавство не покидало Жориных глазок.
– На какую-нибудь ещё планету, ну, на которой, скажем…
– Никаких больше приземлений!
– Чего нам не надо бояться, так это приземления… – остановил его Жора. Толя сразу понял его и рассердился:
– Перестань! – и повернул голову в другую сторону. – Пошёл бы ты лучше поспал в своём отсеке…
– С удовольствием! – Весёлое настроение у*censored* не покидало Жору. – Да боюсь, что в мою койку улёгся ещё один робот… Как ты думаешь, они когда-нибудь спят? Отдыхают? Лечатся?
– Они проходят техосмотры, профилактические и капитальные ремонты, – сказал Алька, входя в рубку с пустым из-под мази тюбиком в руках. – Весь ушёл на Колесникова… Как только терпел? Все терзается теперь, что не послушался голоса электронного устройства перед выходом…
Глава тридцатая. Заблудившиеся
В рубку быстро вошла Леночка и спросила:
– Куда мы летим?
– Толя говорит, что вперёд, – сказал Жора.
– Остроумно. – Алька осмотрел всех, кто был в рубке управления, но проговорил уже другим тоном: – Лена, скажи, как выглядел тот человек в прозрачном кубе?
– Он выглядел ужасно! – сказала Леночка. – И мы должны спасти его! Он нам сумел помочь только советом, а мы ему должны помочь делом… Если б вы видели, какой он худой и как они эксплуатируют и мучают его… Если б не он, мы бы с вами давно погибли, а потом роботы обязательно прилетели бы на нашу Землю, чтоб покорить её, поработить всех людей и сделать так, чтоб у нас не росло ни одного дерева, ни одного цветка! Толя с Алькой молча слушали.
– Мы должны немедленно возвратиться на Землю, все рассказать, обезвредить эту планету, выключить всех её роботов! – продолжала Леночка.
– Узнав, как они устроены, по этому, которого мы везём в складском отсеке! – подсказал Жора и засмеялся оттого, что он оказался таким догадливым.
– Как ты считаешь, Алик? – посмотрела ему в глаза Леночка.
Алька опустил глаза.
– А ты, Толя, что скажешь на это? Толя почесал свой рыжий от веснушек курносый нос и ничего не сказал.
– Он нас спас, а мы?.. – закричала Леночка. – Зачем только я согласилась полететь с вами!..
Жора так и вспыхнул от радости, раскрыл рот, чтоб что-то сказать, но тут же закрыл его, плотно сжав губы.
– Немедленно – к Земле! – продолжала Леночка.
– Как же это… немедленно… – сказал Толя. – Ведь мы же ещё…
– Вы думаете только о себе! – накинулась на них Леночка.
– Стоп! – сказал Жора. – К Земле! Мы уже достаточно повидали. Мы возвратимся на вполне исправном звездолёте – в полёте мы даже дополнительно испытали его; мы привезём с собой десятки пакетиков с неведомыми бабочками, альбомы с космическими этюдами и картинами, мы даже прихватили одного пленного робота с выключенной системой… И сами мы прибудем на Землю не совсем такими, какими улетали с неё…
– Глупо мы вели себя, – вставил Алька. – Ведь чуть не погибли…
– Со мной? Со мной нельзя погибнуть! – полное, круглое лицо Жоры заиграло, залучилось смёткой и весельем. – Говорят, только сделав много глупостей, становишься умным, и ещё…
– К Земле! – сказала Леночка. – Толя, курс – к Земле!
– Пожалуй, – ответил Толя, вздохнув. – Где нам было лучше, чем на ней?
Да и одним ароматом цветов мы не прожили бы…
– Никуда от своей планиды не денешься, – изрёк Жора, – землянам нужна Земля…
Толя решительно положил руку на штурвал. Но в какую сторону его поворачивать?
– А где она? – спросил Толя. – В какой стороне?
Толя посмотрел на звёздную карту, висевшую в рубке, на карту с сотнями звёзд, созвездий, звёздных скоплений и туманностей… Как выяснить, как узнать, в какой стороне находится их Земля?
– Альк! – позвал Толя и, когда Алька подошёл, тихо спросил: – Ты не знаешь, куда вести корабль?
Алька выпрямился и незаметно, чтоб не увидели Леночка с Жорой, отрицательно качнул головой.
– А звёздные карты ты не умеешь читать? – спросил Толя. – Ты знаешь, что я умею делать, – уже не таясь, сказал Алька.
– А ты знаешь, что умею я, – тоже негромко сказал Толя, чтоб Алька знал, что и он, Толя, не боится это признать: не очень-то много он умеет делать. – Куда ж нам держать путь?
– Ведите корабль туда, – усмехнулся Жора и показал пальцем в иллюминатор. – Вон, смотрите, какая-то планетка подворачивается… А ещё лучше – призовите на помощь своего Колесникова! Он все знает.
– Нет уж, на этот раз как-нибудь сами обойдёмся. Пусть отдыхает…
Леночка чуть не заплакала:
– Сами?
Толю так и обожгло изнутри.
– Ну конечно, Лён, полетаем, поищем и найдём Землю. Мы ведь помним её очертания, и нам не нужно никаких звёздных карт, пособий и справочников.
– Правда? – спросила Леночка. – Ну и хорошо, а я пойду посплю немножко. Едва на ногах держусь после всего…
Долго метались ребята от планеты к планете, и все были не те. Были разные, разные были планеты, но не было той, с которой они вылетели месяц тому назад.
Не было – и все.
– Куда мы летим?
– Толя говорит, что вперёд, – сказал Жора.
– Остроумно. – Алька осмотрел всех, кто был в рубке управления, но проговорил уже другим тоном: – Лена, скажи, как выглядел тот человек в прозрачном кубе?
– Он выглядел ужасно! – сказала Леночка. – И мы должны спасти его! Он нам сумел помочь только советом, а мы ему должны помочь делом… Если б вы видели, какой он худой и как они эксплуатируют и мучают его… Если б не он, мы бы с вами давно погибли, а потом роботы обязательно прилетели бы на нашу Землю, чтоб покорить её, поработить всех людей и сделать так, чтоб у нас не росло ни одного дерева, ни одного цветка! Толя с Алькой молча слушали.
– Мы должны немедленно возвратиться на Землю, все рассказать, обезвредить эту планету, выключить всех её роботов! – продолжала Леночка.
– Узнав, как они устроены, по этому, которого мы везём в складском отсеке! – подсказал Жора и засмеялся оттого, что он оказался таким догадливым.
– Как ты считаешь, Алик? – посмотрела ему в глаза Леночка.
Алька опустил глаза.
– А ты, Толя, что скажешь на это? Толя почесал свой рыжий от веснушек курносый нос и ничего не сказал.
– Он нас спас, а мы?.. – закричала Леночка. – Зачем только я согласилась полететь с вами!..
Жора так и вспыхнул от радости, раскрыл рот, чтоб что-то сказать, но тут же закрыл его, плотно сжав губы.
– Немедленно – к Земле! – продолжала Леночка.
– Как же это… немедленно… – сказал Толя. – Ведь мы же ещё…
– Вы думаете только о себе! – накинулась на них Леночка.
– Стоп! – сказал Жора. – К Земле! Мы уже достаточно повидали. Мы возвратимся на вполне исправном звездолёте – в полёте мы даже дополнительно испытали его; мы привезём с собой десятки пакетиков с неведомыми бабочками, альбомы с космическими этюдами и картинами, мы даже прихватили одного пленного робота с выключенной системой… И сами мы прибудем на Землю не совсем такими, какими улетали с неё…
– Глупо мы вели себя, – вставил Алька. – Ведь чуть не погибли…
– Со мной? Со мной нельзя погибнуть! – полное, круглое лицо Жоры заиграло, залучилось смёткой и весельем. – Говорят, только сделав много глупостей, становишься умным, и ещё…
– К Земле! – сказала Леночка. – Толя, курс – к Земле!
– Пожалуй, – ответил Толя, вздохнув. – Где нам было лучше, чем на ней?
Да и одним ароматом цветов мы не прожили бы…
– Никуда от своей планиды не денешься, – изрёк Жора, – землянам нужна Земля…
Толя решительно положил руку на штурвал. Но в какую сторону его поворачивать?
– А где она? – спросил Толя. – В какой стороне?
Толя посмотрел на звёздную карту, висевшую в рубке, на карту с сотнями звёзд, созвездий, звёздных скоплений и туманностей… Как выяснить, как узнать, в какой стороне находится их Земля?
– Альк! – позвал Толя и, когда Алька подошёл, тихо спросил: – Ты не знаешь, куда вести корабль?
Алька выпрямился и незаметно, чтоб не увидели Леночка с Жорой, отрицательно качнул головой.
– А звёздные карты ты не умеешь читать? – спросил Толя. – Ты знаешь, что я умею делать, – уже не таясь, сказал Алька.
– А ты знаешь, что умею я, – тоже негромко сказал Толя, чтоб Алька знал, что и он, Толя, не боится это признать: не очень-то много он умеет делать. – Куда ж нам держать путь?
– Ведите корабль туда, – усмехнулся Жора и показал пальцем в иллюминатор. – Вон, смотрите, какая-то планетка подворачивается… А ещё лучше – призовите на помощь своего Колесникова! Он все знает.
– Нет уж, на этот раз как-нибудь сами обойдёмся. Пусть отдыхает…
Леночка чуть не заплакала:
– Сами?
Толю так и обожгло изнутри.
– Ну конечно, Лён, полетаем, поищем и найдём Землю. Мы ведь помним её очертания, и нам не нужно никаких звёздных карт, пособий и справочников.
– Правда? – спросила Леночка. – Ну и хорошо, а я пойду посплю немножко. Едва на ногах держусь после всего…
Долго метались ребята от планеты к планете, и все были не те. Были разные, разные были планеты, но не было той, с которой они вылетели месяц тому назад.
Не было – и все.
Глава тридцать первая. Тёплая, обжитая, добрая
Колёсников к ним не выходил. Он, наверно, спал в своём командирском отсеке № 1, оправлялся от всех страхов и переживаний.
– Не обойтись нам без него, – вздохнув, сказал Толя. – Колёсников должен знать.
Алька пошёл к отсеку № 1. Постучал в дверь. Очень много времени проспал Колёсников, но и сейчас с трудом проснулся, разлепил глаза и открыл дверь.
– Ну как он? Знает? – спросил Толя, когда Алька вернулся.
– Он говорит, что можно наладить радиосвязь с Землёй, она определит наши координаты и подскажет, как надо лететь.
– Наладишь связь? – спросил Толя.
– Я? Но я улетел без предупреждения…
– Храбрецы! – В двери неожиданно появился Жора. – Может, хотите, чтоб это сделал я? Так я с огромным удовольствием…
– Прекрасно! – Толя стал радостно обнимать товарища. – Обжора, ты просто гений! Умница, молодчина! Как хорошо, что ты гнался в тот вечер за Леночкой! Что б мы делали без тебя?
– Полегче, – попросил Жора, морщась, – не жми так сильно, мне больно; с вами я стал таким тощим – одни кости торчат…
В рубке раздался громкий хохот.
– Скорей говорите, что я должен нажимать, чтоб вызвать Землю, и что у неё спрашивать… Я не очень разбираюсь в этих кнопках…
– Одну минутку!
Толя снялся с места и помчался к отсеку № 1, рванул дверь и увидел на койке Колесникова, его побледневшее лицо с грустными глазами. Он так не был похож на того Колесникова, которого знал Толя, что сердце его стиснулось от боли и участия.
Толя нагнулся над ним, приблизил своё лицо к его лицу, ощутил медленное, тёплое дыхание и спросил.Совсем не то спросил, за чем бежал второпях.
Толя тихо спросил:
– Слушай, Колёс… – Но тут же оборвал себя: – Женя, будь добр, скажи, где помещается кнопка, чтоб включить радиосвязь с Землёй? Мы не знаем.
– На пульте управления, третья синяя клавиша, справа от штурвала… – Женя отвернулся от него к стенке, маленький и бледный.
Толя вышел, бесшумно прикрыв дверь отсека, и через три минуты Жора уже во всю глотку орал в микрофон – Земля была очень далека от них, в бесчисленных сотнях миллионов километров и едва была слышна, а значит, и они были едва слышны ей.
– Внимание, внимание! – орал Жора. – Говорит «Звездолёт-100». Мы сбились с пути. Укажите нам координаты, чтоб мы могли вернуться на Землю…
Однако голос Земли был такой слабый, невнятный, что ничего нельзя было расслышать и понять.
Тогда Жора повторил просьбу, по опять его ухо ничего не могло уловить.
– Не дышать, вы мне мешаете!.. – закричал он на ребят, и они старались не дышать в то время, когда он пытался что-то расслышать. – Уходите из рубки! Ваши сердца так громко бьются, что мешают мне слушать! – опять потребовал Жора, и Толя с Алькой вышли, задвинули дверь и через прозрачный пластик тревожно и чутко следили за напряжённым лицом Жоры. Вдруг оно просветлело, ещё больше округлилось.
Толя с Алькой ворвались в рубку:
– Узнал? Расслышал?
– Порядок! – Жора быстро записал какие-то цифры на листке бумаги, лежавшем на пульте управления, и резко повернул штурвал; звездолёт помчался в противоположном направлении. – Я ж тебе говорил, что мы летели не туда! – со смехом сказал Жора.
– Не может быть, – ответил Толя, – это…
– Точно говорю. Слушайте, что вам говорит ваш ужасный, неисправимый Обжора: через двадцать дней мы будем на Земле, и поэтому разрешаю вам с сегодняшнего дня брать не по одному, а по три тюбика…
– Так много? – сказал Толя. – Объедимся.
– Кому много, может отдавать мне! – под общий хохот сказал Жора. – Ну, сменяйте меня, я ведь не командир и не хочу им быть, я хочу одного, сами знаете, чего – туда, вниз… – И Жора показал пальцем в том направлении, куда с сумасшедшей скоростью мчался звездолёт… И ещё вот что могу сказать вам по секрету: Земля, оказывается, все время следила за нами, пока мы не выключили энергосистему корабля…
– Так это, значит, она дала сирену, когда мы убегали от диких существ?!
– вскричал Толя. – И резко повернула штурвал, когда нас чуть не подстрелили?
– Все может быть, – Жора засмеялся.
Звездолёт мчался к Земле.
Время от времени их путь пролегал возле неведомых планет, и тогда ребята пристально осматривали их поверхность сквозь оптическое устройство. На некоторых можно было различить какие-то существа, разумные и неразумные, приметы их жизни, их деятельности, их высоких достижений, их низменного варварства… Перед глазами ребят ярко синели выпуклые океаны Планеты Вод, желтели крутые бока Планеты Сплошных Пустынь, ржавые горные цепи Планеты Диких Гор, спёкшиеся бурые глыбы и сугробы пепла погибших городов Планеты Потерянной Цивилизации, слепящие, тоскливо белые снега Планеты Вечной Зимы, кровавые зарева и чёрный, с огнём и камнями рвущийся из жерл дым Планеты Действующих Вулканов – безмерное величие неисчислимых миров Вселенной…
Толя смотрел на них и думал: удастся ли им снова отыскать Планету Синих Роз – вот бы обрадовался отец! Планету Совершенства – вот у кого можно поучиться! Дикую Планету – вот кого можно поучить! Планету Постоянных Войн – чтоб доказать, что ничего нет лучше мира!
Удастся ли отыскать Планету, Захваченную Роботами, чтоб вернуть её живым людям и освободить человека в прозрачном кубе?
Удастся! Земля отыщет…
Толе было очень хорошо. И потому, что они благополучно возвращаются назад, и потому, что они, такие разные, не похожие друг на друга, так сдружились в этом необыкновенном рейсе…
Шли часы, дни, недели… И однажды Алька глянул в окуляр оптического устройства в салоне и обмер. Вначале он даже не поверил своим глазам и не мог пошевельнуть пересохшими губами. А когда он смог это сделать и даже раскрыть рот, по кораблю прокатился его истошно-яростный, ликующий крик:
– Земля!
Леночка кое-как оделась и выбежала из душа; Женя, в глубоком молчании сидевший в библиотеке, выскочил с какой-то книгой в руке; Толя, углубившийся в чертежи двигателей реактивных кораблей, которые уже начал немножко понимать, вылетел из отсека; Жора, лежавший на койке и слушавший полупонятную, стремительно-загадочную музыку какой-то планеты, бросился в салон.
И пока Жора с Женей, по очереди прижимая глаз к окуляру оптического устройства, смотрели вниз и бессвязно выкрикивали что-то восторженное, Толя прыгал от нетерпения возле них, ожидая, когда и его подпустят к окуляру. Однако ребята не замечали Толю и его нетерпения. И тогда Толя перестал владеть собой. Он схватил за плечи Жору, который в пятый раз хотел припасть к окуляру, и вместе с Женей стал оттаскивать его. Толя пыхтел, работая обеими руками, и умолял:
– Ну, ребята!.. Ну нельзя так!..
И оттащил, пробился к окуляру.
Он увидел вдали небольшую, с яблоко, планету, плывшую в темноте космического пространства, с одной стороны освещённую Солнцем. Он видел её, удивительно похожую на уменьшенный школьный глобус со всеми его материками и океанами, видел и не верил себе. Земля тускло мерцала в серебристом свете, и на ней чётко был виден с малых лет знакомый контур Африки, пересечённый волокнами облаков Мадагаскар и тускло-белая шапка Южного полюса. Сверху Земля казалась совершенно необитаемой, нежилой, холодной, а уж кто-кто, а Толя-то знал, какая она тёплая, обжитая, добрая…
С каждой минутой усиливалось её притяжение.
– Дай и мне ещё посмотреть! – опять потребовал Жора и дёрнул Толю за руку. – Я забыл уже, какая она…
– И я! – потребовал Женя и, низенький, стал тянуться на цыпочки.
– А я что, не хочу? – обиделась Леночка. – Пустите меня! Земля, неужели это ты? Хорошая, родная, как мы стосковались по тебе…
Земля стремительно росла, надвигалась и вот уже закрыла весь горизонт, бескрайняя и сияющая.
– Не обойтись нам без него, – вздохнув, сказал Толя. – Колёсников должен знать.
Алька пошёл к отсеку № 1. Постучал в дверь. Очень много времени проспал Колёсников, но и сейчас с трудом проснулся, разлепил глаза и открыл дверь.
– Ну как он? Знает? – спросил Толя, когда Алька вернулся.
– Он говорит, что можно наладить радиосвязь с Землёй, она определит наши координаты и подскажет, как надо лететь.
– Наладишь связь? – спросил Толя.
– Я? Но я улетел без предупреждения…
– Храбрецы! – В двери неожиданно появился Жора. – Может, хотите, чтоб это сделал я? Так я с огромным удовольствием…
– Прекрасно! – Толя стал радостно обнимать товарища. – Обжора, ты просто гений! Умница, молодчина! Как хорошо, что ты гнался в тот вечер за Леночкой! Что б мы делали без тебя?
– Полегче, – попросил Жора, морщась, – не жми так сильно, мне больно; с вами я стал таким тощим – одни кости торчат…
В рубке раздался громкий хохот.
– Скорей говорите, что я должен нажимать, чтоб вызвать Землю, и что у неё спрашивать… Я не очень разбираюсь в этих кнопках…
– Одну минутку!
Толя снялся с места и помчался к отсеку № 1, рванул дверь и увидел на койке Колесникова, его побледневшее лицо с грустными глазами. Он так не был похож на того Колесникова, которого знал Толя, что сердце его стиснулось от боли и участия.
Толя нагнулся над ним, приблизил своё лицо к его лицу, ощутил медленное, тёплое дыхание и спросил.Совсем не то спросил, за чем бежал второпях.
Толя тихо спросил:
– Слушай, Колёс… – Но тут же оборвал себя: – Женя, будь добр, скажи, где помещается кнопка, чтоб включить радиосвязь с Землёй? Мы не знаем.
– На пульте управления, третья синяя клавиша, справа от штурвала… – Женя отвернулся от него к стенке, маленький и бледный.
Толя вышел, бесшумно прикрыв дверь отсека, и через три минуты Жора уже во всю глотку орал в микрофон – Земля была очень далека от них, в бесчисленных сотнях миллионов километров и едва была слышна, а значит, и они были едва слышны ей.
– Внимание, внимание! – орал Жора. – Говорит «Звездолёт-100». Мы сбились с пути. Укажите нам координаты, чтоб мы могли вернуться на Землю…
Однако голос Земли был такой слабый, невнятный, что ничего нельзя было расслышать и понять.
Тогда Жора повторил просьбу, по опять его ухо ничего не могло уловить.
– Не дышать, вы мне мешаете!.. – закричал он на ребят, и они старались не дышать в то время, когда он пытался что-то расслышать. – Уходите из рубки! Ваши сердца так громко бьются, что мешают мне слушать! – опять потребовал Жора, и Толя с Алькой вышли, задвинули дверь и через прозрачный пластик тревожно и чутко следили за напряжённым лицом Жоры. Вдруг оно просветлело, ещё больше округлилось.
Толя с Алькой ворвались в рубку:
– Узнал? Расслышал?
– Порядок! – Жора быстро записал какие-то цифры на листке бумаги, лежавшем на пульте управления, и резко повернул штурвал; звездолёт помчался в противоположном направлении. – Я ж тебе говорил, что мы летели не туда! – со смехом сказал Жора.
– Не может быть, – ответил Толя, – это…
– Точно говорю. Слушайте, что вам говорит ваш ужасный, неисправимый Обжора: через двадцать дней мы будем на Земле, и поэтому разрешаю вам с сегодняшнего дня брать не по одному, а по три тюбика…
– Так много? – сказал Толя. – Объедимся.
– Кому много, может отдавать мне! – под общий хохот сказал Жора. – Ну, сменяйте меня, я ведь не командир и не хочу им быть, я хочу одного, сами знаете, чего – туда, вниз… – И Жора показал пальцем в том направлении, куда с сумасшедшей скоростью мчался звездолёт… И ещё вот что могу сказать вам по секрету: Земля, оказывается, все время следила за нами, пока мы не выключили энергосистему корабля…
– Так это, значит, она дала сирену, когда мы убегали от диких существ?!
– вскричал Толя. – И резко повернула штурвал, когда нас чуть не подстрелили?
– Все может быть, – Жора засмеялся.
Звездолёт мчался к Земле.
Время от времени их путь пролегал возле неведомых планет, и тогда ребята пристально осматривали их поверхность сквозь оптическое устройство. На некоторых можно было различить какие-то существа, разумные и неразумные, приметы их жизни, их деятельности, их высоких достижений, их низменного варварства… Перед глазами ребят ярко синели выпуклые океаны Планеты Вод, желтели крутые бока Планеты Сплошных Пустынь, ржавые горные цепи Планеты Диких Гор, спёкшиеся бурые глыбы и сугробы пепла погибших городов Планеты Потерянной Цивилизации, слепящие, тоскливо белые снега Планеты Вечной Зимы, кровавые зарева и чёрный, с огнём и камнями рвущийся из жерл дым Планеты Действующих Вулканов – безмерное величие неисчислимых миров Вселенной…
Толя смотрел на них и думал: удастся ли им снова отыскать Планету Синих Роз – вот бы обрадовался отец! Планету Совершенства – вот у кого можно поучиться! Дикую Планету – вот кого можно поучить! Планету Постоянных Войн – чтоб доказать, что ничего нет лучше мира!
Удастся ли отыскать Планету, Захваченную Роботами, чтоб вернуть её живым людям и освободить человека в прозрачном кубе?
Удастся! Земля отыщет…
Толе было очень хорошо. И потому, что они благополучно возвращаются назад, и потому, что они, такие разные, не похожие друг на друга, так сдружились в этом необыкновенном рейсе…
Шли часы, дни, недели… И однажды Алька глянул в окуляр оптического устройства в салоне и обмер. Вначале он даже не поверил своим глазам и не мог пошевельнуть пересохшими губами. А когда он смог это сделать и даже раскрыть рот, по кораблю прокатился его истошно-яростный, ликующий крик:
– Земля!
Леночка кое-как оделась и выбежала из душа; Женя, в глубоком молчании сидевший в библиотеке, выскочил с какой-то книгой в руке; Толя, углубившийся в чертежи двигателей реактивных кораблей, которые уже начал немножко понимать, вылетел из отсека; Жора, лежавший на койке и слушавший полупонятную, стремительно-загадочную музыку какой-то планеты, бросился в салон.
И пока Жора с Женей, по очереди прижимая глаз к окуляру оптического устройства, смотрели вниз и бессвязно выкрикивали что-то восторженное, Толя прыгал от нетерпения возле них, ожидая, когда и его подпустят к окуляру. Однако ребята не замечали Толю и его нетерпения. И тогда Толя перестал владеть собой. Он схватил за плечи Жору, который в пятый раз хотел припасть к окуляру, и вместе с Женей стал оттаскивать его. Толя пыхтел, работая обеими руками, и умолял:
– Ну, ребята!.. Ну нельзя так!..
И оттащил, пробился к окуляру.
Он увидел вдали небольшую, с яблоко, планету, плывшую в темноте космического пространства, с одной стороны освещённую Солнцем. Он видел её, удивительно похожую на уменьшенный школьный глобус со всеми его материками и океанами, видел и не верил себе. Земля тускло мерцала в серебристом свете, и на ней чётко был виден с малых лет знакомый контур Африки, пересечённый волокнами облаков Мадагаскар и тускло-белая шапка Южного полюса. Сверху Земля казалась совершенно необитаемой, нежилой, холодной, а уж кто-кто, а Толя-то знал, какая она тёплая, обжитая, добрая…
С каждой минутой усиливалось её притяжение.
– Дай и мне ещё посмотреть! – опять потребовал Жора и дёрнул Толю за руку. – Я забыл уже, какая она…
– И я! – потребовал Женя и, низенький, стал тянуться на цыпочки.
– А я что, не хочу? – обиделась Леночка. – Пустите меня! Земля, неужели это ты? Хорошая, родная, как мы стосковались по тебе…
Земля стремительно росла, надвигалась и вот уже закрыла весь горизонт, бескрайняя и сияющая.
2dea61eed4bceec564a00115c4d213340">
Читайте также:
2023 Детская онлайн библиотека. Gostei.ru - все для детей! Детские книги, краткое содержание и красочные иллюстрации.